Золотая булла (1222)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Золотая булла 1222 года (лат. Bulla Aurea; венг. Aranybulla) — грамота венгерского короля Андраша (Андрея) II Арбата. Булла стала одним из первых в европейской истории документов, ограничивающих права монарха. Она закрепляла привилегии дворянства и духовенства: освобождение от налогов, право судопроизводства в комитатах, ограничение военной службы пределами Венгрии и т. д. Золотая булла предоставляла высшему и среднему дворянству право восстания против короля в случае нарушения им Буллы.

Название «Золотая булла» окончательно установилось с середины XIV в., хотя употреблялось и в XIII в., ещё при жизни Андраша II, получив своё название от золотой печати, приложенной к первоначальному тексту хартии. Вначале же хартию называли чаще просто «декретом» или «декретом короля Андраша», подобно тому как под именем декретов известны были и другие, более ранние законы венгерских королей (Стефана, Ладислава, Кальмана). Булла была подписана в семи экземплярах, каждый из которых был передан своему адресату: Папе, Ордену Тамплиеров, Ордену Госпитальеров, королю Венгрии, архиепископам Эстергома и Калочи, а также палатину Венгрии.

Золотая булла часто сравнивается с Великой хартией вольностей, подписанной английским королём Иоанном Безземельным в 1215 году. Ряд исследователей считает, что авторы Золотой буллы вдохновлялись примером Великой хартии вольностей: основанием для такого предположения послужил тот факт, что многие представители венгерского нобилитета встречались с находящимися в изгнании лидерами английской баронской оппозиции (в частности, с Робертом Фиц-Уотером) во время Пятого крестового похода.





История

После своей коронации 29 мая 1205 года король Андраш II провозгласил политику «novæ institutiones» («новые назначения») и торжественно заявил:

Ничто не может установить границ щедрости Его Королевского Величества, и лучшей мерой для даров монарха является неизмеримость!
Результатом новой политики стали обнищание королевской казны и резкое сокращение коронных земель. Резко возросло и влияние крупной знати (магнатов), в то время как положение рыцарства значительно ухудшилось. Финансовое состояние короны ещё более осложнилось в результате участия короля в Пятом крестовом походе, войн в Галиции и попыток Андраша II стать императором Латинской империи. В поисках новых источников доходов ближайшее окружение короля, во главе с министром Дионисом, пошло на ряд непопулярных мер: введение чрезвычайного военного налога, который стал собираться регулярно, введение новых пограничной и внутренней рыночных пошлин на продаваемые товары. Широко применялись и другие способы повышения доходов — например, порча монеты: по сравнению со временем Белы III, качество монеты к 1222 году ухудшилось на 50 %. Дионис также активно привлекал иностранных откупщиков для чеканки монеты и сбора налогов, кроме того им были переданы соляные копи, что привело к значительному росту цен на соль.

Всеобщее недовольство ещё более обострилось весной 1222 года после неудачной военной кампании в Галиции. Движение против короля возглавил его сын — принц Бела, вокруг которого сформировалась «партия реформы». Они выдвинули лозунг восстановления «старой свободы» и «законов святого короля Стефана»; кроме того, Бела требовал редукции — возвращения в казну захваченных королевскими фаворитами коронных земель. Значительная часть королевских рыцарей перешла на сторону принца, крупнейшие магнаты также стали искать соглашения с Белой.

Король Андраш искал поддержки у Папы, но Гонорий III в это время был занят борьбой с императором Фридрихом II Гогенштауфеном. Лидеры венгерского духовенства также отказались открыто занимать сторону короля. В результате, Андраш II решил пойти на уступки, и в мае 1222 года созвал большой съезд «всей крупной и мелкой знати» (nobiles majores et minores). Однако, на сейм собрались не только магнаты, но и большое количество вооруженных воинов, прибывших изо всех комитатов и образовавших, таким образом, грандиозную военную сходку. Настроение собравшихся было крайне возбужденным. Андрашу II пришлось подписать требуемую от него буллу.

Содержание Золотой буллы

Золотая булла состояла первоначально из введения и 31 статьи (последняя статья — вместе с заключением) и была написана на литературном латинском языке. Редакция хартии принадлежит одному из придворных клириков — королевскому секретарю Клету. Подлинный текст 1222 г. до нас не дошёл. Наиболее древняя копия текста 1222 г., сохранившаяся до нашего времени, относится уже к 1318 году.

Подобно Великой хартии вольностей, Золотая булла внешне выглядела как обычный королевский манифест, написанный от имени короля и «по его собственной воле». Однако во введении к основным статьям буллы имеется указание на «жалобы» «знатных людей» и даже на «большие огорчения», возникшие между королём и его вассалами. Особенно ярко о политической обстановке весны 1222 г. говорит последняя, 31-я статья буллы:

Если Мы или кто-либо из Наших преемников будет поступать вопреки тому, что представлено Нами здесь, то епископы, а также другие йобагионы и знатные королевства, вместе или в отдельности. . . могут восставать и противодействовать Нам и Нашим преемникам всеми средствами, причем это не будет считаться неверностью с их стороны.

Подавляющее количество статей Золотой буллы относится к защите прав мелкого рыцарства. По крайней мере 23 статьи из 31, составляющих содержание Золотой буллы, говорят о положении этой социальной группы. Активное участие венгерского рыцарства в восстании 1222 года составляло существенную черту этого движения - в отличие от баронского восстания 1215 года в Англии, в котором рыцари, хотя и участвовали, но их роль была явно подчиненной.

Первой уступкой короля рыцарям было восстановление старого обычая ежегодного созыва королём военного собрания, когда-то периодически функционировавшего ещё в XI и первой половине XII в., но к началу XIII в. уже вышедшего из практики. Последующие девять статей (с 2-й по 10-ю) закрепляют имущественное и лично-правовое положение рыцарства, отвечая конкретно на те просьбы, которые были предъявлены жаловавшимися на насилия и обиды, причиненные им знатью. Король обещает, что ни он, ни его преемники не будут лишать свободы служилых людей (servientes) и не будут отнимать их имущества «в угоду какому-либо могущественному человеку», иначе как по суду и в законном порядке. Об этом же говорит и статья 28, запрещающая вельможным людям вмешиваться в судебные процессы и оказывать давление па решение королевского суда. Король обещает не взимать с servientes никаких налогов. Король (или фактически его чиновники) не могут вступать в жилище или поместья servientes, иначе как по приглашению владельца (ст. 3). Servientes обладают правом свободного распоряжения имуществом. Если serviens умрет, не оставив сына, то одна четвёртая часть его (земельного) имущества переходит к его дочери; остальное он может завещать при жизни, кому пожелает. Если он не успеет этого сделать, ближайшие родственники получают имущество умершего. Если родственников не окажется, наследником умершего будет король (ст. 4).

Статьи 2 и 28 прямо обещают служилым людям защиту от магнатов (potentes), в частности от злоупотребления последних в судебных процессах. Рыцарство по Золотой булле становилось в прямое подчинение королю. Статья 7 регулировала военную службу: король не мог принудить рыцарей участвовать в заграничных походах, иначе, как за особое вознаграждение. Участвовать в походах «вне королевства» обязаны были лишь те, кто имели комитаты или получали от короля специальные походные деньги.

Статья 11 запрещала допускать иностранцев на королевскую службу в верховных государственных органах. Статья 26 запрещала иностранцам иметь земельную собственность в Венгрии.

По сравнению с английской Великой хартией вольностей 1215 года, в Золотой булле обращает на себя внимание отсутствие специальных статей о правах венгерских горожан. Это обстоятельство наглядно свидетельствует о слабости и отсталости тогдашнего города в Венгрии. Горожане в Золотой булле выступают лишь в виде иностранцев («иудеев и измаэлитов[1]»), их права ограничиваются. Правда, некоторые статьи Золотой буллы могли быть использованы и горожанами для развития их ремесла и торговли. Сюда относятся, например, статьи об упорядочении королевской монеты, уничтожении в стране соляной монополии, сокращении и отмене ряда косвенных налогов и т. д. Но прямо о венгерских горожанах Золотая булла нигде не упоминает.

Последствия

Вскоре после подписания Андраш II попытался уклониться от выполнения навязанных ему обязательств и даже снова назначил Диониса министром. Папа Гонорий III поддерживал короля и пригрозил отлучением тем, кто захотел бы силой принудить короля к осуществлению статей Золотой буллы. К концу 1220-х годов Венгрия оказалась накануне новой междоусобной войны. Новый папа Иннокентий IV предложил Андрашу II подтвердить Золотую буллу, дополнив её некоторыми новыми статьями. В 1231 г. была издана новая Золотая булла, состоявшая теперь уже из 35 статей и санкционированная церковью. По сравнению с текстом Золотой буллы 1222 г. текст Золотой буллы 1231 г. ещё сильнее обнаруживает компромисс между знатью и рыцарством, а высшему духовенству предоставляется ещё более значительное, чем это было в 1222 г., участие в политической жизни.

Формально Золотая булла сохраняла свою юридическую силу до конца Первой мировой войны. Однако, в 1687 г. Леопольд Габсбург - подкупами и угрозами - заставил Сейм отменить 31-ю статью о праве противодействия.

Напишите отзыв о статье "Золотая булла (1222)"

Литература

  • Золотая булла 1222 // Советская историческая энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — Т. 5. — Стб. 699—700.
  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/kol_istsr/20.php Глава 20 Венгрия в X — первой четверти XVI в.] // История средних веков / Под ред. Н. Ф. Колесницкого. — М.: Просвещение, 1986. — С. 310.
  • Семёнов В. Ф. [culturossica.ru/jurnals/srednieveka/006/06-Semenov.pdf Венгерская Золотая булла 1222 года] // Средние века. — 1955. — Вып. 6. — С. 76-96.
  • Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. - М.: Гос. изд. юр. лит.. 1961 г.
  • Юридическая энциклопедия / Отв. ред. Б. Н. Топорнин. — М.: Юристъ, 2001. ISBN 5-7975-0429-4.
  • Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
  • Большая советская энциклопедия. — Издательство «Советская энциклопедия». 1970—1977.
  • Всеобщая история государства и права: Учебник / Под ред. К. И. Батыра.-М.: Издательство БЕК, 1996.
  • Всеобщая история государства и права: Учебник для вузов / Под ред. З. М. Черниловского.- М.: Юристъ, 1996.
  • История Венгрии (М., 1971)

Примечания

  1. Под последними подразумевались не только и не столько исмаилиты, столько мусульмане вообще
.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Золотая булла (1222)

Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]