Знамя ворона

Знамя ворона (др.-исл. hrafnsmerki) — треугольный стяг с изображением чёрного ворона, под которым плавали военные корабли викингов. Его поднимали во время набегов, чтобы вселить ужас в противника. Аналогичную функцию позднее выполнял пиратский флаг с черепом и костями.

Вороны Хугин и Мунин в древнегерманской мифологии считались посвящёнными Одину. Ворон рассматривался как один из «зверей войны», как носитель смерти (птица, клюющая трупы). Значение флага, таким образом, было во многом тотемным.

Под знаменем с изображением ворона сражался в битве при Стамфорд-Бридже норвежский король Харальд Суровый. Под таким же стягом шли в бой воины Кнуда Великого. Если знамя не висело безжизненно, а весело трепетало, это, как считалось, предвещало верную победу.

Литература для чтения

• Barraclough, Captain E.M.C. «The Raven Flag». Flag Bulletin. Vol. X, No. 2-3. Winchester, MA: The Flag Research Center (FRC), 1969.
• Hrafnhildur Bodvarsdottir. The Function of the Beasts of Battle in Old English Poetry. PhD Dissertation, 1976, University of New York at Stony Brook. Ann Arbor: University Microfilms International. 1989.

Отрывок, характеризующий Знамя ворона

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.