Зогу, Ахмет

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зогу А.»)
Перейти к: навигация, поиск
Ахмет Зогу
алб. Ahmet Zogu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Албании
1 сентября 1928 — 7 апреля 1939
(под именем Зогу I Скандербег III)
Предшественник: титул учреждён
Преемник: Виктор Эммануил III
Президент Албании
31 января 1925 — 1 сентября 1928
Предшественник: должность восстановлена
Преемник: должность упразднена
Премьер-министр Албании
6 января 1925 — 30 января 1925
Монарх: Вильгельм Вид
Предшественник: Илиаз Вриони
Преемник: должность упразднена
Премьер-министр Албании
4 декабря 1922 — 5 марта 1924
Монарх: Вильгельм Вид
Предшественник: Джафер Юпи
Преемник: Шевкет Верладжи
 
Вероисповедание: Ислам, суннитского толка
Рождение: 8 октября 1895(1895-10-08)
Бургайет, Османская империя
Смерть: 9 апреля 1961(1961-04-09) (65 лет)
Париж, Франция
Род: Зогу
Отец: Джемал-паша Зогу
Супруга: Геральдине Аппоньи
Дети: сын: Лека
 
Автограф:
Монограмма:
 
Награды:

Ахме́т Зо́гу (8 октября 1895 — 9 апреля 1961) — албанский государственный деятель, второй президент Албании с 1925 по 1928 год и первый король Албании с 1928 по 1939 год из династии Зогу. С 1922 по 1924 год и в 1925 году премьер-министр Албании.



Биография

Ахмед-бей Мухтар Зоголли родился 8 октября 1895 года в крепости Бургайет (англ.), близ Буррели. Ахмед Зогу был внуком сельского байрактара (алб.) Джеляла-паши Зоголлы[1] и племянником Эссад-паши Топтани[2] и третьим сыном Кемаль-паши Зоголлы, наместника области Мати. Зоголлы было влиятельным феодальным семейством. Мать Ахмеда — Садия Топтани — была потомком сестры великого Скандербега.

Образование Ахмед Зоголлы получил в стамбульском колледже Галатасарай. А в дальнейшем поменял фамилию Зоголлы (Zogolli) на Зогу (что по-албански означает: «птица»).

В годы Первой мировой войны Ахмед Зогу пытался лавировать между Австро-Венгрией и Италией.

Во время Июньской революции 1924 года бежал из Албании в Королевство сербов, хорватов и словенцев. При его поддержке и с помощью отряда русских эмигрантов (под командованием полковника К. К. Улагая), Зогу совершил в Албании в декабре 1924 года государственный переворот — и с этого времени стал единоличным правителем страны[3]: с января 1925 года в качестве президента республики. 25 августа 1928 года Ахмед Зогу провозгласил себя монархом Албании, а 1 сентября 1928 года вновь избранное Учредительное собрание утвердило Зогу королём албанцев под двойным громким именем Зогу I[4] Скандербег III.

Придерживаясь авторитарных позиций, Зогу, как и свергнутый им Фан Ноли, хотел осуществить модернизацию Албании. Он добился успехов в борьбе с бандитизмом и в искоренении традиций кровной мести, способствовал объединению разобщённых фисов (кланов, племён) путём строительства дорог, больниц и школ, направлял студентов в европейские университеты, создал систему административного деления, ввел ответственность чиновников перед министерством внутренних дел и использовал европейские образцы при разработке кодексов уголовного, гражданского и торгового права.

Реформы требовали финансовой поддержки и технической помощи, которые Зогу получал из Италии. В 1925 году итальянским компаниям были предоставлены права на разработку месторождений полезных ископаемых, а находившийся под итальянским контролем Национальный банк стал выпускать албанские деньги и исполнять функции казначейства. В Риме было учреждено Общество по экономическому развитию Албании, которое финансировало строительство дорог, мостов и других общественных объектов.

В 1926 году, после ослабления положения Зогу в результате мощного восстания на севере, Италия стала оказывать активное влияние на внешнюю политику Албании. 27 ноября 1926 года в Тиране Италия и Албания подписали Договор о дружбе и безопасности (т. н. 1-й Тиранский пакт) сроком на пять лет. В соответствии с договором, обе страны обязались сохранять политическое, юридическое и территориальное статус-кво Албании и не подписывать политические и военные соглашения, наносящие ущерб интересам другой стороны. Спустя год, 22 ноября 1927 года, был подписан Договор об оборонительном союзе (т. н. 2-й Тиранский пакт) сроком на 20 лет, после чего из Италии поступило вооружение и прибыли инструкторы для модернизации албанской армии, насчитывавшей в то время 8 тыс. человек. Вопреки политическому и экономическому давлению со стороны итальянцев, в 1931 году Зогу отказался возобновить 1-й Тиранский пакт. Спустя год Зогу отклонил предложение об установлении таможенного союза с Италией и выслал многих итальянских военных советников, а в 1933 году закрыл итальянские школы. Манёвры итальянских военных судов близ Дурреса в июне 1934 года не помогли получить новые концессии в Албании.

19 марта 1936 года было подписано ещё одно соглашение между Италией и Албанией, предусматривавшее установление более тесных финансовых и торговых отношений. Взамен на списание задолженностей по ранее выданному займу и предоставление нового займа (в 9 млн албанских франков) и кредита (в 3,5 млн албанских франков), Албания обязалась вернуть итальянских военных советников и гражданских инструкторов в государственный аппарат и армию. Италии предоставлялись новые нефтяные и горнорудные концессии, право на разведку полезных ископаемых и сооружение ряда военных укреплений. Снимались все ограничения на ввозимые в страну итальянские товары.

Курс на стабильное развитие, провозглашенный Зогу в 1925 году, был прерван в апреле 1939 года, после оккупации Албании Италией. Этому предшествовал фактически ультиматум с требованием установления итальянского протектората над Албанией. После оккупации страны Зогу бежал в Грецию, затем переехал в Лондон[5], а премьер-министром оккупационного правительства был назначен его давний враг Шефкет Верладжи.

На жизнь Ахмета Зогу было совершено более 50 покушений[6].

Последние годы жил в Париже на средства жены Жеральдины, писавшей детективные романы и мемуары.

Напишите отзыв о статье "Зогу, Ахмет"

Примечания

  1. Кристо Фрашери. История Албании (краткий обзор). — Тирана, 1964. — С. 201.
  2. Robert Elsie. Historical dictionary of Albania. — 2-е изд.. — The Scarecrow Press, Inc., 2003. — С. 498. — ISBN 978-0-8108-6188-6, 978-0-8108-7380-3.
  3. При этом он порвал всякие отношения с бывшим своим покровителем Верладжи.
  4. А не «Ахмед I».
  5. Королевскую чету сопровождал в Лондон Ян Флеминг.
  6. [muzey-factov.ru/tag/rulers Интересные факты о правителях]

Отрывок, характеризующий Зогу, Ахмет

– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.