Золотая марка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Золотая марка

Goldmark

20 марок 1914 года, Пруссия 1000 марок 1910 года
Коды и символы
Символы ℳ, M, Mk
Территория обращения
Эмитент Германская империя (до 1918)
Веймарская республика (с 1918)
Производные и параллельные единицы
Дробные пфенниг (1100)
История
Введена 1871
Валюта-предшественник валюты государств, вошедших в состав Германской империи
Начало изъятия 1924
Валюта-преемник рейхсмарка
Производство монет и банкнот
Эмиссионный центр Рейхсбанк

Золотая марка (нем. Goldmark) — денежная единица Германской империи и Веймарской республики.

Официальное наименование валюты — «марка» (нем. Mark). После создания нового государства из нескольких десятков немецких государств после Франко-прусской войны 1870—1871 годов монетным законом от 1871 года была введена новая денежная единица — марка. В течение 43 лет её обменный курс оставался неизменным и соответствовал 0,358425 г чистого золота за одну марку[1].

Через 3 дня после вступления Германской империи в Первую мировую войну 4 августа 1914 года свободный обмен монет и банкнот на золото был прекращён[2]. Последовавшая инфляция привела к полному обесцениванию бумажных денег. Если в начале 1917 года золотые монеты обменивались по курсу 1,3 бумажные марки за 1 золотую, то в 1919 курс составил уже 14,5 бумажных марки[3]. Гиперинфляция привела к тому, что в 1923 году новую рентную марку обменивали на 1 триллион бумажных[4].

С началом Первой мировой войны Германская империя столкнулась с целым рядом трудностей. Одной из них были громадные финансовые затраты на ведение войны. Это способствовало возникновению острой нехватки наличных денег в обороте, то есть демонетизации экономики. Серебро и золото быстро исчезло из оборота. Вскоре население стало накапливать и разменную монету из меди. В условиях, когда центральный банк не мог продолжать массовую чеканку монет из благородных металлов, ряду городов было разрешено выпускать собственные деньги чрезвычайных обстоятельств (нем. Notgeld). Таким образом на территории государства, кроме денег выпускаемых центральным правительством стало циркулировать более 5 тысяч типов денежных знаков различных территорий[5].

При этом на фоне наличия в обороте постоянно обесценивающихся бумажных денег, а также тысяч типов нотгельдов монеты из серебра и золота Германской империи официально оставались законным платёжным средством. Демонетизированы они были только в августе 1924 года с введением новой денежной единицы рейхсмарки[6].

В условиях развала финансовой системы, для противопоставления деньгам чрезвычайных обстоятельств и постоянно обесценивающимся банкнотам (бумажной марке), в употребление вошло понятие «золотая марка».





История

Предпосылки введения

По результатам Венского конгресса 1815 года одновременно существовало 35 монархических государств и 4 свободных города с преобладающим немецким населением. Все они обладали полным суверенитетом определять свою внутреннюю и внешнюю политику, в том числе тип и вес циркулирующих на их территории монет. Чрезвычайное разнообразие денежных систем приводило к целому ряду трудностей. Резко возрастали транзакционные издержки, постоянная необходимость обменивать одни деньги на другие при переезде в соседнюю область создавала неудобства не только для путешественников, но и для проведения торговых операций[7].

Отсутствие единой денежной системы тормозило процессы объединения немецких княжеств и королевств в единое государство и создавало целый ряд трудностей. Германский союз в 1815 году снял все ограничения на передвижение по своей территории. Результатом стали миграционные процессы, определяемые рынком труда. Таможенные барьеры были упразднены в 1834 году при создании Таможенного союза. В него вошло большинство германских государств. Одним из пунктов договора была декларация о необходимости унификации монетных систем[7].

25 августа 1837 года южногерманскими государствами был подписан Мюнхенский монетный договор, в соответствии с которым был создан Южно-Германский монетный союз с единой монетной стопой: 24,5 гульдена из кёльнской марки (233,855 г чистого серебра).[8]. Соответственно, 1 гульден содержал около 9,5 г чистого серебра. Разменной монетой стал крейцер. 60 крейцеров составляли 1 гульден. В свою очередь, различные государства, входящие в монетный союз, чеканили производные крейцера — 12 и 14 крейцера, пфенниги и геллеры[9].

Большинство немецких государств, не вошедших в Южно-Германский монетный союз, в 1838 году подписали Дрезденскую монетную конвенцию. Учитывая необходимость унификации денежных систем, согласно подписанному договору, была принята следующая монетная стопа: 7 двойных талеров (нем. Doppeltaler) из марки. Таким образом, новая денежная единица стала эквивалентной двум прусским талерам и 3,5 гульденам Южно-Германского монетного союза. 1 талер был равным 30 грошам. В Саксонии грош состоял из 10 пфеннигов, в то время как в других государствах из 12, что создавало целый ряд неудобств[10].

После революции 1848—1849 годов в Пруссии её влияние на государства Германского союза было значительно ослаблено. На этом фоне Австрия стала требовать полноценного участия в германском таможенном союзе, что ещё более ослабило бы степень влияния Пруссии. В 1854 году был согласован компромиссный договор. Страны-участники договорились создать общую монетную систему между Австрией и германским таможенным союзом. В ходе переговоров представители Австрии настаивали на введении золотого стандарта. Это предложение было категорически отвергнуто большинством германских государств, так как ослабляло их местную валюту. Для Пруссии, чей талер был основной денежной единицей таможенного союза, введение золотого стандарта было крайне невыгодным[11]. В результате в 1857 году была подписана Венская монетная конвенция, которая унифицировала валюты стран Южно-Германского монетного союза, стран-участниц Дрезденской конвенции и Австрии[11].

Согласно Венской монетной конвенции, основной весовой единицей для стран-участниц конвенции вместо кёльнской марки становился «таможенный фунт» (нем. Zollpfund), равный 500 граммам[12]. Для стран Дрезденской монетной конвенции устанавливалась монетная стопа в 30 талеров из одного таможенного фунта, для Южно-Германского монетного союза — 52,5 гульдена, для Австрии — 45 гульденов. Подписание этого договора означало незначительное обесценивание двух немецких денежных единиц (на 0,22 %) при сохранении обменного курса — 2 талера = 3,5 гульдена. При этом австрийский гульден обесценился на 5,22 %. Одновременно Австрия перешла на десятичную монетную систему, 1 гульден стал равен 100 крейцерам. В результате подписания Венской монетной конвенции основной денежной единицей союза стал союзный талер (нем. Vereinsthaler) со следующими зафиксированными соотношениями: 1 союзный талер = 0,5 двойного талера (1 прусский талер) = 1,5 австрийских гульдена = 1 3/4 южногерманских гульдена[13].

Подписание Венской конвенции вызвало целый ряд экономических последствий. Большая часть торговых расчётов, как в Южной Германии, так и в Австрии, стала производиться в союзных талерах. Прусские талеры, отчеканенные до 1857 года, по сути соответствовали новым союзным талерам и вместе с ними стали основной денежной единицей для всех германских государств[13]. Это привело к тому, что южногерманские государства стали чеканить более 90 % союзных талеров и менее 10 % местных гульденов, в то время как до 1857 года соотношение было обратным. По сути это означало переход из одного монетного союза в другой. Даже Австрия выпустила наравне с гульденами значительный тираж талеров[13]. Таким образом, Венская монетная конвенция усилила влияние Пруссии и уменьшила Австрии.

После поражения в австро-прусской войне в 1866 году Австрия вышла из Венской конвенции и присоединилась к Латинскому монетному союзу[14]. После победы во франко-прусской войне и объединения германских государств в единую Германскую империю Венская монетная конвенция утратила своё значение. В 1871 году объединённая Германия приняла золотой стандарт и ввела новую денежную единицу — марку.

Введение и история обращения

Законом от 4 декабря 1871 года устанавливалась единая валюта для всей Германской империи — золотая марка, содержавшая 0,358423 г чистого золота, и регламентировался выпуск монет в 10 и 20 марок. Наряду с золотыми марками обращались прежние серебряные монеты государств Германии. Золотомонетный стандарт введён законом (монетным уставом) от 9 июля 1873 года на базе золотого содержания марки. Прежние монеты всех наименований начали изыматься в обмен на марки по указанным в законах соотношениям[15]. 1 южнонемецкий гульден обменивался на 1 марку 71 пфенниг[16], а союзный талер на 3 марки. Деньги вольных городов Бремена, Любека и Гамбурга подлежали обмену в следующем соотношении — 10 марок соответствовали 8 маркам и 513 шиллинга гамбургской и любекской[de] денежных систем, 3 193 бременских золотых талера[15]. Союзные талеры находились в обращении вплоть до 1907 года включительно[17][18]. После демонетизации талеров в 1908 году стали выпускать их аналоги — серебряные монеты номиналом в 3 марки.

На момент введения марки в Германской империи в обращении находились около 140 наименований самых разнообразных монет и банкнот на общую сумму около 2,6 миллиардов марок. Из них 76 % составляли монеты, 14 % — государственные бумажные деньги и 10 % — банкноты различных финансовых учреждений, не обеспеченные серебром и/или золотом[19]. Все они подлежали обмену на марку.

Переход Германской империи к золотой марке вызвал целый ряд экономических процессов в других странах. Латинский монетный союз, который включал в себя многие европейские и латиноамериканские страны, в том числе Францию, Италию и Швейцарию, придерживался биметаллизма. Биметаллизм предполагает свободный обмен серебра на золото и наоборот по чётко фиксированному государством соотношению. Переход Германской империи к золотомонетному стандарту, повышение цены золота относительно к серебру привели к тому, что союзные талеры стали массово вывозиться в страны Латинского союза, с целью обмена на золото. Это привело к тому, что во Франции и других странах пришлось прекратить свободную чеканку серебряных монет[20][21]. В результате национальные денежные единицы в этих государствах стали носить характер хромающей валюты. Сама золотая марка также до 1907 года включительно была хромающей валютой, так как циркулировала наравне с предшествовавшими ей союзными талерами в соотношении 1 союзный талер = 3 марки[22].

Использование золотой марки в колониях Германской империи

За время существования Германская империя приобрела ряд колоний в Азии, Африке и Океании. На территории каждой из них возникла система денежных расчётов, обусловленная историческими особенностями.

Основной денежной единицей германской Юго-Западной Африки (современной Намибии) с 1884 года, когда она была признана сферой немецкого влияния, до 1901 был английский фунт стерлингов. В 1893 году законодательно был установлен обменный курс, приравнивающий 1 фунт стерлингов к 20 маркам. Следует отметить, что содержание чистого золота в одном фунте (7,3224 г[23]) превышало его содержание в 20 марках (7,168 г[1]). Согласно закону Грешема («Худшие деньги вытесняют из обращения лучшие»[24]), «худшая» марка вытеснила «лучший» фунт. С 1901 года денежной единицей Юго-Западной Африки стала золотая марка. При этом на территории данной колонии монеты достоинством в 5 марок, 20 пфеннигов, а также союзный талер, циркулировавший в самой метрополии вплоть до 1907 года включительно, не являлись законным платёжным средством. Демонетизация монет Германской империи в этой колонии произошла через 5 лет после прекращения её существования в 1923 году[25].

В Камеруне и Тоголенде на момент объявления их немецкими колониями в 1884 году циркулировали талеры Марии Терезии, британские фунты и французские франки. На их территории также была введена марка и установлен обменный курс 1 фунт = 20 марок, 20 франков = 16 маркам. Как и в Юго-Западной Африке, монеты номиналом в 20 пфеннигов и 5 марок не являлись законным платёжным средством на территории Камеруна и Тоголенда[26].

В Самоа в 1899 году, вскоре после подчинения Германской империи, была введена немецкая марка. В отличие от других колоний, курс обмена золотой марки на английский фунт на этом острове был справедливым и составлял 1 фунт = 20 марок 42 пфеннига. Доллар США обменивался по курсу $10 = 41 марка 90 пфеннигов[27].

В германских Новой Гвинее и Восточной Африке циркулировали собственные денежные единицы — марка Новой Гвинеи и германская восточноафриканская рупия. При этом в Германской Восточной Африке серебряные монеты чеканили из серебра 917 пробы, а Новой Гвинее — 900. Также небольшие тиражи монет номиналом в 5 и 10 центов из никеля были выпущены для небольшой колонии в Китае Цзяо-Чжоу[28].

Бумажная марка, нотгельды и демонетизация золотой марки

4 августа 1914 года, сразу же после вступления Германской империи в Первую мировую войну, обмен незолотых монет и банкнот на золото был прекращён[2]. Последовавшая за этим инфляция привела к почти полному обесцениванию бумажных денег. Термин «золотая марка» появился после 1914 года, для подчёркивания отличия этих марок от бумажных, которые были подвержены гиперинфляции[29]. Официально золотая марка была демонетизирована в августе 1924 года с введением рейхсмарки[30]. С началом Первой мировой войны Германская империя столкнулась с целым рядом трудностей. Одной из них были громадные финансовые затраты на ведение войны. Это способствовало возникновению острой нехватки наличных денег в обороте, то есть демонетизации экономики. Серебро и золото быстро исчезло из оборота. Вскоре население стало накапливать и разменную монету из меди. В условиях, когда центральный банк не мог продолжать массовую чеканку денег из благородных металлов, ряду городов было разрешено выпускать собственные деньги чрезвычайных обстоятельств (нем. Notgeld). Первыми нотгельдами стали выпущенные 31 июля 1914 года Бременом банкноты номиналом в 1, 2 и 2,5 марки. По оценкам составителя каталога нотгельдов Арнольда Келлера только в 1914 году 452 инстанции эмитировали около 5,5 тысяч типов различных типов денег чрезвычайных обстоятельств. Плохо контролируемый центральным правительством процесс выпуска нотгельдов привёл к тому, что количество выпускаемых типов стало исчисляться тысячами[5].

На этом фоне выпуск центральным банком монет малых номиналов из более дешёвых, чем до войны, металлов не мог привести к нормализации финансовой жизни страны.

Более того, расчёты в золотых марках производились намного позже их демонетизации. Так в 1919 году на Германию были наложены репарации в 269 миллиардов золотых марок. Золотая марка соответствовала 1/2790 кг или 0,3584 г чистого золота. Впоследствии суммы несколько раз пересматривались. Выплата репараций в «золотых марках» была окончательно завершена в 2010 году[31][1].

На 2013 год расчёты в золотых марках сохранились в страховании. Учитывая, что стоимость евро колеблется, при страховании жилья определяется его оценочная стоимость, выраженная в золотых марках. При наступлении страхового случая страхователь получает денежный эквивалент золотых марок. Сумма выплаты определяется с помощью специального индекса, который постоянно корректируется. Так, в 2008 году он составлял 11,52 евро за одну золотую марку, а в 2013 — 12,6 евро[32][33].

Изъятие золотой марки на потерянных после войны территориях

По результатам Первой мировой войны Германия потеряла более 67 тысяч км² в Европе и все свои колониальные владения. Европейские территории отошли как к ранее существовавшим государствам, так и вновь созданным.

Соответственно на отнятых территориях стали циркулировать местные валюты — датские кроны, бельгийские и французские франки, польские марки, чехословацкие кроны и литовские литы. Следует отметить, что некоторые земли, такие как Мемельланд и Данциг вначале перешли под контроль Лиги Наций и лишь впоследствии были переданы под управление других государств. В вольном городе Данциге в 1923 году была образована новая валюта «данцигский гульден». Он приравнивался к 1/25 части фунта стерлингов и делился на 100 пфеннигов[34].

Разбросанные по всему миру германские колонии в большинстве случаев были вынуждены капитулировать в самом начале войны. Впоследствии они перешли под управление Франции, Великобритании и её доминионов (ЮАР и Австралия). Впоследствии золотая марка на их территории перестала быть законным платёжным средством.

Так в Британском Камеруне марка была заменена западноафриканским фунтом[35]

Монеты

Монеты номиналом более 1 марки выпускались отдельными областями, которые образовали единую Германскую империю, и имели стандартный внешний вид реверса (герб Германской империи) и различное оформление аверса (разное для каждой области, входящей в единое государство). На монетах монархий (королевства, герцогства, княжества) изображался портрет монарха, а на монетах «вольных ганзейских городов» Бремена, Гамбурга и Любека — гербы этих городов. Одновременно чеканились монеты 25 историческими областями Германской империи[36]:

  1. Герцогство Ангальт
  2. Королевство Бавария
  3. Великое герцогство Баден
  4. Герцогство Брауншвейг
  5. Вольный город Бремен
  6. Княжество Вальдек-Пирмонт
  7. Королевство Вюртемберг
  8. Свободный и Ганзейский город Гамбург
  9. Великое герцогство Гессен
  10. Княжество Липпе
  11. Свободный и Ганзейский город Любек
  12. Великое герцогство Мекленбург-Стрелиц
  13. Великое герцогство Мекленбург-Шверин
  14. Великое герцогство Ольденбург
  15. Королевство Пруссия
  16. Княжество Рёйсс-Грейц
  17. Княжество Рёйсс-Шлейц
  18. Герцогство Саксен-Альтенбург
  19. Великое герцогство Саксен-Веймар-Эйзенах
  20. Герцогство Саксен-Кобург-Гота
  21. Герцогство Саксен-Мейнинген
  22. Королевство Саксония
  23. Княжество Шаумбург-Липпе
  24. Княжество Шварцбург-Зондерсхаузен
  25. Княжество Шварцбург-Рудольштадт

Монеты номиналом от 1 пфеннига до 1 марки имели стандартный внешний вид для всей Германской империи.

Золотые монеты

Золотые монеты чеканились из золота 900 пробы по стандарту 2790 марок = 1 килограмм чистого золота. Чеканка золотых монет прекратилась в 1915 году.

Выпуск золотых монет регламентировался законом от 4 декабря 1871 года[37]. Пятая статья данного закона определяла внешний вид монет. На одной стороне, согласно закону, должен был быть помещён герб Германской империи, указание номинала в марках, год чеканки. Другая сторона должна была содержать изображение местного правителя одного из германских государств, которые вошли в новосозданную империю, либо герб вольных городов-государств, которые также были присоединены к Германской империи. Также лицевая сторона монеты должна была содержать соответствующую надпись характеризующую изображение, а также знак монетного двора[37].

Шестая статья возлагала ответственность за чеканку новых монет на имперское правительство. Более того, она напрямую указывает, что чеканка монет с изображениями правителей земель, которые не имеют собственного монетного двора, должна быть произведена в других землях[37]. Это привело к тому, что за время существования Германской империи было выпущено множество типов монет с изображениями правителей и гербов вольных городов всех 25 составляющих империю земель.

Номинал Общий вес, г Чистый вес, г Проба Диаметр, мм Годы чеканки Общий тираж Типичный аверс Типичный реверс Гурт
5 марок 1,9912 1,7921 900 17,0 1877—1878 >5,5 млн Портрет местного правителя Имперский орёл гладкий
10 марок 3,9825 3,5842 900 19,5 1872—1914 >74 млн Портрет местного правителя Имперский орёл арабески
20 марок 7,9650 7,1685 900 22,5 1872—1915 >231 млн Портрет местного правителя Имперский орёл арабески и надпись GOTT MIT UNS (с нем. — «С нами Бог»)

С началом Первой мировой войны золотомонетный стандарт был отменён, размен банкнот Рейхсбанка на золотые монеты прекращён[38]. Хоть на монетном дворе Берлина в 1915 году и были отчеканены золотые 20-марочные монеты с изображением кайзера Вильгельма II[39], в обиход они не попали.

Серебряные монеты

9 июля 1873 года принят монетный закон, который регламентировал переход всех государств в составе империи к единой денежной системе, а также выпуск серебряных монет[40]. В частности, в законе прописывался курс, по которому старые деньги обменивались на новые. Так, союзный талер приравнивался к 3 маркам, 1 гульден — к 1 57 марки, или к 1 марке 71 пфеннигу, марка Любека и Гамбурга — к 1 15 новой марки. В третьей статье монетного закона устанавливались вес и внешний вид серебряных монет объединённого государства. Из серебра могли чеканиться монеты номиналом в 1, 2 и 5 марок, а также 20 и 50 пфеннигов. Каждая марка должна была содержать сотую часть таможенного фунта чистого серебра (500 г), или 5 г. Все серебряные монеты надлежало выпускать из 900 частей серебра и 100 частей меди, чтобы 90 серебряных марок весили 1 фунт[40].

Во 2 и 3 параграфах третьей статьи чётко описывался внешний вид новых монет. Реверс каждой из них должен был включать надпись «DEUTSCHES REICH» (Германская империя), год выпуска и герб — имперского орла. При этом на монетах более 1 марки номинал помещался на реверсе, в то время как на 1-марочной и ниже — на аверсе. Аверс 2- и 5-марочных монет мог быть оформлен каждым государством в составе империи по своему усмотрению[40].

Наиболее распространённая до объединения Германии монета, союзный талер (эквивалентен 3 маркам), оставалась в обращении до 1907 года включительно. После её демонетизации стали чеканить монеты номиналом в 3 марки[22][17][18].

Следует учитывать, что, кроме монет перечисленных номиналов, на 1871 год (год создания империи) на территории германских государств также циркулировали монеты более ранних денежных систем (рейхсталер, кроненталер, конвенционный талер, многие другие типы монет).

Номинал Общий вес, г Чистый вес, г Проба Диаметр, мм[41] Годы чеканки Общий тираж Типичный аверс Типичный реверс Гурт
20 пфеннигов 1,111 1,0 900 16 1873—1877 >168 млн Номинал Имперский орёл 110 насечек
50 пфеннигов 2,778 2,5 900 20 1875—1903 >115 млн Номинал Имперский орёл 126 насечек
½ марки 2,778 2,5 900 20 1905—1919 >324 млн Номинал Имперский орёл 90 насечек
1 марка 5,556 5,0 900 24 1873—1916 >361 млн Номинал Имперский орёл 140 насечек
2 марки 11,111 10,0 900 28 1876—1915 >160 млн Портрет местного правителя Имперский орёл 140 насечек
3 марки 16,667 15,0 900 33 1908—1918 >57 млн Портрет местного правителя Имперский орёл GOTT MIT UNS (рус. С нами Бог)
5 марок 27,778 25,0 900 38 1874—1915 >56 млн Портрет местного правителя Имперский орёл GOTT MIT UNS (рус. С нами Бог)

Вскоре после вступления Германской империи в Первую мировую войну в 1914 году, массовый выпуск монет из благородных металлов был прекращён. Тиражи 3- и 5-марочных монет, посвящённых тем или иным памятным событиям, стали мизерными. 2 марки перестали чеканиться вовсе. Наиболее редкими монетами данного периода являются 3 марки 1918 года, посвящённые золотой свадьбе короля Баварии Людвига III (130 экземпляров[42]), и 3 марки 1917 года в честь 400-летия начала Реформации (100 экземпляров[43]).

Последовавшая вслед за поражением Германской империи в Первой мировой войне гиперинфляция привела к замене золотой марки бумажными ассигнациями или так называемой бумажной маркой. В условиях, когда цена содержащегося в монетах серебра превышала их номинальную стоимость, они тезаврировались и широко в денежном обращении послевоенной Германии не применялись. Официально серебряные монеты Германской империи были демонетизированы в августе 1924 года с введением рейхсмарки[30] (1 серебряная рейхсмарка весила 5 граммов и имела 500-ю пробу, то есть содержала в два раза меньше драгоценного металла, чем серебряная марка империи[44]).

Монеты из неблагородных металлов

Монетным законом 1873 года, кроме номинала и вида серебряных монет, были установлен выпуск разменных монет в 1, 2, 5 и 10 пфеннигов из неблагородных металлов. На лицевой стороне они должны были содержать указание номинала, год выпуска и надпись «DEUTSCHES REICH», на обратной — герб Германской империи и знак монетного двора. В отличие от серебряных и золотых монеты из неблагородных металлов имели одинаковый вид, вне зависимости от того в какой части государства были отчеканены[37]. В 1886 году кайзер Вильгельм I подписал закон согласно которому монеты номиналом в 20 пфеннигов следовало чеканить не из серебра, а из никелевого сплава[45]. Первые мельхиоровые 20-пфенниговые монеты стали выпускать в 1887 году. Непродолжительный период с 1909 по 1912 годы чеканились монеты номиналом в 25 пфеннигов.

Аверс Реверс Номинал Металл Вес, г Диаметр, мм Годы чеканки Тираж
1 пфенниг Бронза (0,95 Cu, 0,04 Sn, 0,01 Zn)[41] 2 17,5 1873—1889 > 478 млн
1 пфенниг Бронза (0,95 Cu, 0,04 Sn, 0,01 Zn)[41]
2 17,5 1890—1916 > 1 млрд 120 млн[46]
1 пфенниг Алюминий 0,775[47] 16[47] 1916—1918 > 50 млн[48]
2 пфеннига Бронза (0,95 Cu, 0,04 Sn, 0,01 Zn)[41] 3,333 20 1873—1877 > 310 млн[49]
2 пфеннига Бронза (0,95 Cu, 0,04 Sn, 0,01 Zn)[41] 3,333 20 1904—1916 > 151 млн[50]
5 пфеннигов Мельхиор (0,75 Cu, 0,25 Ni[41] 2,5 18 1874—1889 > 266 млн[51]
5 пфеннигов Мельхиор (0,75 Cu, 0,25 Ni[41] 2,5 18 1890—1915 > 478 млн[52]
5 пфеннигов Оцинкованное железо[53] 2,5[54] 17,5[54] 1915—1922 > 1 млрд 514 млн[55]
10 пфеннигов Мельхиор (0,75 Cu, 0,25 Ni[41] 4 21 1873—1889 > 272 млн[56]
10 пфеннигов Мельхиор (0,75 Cu, 0,25 Ni[41] 4 21 1890—1916 > 468 млн[57]
10 пфеннигов
разновидность со знаком монетного двора
Оцинкованное железо[53] 3,226[58] 21[58] 1917—1922 > 245 млн[59]
10 пфеннигов
разновидность без знака монетного двора
Оцинкованное железо[53] 3,226[58] 21[58] 1917—1922 > 1 млрд 250 млн[60]
20 пфеннигов Мельхиор (0,75 Cu, 0,25 Ni[41] 6,25 23 1887—1888 > 15 млн[61]
20 пфеннигов Мельхиор (0,75 Cu, 0,25 Ni[41] 6,25 23 1890, 1892 > 10 млн[62]
25 пфеннигов Никель[41] 4 23 1909—1912 > 30 млн[63]

Монетные дворы

Монеты Германской империи выпускались на нескольких монетных дворах. Знак монетного двора — небольшая буква на аверсе или реверсе.

Знак Монетный двор Годы работы
А Берлинский монетный двор с 1872
В Монетный двор Ганновера 1872—1878
С Монетный двор Франкфурта 1872—1879
D Баварский монетный двор[de] c 1872
E Дрезденский монетный двор[de] 1872—1887
Монетный двор Мульденхюттена[de] с 1887
F Монетный двор Штутгарта[de] с 1872
G Монетный двор Карлсруэ[de] с 1872
H Монетный двор Дармштадта 1872—1882
J Монетный двор Гамбурга с 1875

Банкноты

В соответствии с монетным уставом Германской империи, 9 июля 1873 года в государстве вводилось новое платёжное средство — золотая марка[64]. Рейхсбанк начал свою деятельность в качестве центрального банка Германской Империи согласно Закону «О банке» от 14 марта 1875 года с 1 января 1876 года. Его предшественник — Прусский банк — прекращал свою деятельность[65]. Штаб-квартира Рейхсбанка находилась в Берлине. Первоначально Рейхсбанк подчинялся непосредственно Рейхсканцлеру. Центральным управляющим органом Рейхсбанка было Правление, президент которого назначался Императором по представлению Бундесрата. Уставной капитал банка составлял 120 миллионов марок и целиком находился в распоряжении частных акционеров[66]. В 1884 году акциями банка владели 6140 жителей Германии и 1462 иностранца[67].

Основной задачей Рейхсбанка был контроль над стоимостью и объёмом внутренней валюты. Правом печатать денежные знаки наряду с Рейхсбанком обладали ещё 32 частных эмиссионных банка. К 1889 году число частных банков-эмитентов сократилось до 13. К 1906 году право эмиссии денежных знаков сохранили за собой лишь четыре крупнейших банка — государственные банки Бадена, Баварии, Саксонии и Вюртемберга. Такое положение сохранялось вплоть до 1935-го года. В соответствии с Монетным уставом от 9 июля 1873-го года, купюры достоинством более 100 марок должны были обеспечиваться резервами Рейхсбанка. Необеспеченные купюры достоинством до 100 марок, в соответствии с Законом о выпуске имперских банковских билетов от 30 апреля 1874 года, имели достоинство в 5, 20 и 50 марок[68]. По инициативе министра финансов Отто фон Кампхаузена[de] в 9-м параграфе Закона о банке от 14 марта 1875 года было закреплено так называемое «правило Палмера», в соответствии с которым эмиссия денежных средств сверх обеспечения Рейхсбанка облагалась пятипроцентным налогом[69].

В 1914 году с началом Первой мировой войны Германская империя эмитировала кредитные деньги[de] (нем. Darlehnskassenschein)[70]. От обычных банкнот они отличались тем, что будучи обязательными к приёму они не подлежали размену на золото. Таким образом государство требовало от подданных работы в долг, до прекращения военных действий. Следует отметить, что Пруссия имела опыт введения таких обязательств во время франко-прусской войны 1870—1871 годов[71].

Таким образом в разные периоды существования Германской империи на её территории циркулировали как кредитные билеты частных банков, так и банкноты Рейхсбанка, а также кредитные деньги, не обеспеченные золотом.


Курсы валют

На 1890 год, когда валютный курс определялся на основании золотого паритета, соотношение золотой марки и основных мировых денежных единиц было следующим[72]:

1 фунт стерлингов 20,40 марки
1 португальский мильрейс 4,50 марки
1 доллар США 4,25 марки
1 рубль золотом
1 рубль кредитными билетами
3,20 марки
1,77 марки
1 австрийский гульден 1,70 марки
1 нидерландский гульден 1,70 марки
1 датская крона 1,125 марки
1 норвежская крона 1,125 марки
1 шведская крона 1,125 марки
1 бельгийский франк 0,81 марки
1 греческая драхма 0,81 марки
1 итальянская лира 0,81 марки
1 испанская песета 0,81 марки
1 люксембургский франк 0,81 марки
1 румынский лей 0,81 марки
1 французский франк 0,81 марки
1 швейцарский франк 0,81 марки
1 турецкий пиастр 0,18 марки

Напишите отзыв о статье "Золотая марка"

Примечания

  1. 1 2 3 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/z/zolota8_marka.html Золотая марка]».
  2. 1 2 Das große Münzen-Lexikon, 1999, [www.reppa.de/lex.asp?ordner=r&link=Reichsgoldw.htm Reichsgoldwährung].
  3. Попов Г. Г. [rustem-nureev.ru/wp-content/uploads/2013/08/JIS-5-2.pdf#page=116 Как плохие институты и политика разрушают экономику, пример Веймарской республики] // Журнал институциональных исследований. — 2013. — Т. 5, № 2. — С. 116—135.
  4. [www.verfassungen.de/de/de45-49/waehrungsreform48.htm Hinweise zur Währungsreform 1948] (нем.). www.verfassungen.de. Проверено 9 января 2014.
  5. 1 2 Coffing C. L. Introduction // [www.google.com.ua/books?hl=ru&lr=&id=vmUbN8Yn0_YC&oi=fnd&pg=PP2&dq=Notgeld+Deutschland&ots=XHX4A5kK7v&sig=SJSPYCe2UQIpu5FEUZWlPk8buts&redir_esc=y#v=onepage&q=Notgeld%20Deutschland&f=false World Notgeld 1914—1947 and other Local Issue Emergency Money]. — 2nd edition. — Krause Publications, 2000. — P. 4—12. — 398 p.
  6. [alex.onb.ac.at/cgi-content/alex?aid=drb&datum=1924&page=281&size=45 Münzgesetz] (нем.). Deutsches Reichsgesetzblatt Teil II (30. August 1924). Проверено 13 июня 2013. [www.webcitation.org/6HMlX3gA5 Архивировано из первоисточника 14 июня 2013].
  7. 1 2 Holtferich, 1990, p. 216—220.
  8. Schneider K. [books.google.de/books?id=ubTDYwJh16gC&pg=PA121&lpg=PA121&dq=M%C3%BCnchner+M%C3%BCnzvertrag&source=bl&ots=EVMNfHuG88&sig=R2IqoFDTU7puZMZv95ROUMvUIIk&hl=de&sa=X&ei=EuUIUam4GYTptQa9l4DIDw&ved=0CC4Q6AEwADgK#v=onepage&q=M%C3%BCnchner%20M%C3%BCnzvertrag&f=false Hatten die Reichsmünzreformen eine Chance? Ein Rückblick aus dem 18. Jahrhundert] // Harz-Zeitschrift. — Lukas Verlag für Kunst- und Geistesgeschichte, 2010. — Т. 61. — С. 112—124.
  9. Das große Münzen-Lexikon, 1999, [www.reppa.de/lex.asp?ordner=m&link=MunchenerMV.htm Münchener Münzvertrag].
  10. Das große Münzen-Lexikon, 1999, [www.reppa.de/lex.asp?ordner=d&link=DresdnerMv.htm Dresdner Münzvertrag].
  11. 1 2 Holtferich, 1990, p. 222—223.
  12. Das große Münzen-Lexikon, 1999, [www.reppa.de/lex.asp?ordner=w&link=Wienermv.htm Wiener Münzvertrag]
  13. 1 2 3 Holtferich, 1990, p. 223—224.
  14. Scheiber T. [oenb.co.at/de/img/workshop_13_internet_tcm14-80904.pdf#page=413 Austro-Hungarian Empire] (англ.) // The Experience of Exchange Rate Regimes in Southeastern Europe in a Historical and Comparative Perspective. Second Conference of the South-Eastern European Monetary History Network (SEEMHN). — 2008. — No. 13. — P. 412—418.
  15. 1 2 [de.wikisource.org/wiki/Gesetz,_betreffend_die_Ausprägung_von_Reichsgoldmünzen Текст закона на немецком языке] (нем.). Deutsches Reichsgesetzblatt Band 1871, Nr. 47, Seite 404 - 406 (4 декабря 1871). Проверено 3 июля 2013.
  16. Faβbender, 2008, p. 43
  17. 1 2 НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/t/taler.html Талер]».
  18. 1 2 Страгис, 2007.
  19. Holtferich, 1990, p. 226.
  20. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/b/bimetallizm.html Биметаллизм]».
  21. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/b/bimetallizm.html Биметаллизм]».
  22. 1 2 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/h/hroma71a8_val7ta.html Хромающая валюта]».
  23. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/s/soveren.html Соверен]».
  24. Фишер И. [exsolver.narod.ru/Books/Econom/Fisher/c9.html Глава VII. Влияние денежных систем на покупательную силу денег. § 1. Закон Грешема] // Покупательная способность денег. — М.: Дело, 2001. — 320 с. — ISBN 5-7749-0223-4.
  25. Jaeger, 2001, p. 683.
  26. Jaeger, 2001, p. 684.
  27. Jaeger, 2001, p. 685.
  28. Jaeger, 2001, p. 712—714.
  29. [pfennig.ru/germany_empire/index.php?option=com_content&task=view&id=22&Itemid=76 Золотая марка]. pfennig.ru. Проверено 11 мая 2013. [www.webcitation.org/6GalhjvfU Архивировано из первоисточника 13 мая 2013].
  30. 1 2 [alex.onb.ac.at/cgi-content/alex?aid=drb&datum=1924&page=281&size=45 Münzgesetz] (нем.). Deutsches Reichsgesetzblatt Teil II (30. August 1924). Проверено 13 июня 2013. [www.webcitation.org/6HMlX3gA5 Архивировано из первоисточника 14 июня 2013].
  31. [ria.ru/world/20101003/281599319.html Германия заканчивает платить репарации за Первую мировую войну]. РИА Новости (3 октября 2010). Проверено 19 мая 2013. [www.webcitation.org/6GqK2R272 Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
  32. [www.helberg.info/versicherungen/versicherungssparten/gebaudeversicherung/wert-1914-wert-heute-der-baupreisindex/ Wert 1914 – Wert heute: Der Baupreisindex] (нем.). Helbergversicherung (2013). Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gqu4r73C Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
  33. [www.aspect-online.de/versicherungen/gebaeudeversicherung/versicherungssumme/ Gebäudeversicherung] (нем.). www.aspect-online.de. Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gqu6MPn1 Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
  34. Jaeger, 2001, p. 716.
  35. .
  36. [www.museum-of-money.org/view/serebryanye_monety_germanskoy_imperii_1873_1918/ Серебряные монеты Германской империи (1873 – 1918)]. Музей денег Феодосии. Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GaliZ4jy Архивировано из первоисточника 13 мая 2013].
  37. 1 2 3 4 [de.wikisource.org/wiki/Gesetz,_betreffend_die_Auspr%C3%A4gung_von_Reichsgoldm%C3%BCnzen Gesetz, betreffend die Ausprägung von Reichsgoldmünzen] (нем.). Deutsches Reichsgesetzblatt Band 1871, Nr. 47, Seite 404 - 406 (1871). Проверено 2 июня 2013. [www.webcitation.org/6HG6ouZA3 Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
  38. Жуков Е. Ф., Максимова И. М., Печникова А. В. и др. [finance-credit.biz/banki-kredit-dengi/dengi-kredit-banki-uchebnik-dlya-vuzov-pod-red.html Глава 18. Денежная система ФРГ. 18. 1. Денежная единица и денежное обращение] // [finance-credit.biz/banki-kredit-dengi/dengi-kredit-banki-uchebnik-dlya-vuzov-pod-red.html Деньги. Кредит. Банки] / Под редакцией Е. Ф. Жукова. — 2-е. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2003. — 600 с.
  39. Jaeger, 2001, p. 241.
  40. 1 2 3 [de.wikisource.org/wiki/M%C3%BCnzgesetz Münzgesetz] (нем.). Deutsches Reichsgesetzblatt Band 1873, Nr. 22, Seite 233—240 (1873). Проверено 2 июня 2013. [www.webcitation.org/6HG6paWbS Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
  41. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Jaeger, 2001, p. 31.
  42. Faβbender, 2008, p. 84.
  43. Faβbender, 2008, p. 364.
  44. Cuhaj, 2012, p. 860.
  45. [de.wikisource.org/wiki/Gesetz,_betreffend_die_Auspr%C3%A4gung_einer_Nickelm%C3%BCnze_zu_zwanzig_Pfennig Gesetz, betreffend die Ausprägung einer Nickelmünze zu zwanzig Pfennig] // Deutsches Reichsgesetzblatt Band 1886, Nr. 8. — 1886. — P. 67.
  46. Jaeger, 2001, p. 55—60.
  47. 1 2 [pfennig.ru/germany_empire/index.php?option=com_content&task=view&id=32&Itemid=60 1 пфенниг 1916 - 1918]. pfennig.ru. Проверено 9 января 2014.
  48. Jaeger, 2001, p. 271.
  49. Jaeger, 2001, p. 42—43.
  50. Jaeger, 2001, p. 61—63.
  51. Jaeger, 2001, p. 44—45.
  52. Jaeger, 2001, p. 63—67.
  53. 1 2 3 Jaeger, 2001, p. 265.
  54. 1 2 [pfennig.ru/germany_empire/index.php?option=com_content&task=view&id=35&Itemid=63 5 пфеннигов 1915 - 1922]. pfennig.ru. Проверено 9 января 2014.
  55. Jaeger, 2001, p. 267—268.
  56. Jaeger, 2001, p. 45—47.
  57. Jaeger, 2001, p. 68—72.
  58. 1 2 3 4 [pfennig.ru/germany_empire/index.php?option=com_content&task=view&id=44&Itemid=73 10 пфеннигов 1917 - 1922]. pfennig.ru. Проверено 9 января 2014.
  59. Jaeger, 2001, p. 269.
  60. Jaeger, 2001, p. 270.
  61. Jaeger, 2001, p. 49.
  62. Jaeger, 2001, p. 72—73.
  63. Jaeger, 2001, p. 80—81.
  64. Wühle, 2011, p. 29f.
  65. Bankgesetz vom 14. März 1875 auf Wikisource
  66. [www.deutsche-bundesbank.eu/download/presse/publikationen/buchbundesbank.pdf Deutsche Bundesbank:Aufgabenfelder, Rechtlicher Rahmen, Geschichte, April 2006, S.13] (PDF)
  67. [www.retrobibliothek.de/retrobib/seite.html?id=101576 Meyers Konversationslexikon, Verlag des Bibliographischen Instituts, Leipzig und Wien, Vierte Auflage, 1885—1892, S.332]
  68. Wühle, 2011, p. 29ff.
  69. Wühle, 2011, p. 27ff.
  70. World Paper Money, 2008, p. 559—560.
  71. [de.wikisource.org/wiki/Gesetz,_betreffend_die_Gr%C3%BCndung_%C3%B6ffentlicher_Darlehnskassen_und_die_Ausgabe_von_Darlehnskassenscheinen Gesetz, betreffend die Gründung öffentlicher Darlehnskassen und die Ausgabe von Darlehnskassenscheinen] // Bundesgesetzblatt des Norddeutschen Bundes. — 1870. — Vol. 30. — P. 499-502.
  72. [www.deutsche-schutzgebiete.de/muenzen_deutsches_reich.htm Münztabelle 1890]. www.deutsche-schutzgebiete.de. Проверено 1 июля 2013. [www.webcitation.org/6HobywcKx Архивировано из первоисточника 2 июля 2013].

Литература

  • Cuhaj G.S., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1901-2000. — 40-е изд. — Iola: Krause Publications, 2012. — 2301 с. — ISBN 978-1-4402-2962-6.
  • [www.reppa.de/muenzen-lexikon.htm Das große Münzen-Lexikon]. — 1999.
  • Holtferich C.-L. [www.google.com.ua/books?hl=ru&lr=&id=a1BKH9yPCfcC&oi=fnd&pg=PA216&dq=German+coins&ots=FxZH4PxglE&sig=PvFMkepwp83zPk8N94Rc0QQcdH8&redir_esc=y#v=onepage&q=German%20coins&f=false The monetary unification process in nineteenth-century Germany: relevance and lessons for Europe today] // A European Central Bank? Perspectives on monetary unification after ten years of the EMS / edited by Marcello de Secco and Alberto Giovanni. — Cambridge: Cambridge University Press, 1990. — P. 216—243. — ISBN 0-521-37171-6.
  • Faβbender D. Grosser Deutscher Münzkatalog von 1800 bis heute. — 23. Verlag. — Battenberg: Battenberg Verlag, 2008. — 656 p. — ISBN 97-3-86646-019-5.
  • Jaeger K. Die deutschen Münzen seit 1871. — 17. Auflage. — Basel: H. GIETL VERLAG & PUBLIKATIONSSERVICE GMBH MÜNZEN UND MEDAILLEN AG, 2001. — 757 p.
  • Germany // Standard Catalogue of World Paper Money, General Issues — 1368 — 1960 / edited by George Cuhaj. — 12th edition. — Krause Publications, 2008. — P. 555—560. — 1224 p. — ISBN 978-0-89689-730-4.
  • Wühle Matthias. Geld- und Währungspolitik der Reichsbank 1875—1914: Der Transformationsprozess der deutschen Geldverfassung. — München, 2011. — ISBN 3-89975-736-X.
  • Валюты стран мира: Справочник / [Авторы: Бутаков Д.Д., Золотаренко Е.Д., Рыбалко Г.П.] / Под ред. Борисова С.М., Рыбалко Г.П., Можайскова О.В.. — 5-е изд., перераб. и доп. — М.: Финансы и статистика, 1987. — 383 с.
  • [www.numizm.ru/ Нумизматический словарь] / [Автор: Зварич В.В.]. — 4-е изд.. — Львов: Высшая школа, 1980.
  • [www.numizm.ru/ Словарь нумизмата] / [Авторы: Фенглер Х., Гироу Г., Унгер В.] / Пер. с нем. М. Г. Арсеньевой / Отв. ред. В. М. Потин. — 2-е изд., перераб. и доп.. — М.: Радио и связь, 1993. — ISBN 5-256-00317-8.
  • Страгис Ю. П. [uchebnik-besplatno.com/uchebnik-istoriya-ekonomiki/ekonomika-germanii-xvixix.html Экономика Германии в XVI—XIX вв.] // История экономики. — М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2007. — 528 с. — ISBN 5-482-01188-7.



Отрывок, характеризующий Золотая марка

Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.