Золотой глобус (премия, 1946)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

3-я церемония вручения наград премии «Золотой глобус»

30 марта 1946


Лучший фильм :
«Потерянный уикэнд»


3-я церемония вручения наград премии «Золотой глобус» за заслуги в области кинематографа за 1945 год. О проведении церемонии было объявлено 6 марта, сама церемония была проведена 30 марта 1946 года в «Hollywood Knickerbocker Club» Лос-Анджелесе, штат Калифорния, США.



Победители

Победители выделены отдельным цветом.
Категории Фотографии
лауреатов
Победители
Лучшая мужская роль — драма Рэй Милланд — «Потерянный уикэнд»
Лучшая женская роль — драма Ингрид Бергман — «Колокола Святой Марии (англ.)»
Лучший режиссёр Билли Уайлдер — «Потерянный уикэнд»
Лучший фильм «Потерянный уикэнд»
Лучший актер второго плана Дж. Кэролл Нейш (англ.) — «Медаль за Бенни (англ.)»
Лучшая актриса второго плана Анджела Лэнсбери — «Портрет Дориана Грея»
Лучший фильм по развитию международного взаимопонимания «Дом, в котором я живу (англ.)»

Напишите отзыв о статье "Золотой глобус (премия, 1946)"

Ссылки

  • [www.goldenglobes.org/browse/year/1945 Официальный сайт: победители и номинанты] (англ.). [www.webcitation.org/67dsiumrV Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Золотой глобус (премия, 1946)

«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.