Золотая эра хип-хопа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Золотая эра хип-хопа» (или «золотой век»; англ. Hip hop’s «golden age» или «golden era») — период в хип-хопе конца 80-х — начала 90-х годов ХХ века. Журналисты характеризуют его как период разнообразной и качественной музыки, который оказал огромное влияние на развитие культуры в целом[1][2][3][4][5]. В творчестве артистов прослеживаются темы афроцентризма, политической активности, музыка преимущественно создаётся с помощью семплирования уже существующих записей, отличается некой эклектичностью звучания[6][7][8]. Наиболее ассоциируемыми с этим выражением исполнителями являются Public Enemy, Boogie Down Productions, Eric B. & Rakim, De La Soul, A Tribe Called Quest и Jungle Brothers[3][5][7][6][8][9][10][11][12][13][14]. Релизы этих коллективов сосуществовали и были более коммерчески выгодными чем ранние исполнители гангста-рэпа (такие как N.W.A), секс-рэпа (2 Live Crew), и «party-oriented» музыки (Kid 'n Play и DJ Jazzy Jeff & The Fresh Prince)[15].





Стиль

Золотой век известен своим новшеством — это время, «когда казалось, что каждый новый сингл заново изобрел жанр» согласно журналу Rolling Stone[2]. «Что касается хип-хопа в его золотом веке», — говорит главный редактор журнала Spin Sia Michel, — «было очень много важных, инновационных альбомов, выходящих точно вовремя»[4]. Sway Calloway с MTV добавляет: «Особенность того великого периода заключается в том, что ничего не было изобретено. Всё только изучалось, и всё было инновационным и новым»[14]. Писатель William Jelani Cobb: «К эре, которую они провозгласили достойной звания „золотой“, привело огромное количество появившихся стилистических новшеств… в эти золотые годы, критическая масса этих микрофонных чудес буквально создавала сама себя и одновременно с этим — свою художественную форму»[16].

Эта эра также обеспечила некоторые из наиболее выдающихся достижений в технике рэпа — Kool G Rap, во вступлении к книге How to Rap, заявляет относительно золотой эпохи: «Эта эпоха воспитала таких рэперов как Big Daddy Kane, KRS-One, Rakim, Chuck D… <…> их способности и умение чтения рэпа — эти парни феноменальны!»[17][18]

Многие из выдающихся исполнителей хип-хопа находились в наивысшей точке своего творческого развития — Allmusic утверждает, что золотая эра «свидетельствует о лучших записях от нескольких наиболее выдающихся рэперов в истории жанра… Преимущественно базирующаяся в Нью-Йорке, золотая эра характеризуется скелетными битами[неизвестный термин] (англ. skeletal beats), украденными из хард-рока и соул-композиций семплами, и жёстким дисc рэпом[неизвестный термин] (англ. tough dis raps)… Рифмоплёты вроде Chuck D, Big Daddy Kane, KRS-One, Rakim и Public Enemy практически изобрели сложную игру слов и лирическое кунг-фу дальнейшего хип-хопа»[19].

Довольно частым был акцент на чёрном национализме — исследователь хип-хопа Michael Eric Dyson утверждает, что «на протяжении золотого века хип-хопа, с 1987 до 1993, афроцентристский и чёрно-националистический рэп был выдающимся»[20]. Критик Scott Thill замечает: «золотой век хип-хопа, конца 80-х и начала 90-х, когда форма наиболее умело объединяла воинственность их предшественников — Черных Пантер и Watts Prophets с широко открытым культурным экспериментализмом De La Soul и других»[7].

Стилистическое разнообразие также было выдающимся — MSNBC пишет о золотой эпохе: «у рэперов был индивидуальный звук, который был определён их местом проживания и окружением, а не маркетинговой стратегией»[21]. The Village Voice также отмечает «эклектизм» золотого века[11].

Период

Разные источники указывают разные временные рамки золотой эры хип-хопа. Rolling Stone ссылается к «золотому веку рэпа '86-'99»[2], MSNBC утверждает: «„Золотой век“ музыки хип-хоп: 80-е и 90-е»[21].

Некоторые источники называют поздние 1980-е и 1990-е полностью. К ним относятся: The New York Times: «золотой век хип-хопа — поздние 1980-е и 1990-е»[1]; Allmusic пишет: "золотая эра хип-хопа ограничена коммерческим прорывом Run-D.M.C. в 1986 году с одной стороны, и взрывом популярности ганста-рэпа, связанным с альбомом Dr. Dre The Chronic в 1992 году, с другой[19]; в книге Contemporary Youth Culture «эра золотого века» приписывается периоду 1987—1999, наступившему после «эры Old School: с 1979 до 1987»[22]. Эд Саймонс, участник группы The Chemical Brothers говорит, «золотая эра хип-хопа была в начале 1990-х, когда Jungle Brothers записали Straight Out the Jungle, а De La Soul выпустили Three Feet High and Rising[8] (хотя эти записи были сделаны в 1988 и 1989 годах соответственно).

Музыкальный критик Тони Грин, в книге Classic Material ссылается на двухлетний период 1993—1994 как на «второй Золотой Век», в котором представлены влиятельные и высококачественные альбомы, использующие классические элементы недалёкого прошлого — драм-машина E-mu SP-1200, скретчинг, отсылки к хитам хип-хопа старой школы и «tongue-twisting triplet verbalisms» — пока становится ясно, что были выбраны новые направления. Грин включает в список релизов такого рода такие альбомы как Enter the Wu-Tang (36 Chambers) (Wu-Tang Clan), Illmatic (Nas), Buhloone Mindstate (De La Soul), Doggystyle (Snoop Dogg), Midnight Marauders (A Tribe Called Quest) и Southernplayalisticadillacmuzik (OutKast)[23].

Окончание эпохи

Окончание «золотого века» хип-хопа традиционно относят к 1993 году, когда выпустил свой дебютный альбом Snoop Dogg, и начался коммерческий взлет джи-фанка. В это время хип-хоп Западного побережья переживал расцвет своего развития; это вызывало недовольство рэперов с Востока, однако переломить ситуацию им удалось позже, с выходом релизов Illmatic и Ready to Die.

Влияние эпохи

Во время «золотого века» появились следующие жанры

Наиболее известные артисты

По мнению ряда источников, таких как Rolling Stone, The Village Voice, Pittsburgh Post-Gazette, Allmusic, The Age, MSNBC и писателя William Jelani Cobb, ключевыми исполнителями золотой эры хип-хопа являются[9][11][14][19][5][21][16][22]:

Напишите отзыв о статье "Золотая эра хип-хопа"

Примечания

  1. 1 2 Jon Caramanica. [www.nytimes.com/2005/06/26/arts/music/26jon.html Hip-Hop’s Raiders of the Lost Archives] // New York Times. — 26 июня 2005.
  2. 1 2 3 Cheo H. Coker. [www.rollingstone.com/artists/slickrick/albums/album/103326/review/5945316/behind_bars Slick Rick: Behind Bars] // Rolling Stone. — 9 марта 1995.
  3. 1 2 Lonnae O’Neal Parker. [www.highbeam.com/doc/1P2-735764.html U-Md. Senior Aaron McGruder’s Edgy Hip-Hop Comic Gets Raves, but No Takers] // Washington Post. — 20 августа 1997.
  4. 1 2 Jake Coyle из Associated Press. [www.usatoday.com/life/music/news/2005-06-19-spin-top-cd_x.htm Spin magazine picks Radiohead CD as best] // USA Today. — 19 июня 2005.
  5. 1 2 3 Andrew Drever. [www.theage.com.au/articles/2003/10/22/1066631489557.html?from=storyrhs Jungle Brothers still untamed] // The Age. — 24 октября 2003.
  6. 1 2 Roni Sariq. [citypages.com/databank/18/854/article3420.asp Crazy Wisdom Masters] // City Pages. — 16 апреля 1997.
  7. 1 2 3 Scott Thill. [www.alternet.org/mediaculture/21943?page=1 Whiteness Visible] (англ.). AlterNet (6 мая 2005). Проверено 19 апреля 2010. [www.webcitation.org/672AWbxYd Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
  8. 1 2 3 Will Hodgkinson. [arts.guardian.co.uk/homeentertainment/story/0,12830,1044954,00.html Adventures on the wheels of steel] // The Guardian. — 19 сентября 2003.
  9. 1 2 Cheo H. Coker. [www.rollingstone.com/reviews/album/114772/review/5944793 KRS-One: Krs-One] // Rolling Stone. — 16 ноября 1995.
  10. Andrew Pettie. [www.telegraph.co.uk/arts/main.jhtml?xml=/arts/2005/08/11/bmchuck11.xml&sSheet=/arts/2005/08/11/ixartleft.html «Where rap went wrong»] // Daily Telegraph. — 11 августа 2005.
  11. 1 2 3 Mosi Reeves. [www.villagevoice.com/music/0205,reeves,31875,22.html Easy-Chair Rap] // Village Voice. — 29 января 2002.
  12. Greg Kot. [pqasb.pqarchiver.com/latimes/access/81448011.html?dids=81448011 Hip-Hop Below the Mainstream] // Los Angeles Times. — 19 сентября 2001.
  13. Cheo Hodari Coker. [pqasb.pqarchiver.com/latimes/access/16659783.html?dids=16659783 «It’s a Beautiful Feeling»] // Los Angeles Times. — 11 августа 1996.
  14. 1 2 3 Scott Mervis. [www.post-gazette.com/ae/20040215rap0215aep1.asp From Kool Herc to 50 Cent, the story of rap — so far] // Pittsburgh Post-Gazette. — 15 февраля 2004.
  15. Bakari Kitwana. [www.villagevoice.com/music/0526,kitwana,65332,22.html/full The Cotton Club] // Village Voice. — 21 июня 2005.
  16. 1 2 William Jelani Cobb. To the Break of Dawn. — NYU Press, 2007. — С. 47. — ISBN 978-0-8147-1670-0.
  17. Paul Edwards. How to Rap: The Art & Science of the Hip-Hop MC. — Chicago Review Press, 2009. — С. vii.
  18. Kool G Rap. [rapradar.com/2009/12/03/how-to-rap-kool-g-rap-foreword/ How To Rap: Foreword] (англ.). rapradar.com (3 декабря 2009). Проверено 23 апреля 2010. [www.webcitation.org/672AXya6s Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
  19. 1 2 3 [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=77:12014 Golden Age] (англ.). allmusic. Проверено 24 апреля 2010. [www.webcitation.org/672AZVSag Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
  20. Michael Eric Dyson. Know What I Mean? — Westview Press, 2007. — С. 64.
  21. 1 2 3 Green, Tony [www.msnbc.msn.com/id/5430999 The '80s were golden age of hip-hop] (англ.). MSNBC (2 авгеста 2004). Проверено 24 апреля 2010. [www.webcitation.org/672AaThpn Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
  22. 1 2 Shirley R. Steinberg. Contemporary Youth Culture. — Greenwood Publishing Group, 2006. — С. 361.
  23. Oliver Wang. Classic Material: The Hip-Hop Album Guide. — Toronto: ECW Press, 2003. — С. 132.


Отрывок, характеризующий Золотая эра хип-хопа

Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.