Зогу, Ксения

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зогу Ксения
Дата рождения:

15 ноября 1903(1903-11-15)

Место рождения:

Бургайет, Мати,
Оттоманская империя

Гражданство:

Албания Албания

Подданство:

Османская империя Османская империя

Дата смерти:

15 апреля 1969(1969-04-15) (65 лет)

Место смерти:

Канны, Франция

Отец:

Джемал-паша Зогу

Мать:

Садиже Топтани

Принцесса Ксения Зогу (алб. Senije Zogu; 19031969) — албанская принцесса[1], сестра первого короля Албании Ахмета Зогу; албанская общественная деятельница.





Биография

Родилась 15 ноября 1903 года в замке Бургайет Оттоманской империи, ныне округ Мати Албании, в семье Джемал-паши Зогу и его жены Садижи Топтани[en].

Историки описывают принцессу Ксению как любимую из шести сестёр Зогу I, и после смерти королевы-матери Ксения выполняла представительские функции первой леди до брака брата на королеве Геральдине 27 апреля 1938 года.

Свадьба Ксении в 1936 году на турецком принце была государственным делом, и с этого времени её брат-король регулярно устраивал официальные королевские балы, на которых стали появляться их четыре младших сестры. Ксения и Ахмет приняли участие в судьбе сестёр, обучая их игре на фортепиано, танцам, изучению языков и верховой езде. Они посетили Европу, где отличились своими дорогими покупками.

В октябре 1928 года принцесса Ксения была назначен председателем албанского Красного Креста. В этом же году в Албании были отменены все женские организации и оставлена одна, которая занималась их вопросами — Gruaja Shiqiptare. Будучи руководителем Красного Креста, принцесса Ксения была назначена королём председателем общества Gruaja Shiqiptare. Задача этой женской организации заключалась в поддержке официальной политики в области прав женщин, а не вырабатывать самостоятельные решения. Филиалы Gruaja Shiqiptare существовали в порядка двадцати албанских городах.

Ксения способствовала знакомству короля Ахмета Зогу с его будущей женой — венгерской графиней Геральдиной Аппоньи, пригласив её на Новогодний карнавал в Королевском дворце в Тиране, где король сделал ей предложение. Принцесса Ксения покинула Албанию с остальными членами королевской семьи в 1939 году, после начала Второй мировой войны. После войны она жила некоторое время в Египте; в 1955 году вместе с некоторыми членами семьи Зогу переехала во Францию, где жила с сестрами до своей смерти.

Умерла 15 апреля 1969 года в Каннах, Франция.

Личная жизнь

12 января 1936 года в Тиране вышла замуж за принца Мехмеда Абида-эфенди (1905—1973), сына султана Османской империи Абдул-Хамида II; развелись в 1949 году, детей у них не было[2].

Напишите отзыв о статье "Зогу, Ксения"

Примечания

  1. [www.albanianroyalcourt.al/pages/Albanian%20Princesses Albanian Princesses]  (англ.)
  2. [www.polyvore.com/senije_zogu/set?id=103047671 Senije Zogu]  (англ.)

Ссылки

  • [www.royalark.net/Albania/zogu.htm Родословная рода Зогу]  (англ.)
  • [telegraf.al/dosier/kush-e-shkaterroi-kopshtin-100-vjecar-te-princeshes-senije-zogu-ne-korce Kush e shkatërroi kopshtin 100-vjeçar të princeshës "Senije Zogu" në Korçë?!]  (алб.)

Отрывок, характеризующий Зогу, Ксения

Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.