Знаменский, Пётр Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Васильевич Знаменский
Дата рождения:

27 марта 1836(1836-03-27)

Место рождения:

Нижний Новгород, Российская империя

Дата смерти:

2 мая 1917(1917-05-02) (81 год)

Место смерти:

Казань, Российская империя

Научная сфера:

история церкви

Альма-матер:

Казанская духовная академия

Пётр Васильевич Знаменский (1836—1917) — историк Русской церкви, член Совета и товарищ (заместитель) председателя Совета Казанского отдела «Русского Собрания»[1].





Биография

Был старшим сыном[2] в семье дьякона Нижегородской Георгиевской церкви, Василия Андреевича Знаменского (ум. в 1851). Братом его бабушки со стороны отца, Анны Михайловны, был известный протоиерей Иоанн Певницкий. Семья Знаменских имела в Нижнем Новгороде собственный дом, на Ковалихинской улице.

Учился (с третьего класса) в Нижегородском духовном училище (1846—1850) и в Нижегородской духовной семинарии (1850—1856)[3]. Благоприятное влияние на него оказал дядя и крестный Иван Андреевич, служивший в консистории.

В 1860 году Пётр Знаменский окончил со степенью магистра богословия (диссертация называлась «Обозрение постановлений по церковным делам в России в начале XVII столетия») Казанскую духовную академию. В течение года был преподавателем логики и философии в Самарской духовной семинарии, потом вернулся в Казанскую духовную академию, в которой в течение года занимал кафедру математики, а 12 мая 1862 года был перемещён на кафедру русской церковной истории — бакалавром истории. С 1863 по 1866 год он преподавал русскую историю и курс по всемирной истории в училище девиц духовного звания; с 1864 по 1873 год читал лекции по общей и отечественной истории в казанском Родионовском институте благородных девиц. С 19 апреля 1865 года был библиотекарем в Казанской духовной семинарии. В 1866 году ему было присвоено звание экстраординарного, в спустя два года — ординарного профессора Духовной академии[4] .

В 1873 году П. В. Знаменский защитил докторскую диссертацию: «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра». В период 1873—1884 годов он был помощником ректора Казанской академии по церковно-историческому отделению; 22 августа 1886 года П. В. Знаменский был утверждён в должности заслуженного ординарного профессора.

В 1873—1879 годах он редактировал оригинальный отдел журнала «Православный собеседник», в 1886—1896 годах был членом редакционного комитета, а в 1896—1897 годах — редактором всего журнала. Одновременно был членом Казанского комитета духовной цензуры. Также он в 1895—1896 годах редактировал неофициальную часть журнала «Известия по Казанской епархии».

В 1892 году был избран почётным членом Императорской Академии Наук по отделению русского языка и словесности.

Был похоронен на кладбище казанского преображенского монастыря; могила не сохранилась.

Труды

Главным трудом П. В. Знаменского является его сжатое, но полное [dlib.rsl.ru/viewer/01003544024#?page=2 «Руководство к русской церковной истории» (Казань, 1870)] ([dlib.rsl.ru/viewer/01003580111#?page=1 2-е изд., 1876]) — вышло семь изданий при жизни автора. До этого в Духовных школах сказывался недостаток учебных пособий по истории Русской Церкви, которые отвечали бы нуждам времени, потому что труды Филарета (Гумилевского) и Макария (Булгакова), несмотря на свои достоинства, были очень объёмны, а пособие Иннокентия (Смирнова) было не приспособлено для учебных целей. Поэтому появление труда Знаменского было очень своевременным и вскоре оценено научной общественностью. В 1870-х годах это учебное пособие было удостоено премии митрополита Макария. Как богослов, Знаменский через всю свою книгу неуклонно проводит определение церкви по православному учению: «Церковь есть собрание верующих, соединённых между собою верою в Бога, священноначалием и таинствами», как историк, он, вместе с тем, очень хорошо понимает, что собрание верующих, как всякое человеческое сообщество, собиралось постепенно, вырастало и созидалось под неизбежным взаимодействием исторических обстоятельств, благоприятных и неблагоприятных. Церковную жизнь и народные верования Знаменский не ставит в изолированное положение, отрешённое от всех остальных проявлений народной и общественной жизни. В 1896 году Знаменский переделал «Руководство к русской церковной истории» в «Учебное руководство по истории русской церкви» (СПб.: Синод. тип., 1896).

Не менее ценны и монографические исследования Знаменского, которые легли в основу его «Руководствам»; каждое из них представляет содержательный этюд по истории русского общества и русской образованности. Таковы его сочинения:

  • «История Российская Татищева в отношении к русской церковной истории» («Труды Киевской духовной академии», 1862);
  • «Исторические труды князя Щербатова и Болтина в отношении к русской церковной истории» («Труды Киевской духовной академии», 1862);
  • «Законодательство Петра Великого относительно духовенства» («Православный Собеседник», 1863);
  • «Церковные вотчины при Петре Великом» («Православный Собеседник», 1864);
  • «Законодательство Петра Великого относительно чистоты веры и церковного благочиния» («Православный Собеседник», 1864);
  • «Заметки касательно устройства древней новгородской иерархии» («Православный Собеседник», 1863; «Время», 1863. — Кн. 4);
  • «Приходское духовенство на Руси XVI и XVII в.» (Казань, 1865);
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003544557#?page=1 Приходское духовенство со времени реформы Петра]. — Казань: Унив. тип., 1873. — 851 с.;
  • «Чтения из истории русской церкви за время царствования Екатерины II» («Православный Собеседник», 1875);
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003546145#?page=2 Основные начала духовно-училищной реформы в царствование Александра I]. — Казань: тип. Ун-та, 1878. - 42 с.;
  • «Сильвестр, митрополит казанский» («Православный Собеседник», 1878, № 4—6);
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003544916#?page=2 Духовные школы в России до реформы 1808 г.] — Казань: тип. Имп. ун-та, 1881. — 807 с.; (современное переиздание: СПб.: Летний Сад: Коло, 2001);
  • «Сергей Шелонин, малоизвестный писатель XVII в.» («Прав. Собес.» 1882 г. № 2 и 4);
  • «Произведения соловецкой письменности, относящиеся к личности св. Филиппа московского» («Прав. Собес.» 1883 г. № 4);
  • «Народные верования, относящиеся к пчеловодству» («Странник», 1883 г. № 7); «Шестоднев Афанасия Холмогорского» (там же, № 12);
  • «Чтения из истории русской церкви за время царствования императора Александра I» (Каз., 1885)
Знаменский также опубликовал «Историю Казанской духовной академии» (Казань: тип. Имп. ун-та, 1891—1892. — 3 т.; [dlib.rsl.ru/viewer/01003927192#?page=1 Вып. 1], [dlib.rsl.ru/viewer/01003927191#?page=1 Вып. 2], [dlib.rsl.ru/viewer/01003927190#?page=1 Вып. 3]). Н. С. Лесков написал Знаменскому в одном из писем:

Вы сетуете на то, что вы не художник, а кто же после этого художник? Что же составляет не только силу, но и прелесть вашей истории? Вы большой и прекрасный художник. Лица Вами воспроизводимые живы, образны и всегда описаны с проникновением, а присущее Вам чувство меры и редкая прямота по честности суждения делают Вас совершенно единственным в своем роде

Куницын Б. М. Молодые годы П. В. Знаменского… // Нижегородская старина. — 2014. — № 39-40. — С. 45.

С 1875 года Знаменский состоял председателем комиссии, составляющей «Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской духовной академии» (Т. I—II, Казань, 1881—1885; Т. III при «Православном Собеседнике»), которое вышло под его редакцией. Им изданы также «Записки архиепископа Василия Лужинского» (Казань, 1885).

Его более поздние труды:

  • На память о Николае Ивановиче Ильминском: К двадцатипятилетию Братства святителя Гурия. — Казань: Братство святителя Гурия, 1892;
  • Печальное двадцатипятилетие // «Православный Собеседник». — 1896;
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003647386#?page=1 Участие Н. И. Ильминского в деле народного образования в Туркестанском крае]. — Казань: типо-лит. Имп. ун-та, 1900. - 84 с.;
  • Несколько материалов для истории алтайской миссии и участие в её делах Н. И. Ильминского. — Казань: типо-лит. Имп. Ун-та, 1901;
  • Богословская полемика 1860-х годов об отношении православия к современной жизни. — Казань: типо-лит. Имп. ун-та, 1902;
  • Святые: Петр, Алексий, Иона и Филипп, московские чудотворцы. — Казань: типо-лит. Имп. ун-та, 1904;
  • Казанские татары. — Казань: типо-лит. Имп. ун-та, 1910

Напишите отзыв о статье "Знаменский, Пётр Васильевич"

Примечания

  1. [hronos.km.ru/biograf/bio_z/znamenski_pv.html Биография на сайте «Хронос».]
  2. «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» указывает год рождения — 1836-й, Б. М. Куницын — 1837-й.
  3. На последних курсах семинарии Пётр Знаменский заинтересовался философией, которую преподавал в то время И. М. Сладкопевцев, затем — П. И. Раев.
  4. Информация некоторых источников о его преподавании в Казанском университете документально не подтверждается.

Литература

Ссылки

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50527.ln-ru Профиль Петра Васильевича Знаменского] на официальном сайте РАН
  • [annales.info/sbo/bibliogr/znamenskiy.htm Список научных трудов П.В. Знаменского].

Отрывок, характеризующий Знаменский, Пётр Васильевич

– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.