Золотаревский, Исаак Яковлевич

Исаак Яковлевич Золотаревский
Дата рождения:	4 апреля 1906(1906-04-04)
Место рождения:	Черкассы
Дата смерти:	27 ноября 1973(1973-11-27) (67 лет)
Место смерти:	Киев

Исаак Яковлевич Золотаре́вский (укр. Ісак Золотаревський; 4 апреля 1906, Черкассы — 27 ноября 1973, Киев) — советский писатель-сатирик, поэт, переводчик. Писал на русском и украинском языках.

Автор эстрадных скетчей дуэта Тарапунька и Штепсель, Константина Яницкого (1919—2001) и других мастеров разговорного жанра.

Биография

Исаак Яковлевич Золотаревский родился в Черкассах (был младшим из двух братьев) в семье фотографов и владельцев фотоателье «Львув-Золотаревский» — Якова Моисеевича Золотаревского (ум. 1934) и Любови Борисовны Львув (ум. 1947, после смерти мужа Любовь Борисовна работала дамской портной). С 1929 года, после окончания электротехнического факультета Киевского политехнического института, работал инженером на Челябинской гидроэлектростанции; с 1931 по 1937 год работал в Укрособэлектромонтаже в Киеве. Входил в творческую компанию «Чипыстан» (чижий-пыжий стан, — писатель Р. С. Скоморовский, композитор Е. Э. Жарковский, историк Ю. А. Бер, писатель Д. Э. Урин, А. Я. Каплер и другие). С 1937 года работал заместителем Главного энергетика на Новочеркасском паровозостроительном заводе, но был вскоре арестован по обвинению во вредительстве; после освобождения в 1939 году вернулся на завод, вскоре был назначен начальником производственно-технического отдела Укркоммунэнерго в Киеве.

В 1941 году совместно со своим шурином, композитором Евгением Жарковским написал оперетту «Её герой», которая была принята к постановке Московским театром оперетты (и отложена из-за начала войны). После начала военных действий, вместе с предприятиями Укркоммунэнерго эвакуирован в Харьков, оттуда в Чимкент, а в 1943 году с Особвосмонтажем в село Калиничи под Астраханью. После освобождения Киева участвовал в восстановлении Киевской электростанции и был назначен директором электроремонтного завода треста «Особвосмонтаж». Во время кампании по борьбе с космополитизмом был вынужден покинуть завод и начал заниматься литературным трудом — писал стихотворные фельетоны и юморески для журналов «Крокодил» и «Перець», интермедии и скетчи для эстрадных мастеров разговорного жанра, конферансье и ведущих. Печатал сатирические стихи в журнале «Днипро» (под именем Иван Золотаревский).

С конферансье Николаем Синёвым написал пьесу «Транзитные пассажиры», по которой композитор Оскар Сандлер написал одноимённую оперетту (1956). Пьеса и оперетта были поставлены различными театрами Украины и СССР. По подстрочнику М. Г. Абезгауз выполнил стихотворные переводы на русский язык пьес Лопе де Веги «Валенсианские безумцы» и «По мостику Хуана» (1964).

С 1962 года — член Союза писателей СССР и Литфонда Украинской ССР.

Семья

• Жена (с 1929 года) — Маргарита Эммануиловна Золотаревская (1909—1989), сестра композитора Евгения Эммануиловича Жарковского.
• Сын — Валерий Исаакович Золотаревский (род. 1939), инженер-изобретатель, автор мемуаров о своей семье.
• Дочь — Ирина Исааковна Берковская (род. 1932).

• Внук — Владимир Маратович Берковский, инженер, живущий с 1994 года в Германии (Ганновер).

• Внук — Алексей Маратович Берковский, инженер; женат на исполнительнице старинной музыки и музыкальном педагоге (барочная скрипка, виола да гамба) Юлии Лазаревне Лурье (род. 1962).

• Брат — Александр Яковлевич Строев (Золотаревский, 1904—1976), журналист и редактор в Киеве, Одессе и Москве, в том числе «Пионерской правды», главный редактор журнала «Вожатый» и отдела фантастики и приключенческой литературы издательства «Молодая гвардия».

Сборники сатирических стихов

На русском языке

• Наболевший вопрос. Библиотека «Крокодила». М.: Правда, 1955.
• Разрешите побеспокоить (с А. М. Костовецким и Е. П. Чеповецким). Художник Бе-Ша. Киев: Радянский письменник, 1956.
• Белые вороны (сатирические и юмористические стихи). М.: Советский писатель, 1960.
• В порядке зарядки. Библиотека «Крокодила». М.: Правда, 1966.
• По движущимся целям. Киев: Радянский письменник, 1970.
• Нечистая сила (сатира и юмор). М.: Правда, 1974.

На украинском языке

• Головна перешкода. Киев: Радянский письменник, 1967.
• Голий король. Киев: Радянська Украина, 1974.

Ссылки

• [calendar.interesniy.kiev.ua/Event.aspx?id=5035 Исаак Яковлевич Золотаревский на Киевском календаре]

Отрывок, характеризующий Золотаревский, Исаак Яковлевич

– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.