Золотой глобус (премия, 1968)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

25-я церемония вручения наград премии «Золотой глобус»

12 февраля 1968 года


Лучший фильм (драма):
«Душной южной ночью»


Лучший фильм (комедия или мюзикл):
«Выпускник»


Лучшое ТВ-шоу:
«Миссия невыполнима»


< 24-я Церемонии вручения 26-я >

25-я церемония вручения наград премии «Золотой глобус» за заслуги в области кинематографа и телевидения за 1967 год состоялась 12 февраля 1968 года в Cocoanut Grove, Ambassador Hotel (Лос-Анджелес, Калифорния, США).





Список лауреатов и номинантов

Победители выделены отдельным цветом.

Игровое кино

Категории Лауреаты и номинанты
Лучший фильм (драма)
Душной южной ночью / In the Heat of the Night
Бонни и Клайд / Bonnie and Clyde
Вдали от безумной толпы / Far from the Madding Crowd
Угадай, кто придёт к обеду? / Guess Who's Coming to Dinner
Хладнокровное убийство / In Cold Blood
<center>Лучший фильм (комедия или мюзикл) Выпускник / The Graduate
Укрощение строптивой / The Taming of the Shrew
Весьма современная Милли / Thoroughly Modern Millie
Доктор Дулиттл / Doctor Dolittle
Камелот / Camelot
<center>Лучший режиссёр
Майк Николс за фильм «Выпускник»
Норман Джуисон — «Душной южной ночью»
Стэнли Крамер — «Угадай, кто придёт к обеду?»
Артур Пенн — «Бонни и Клайд»
Марк Райделл — «Лис»
<center>Лучшая мужская роль (драма)
[[Файл:|145px]]
Род Стайгер — «Душной южной ночью» (за роль шефа полиции Билла Гиллеспи)
Алан Бейтс — «Вдали от безумной толпы» (за роль Гэбриэла Оука)
Уоррен Битти — «Бонни и Клайд» (за роль Клайда Бэрроу)
Пол Ньюман — «Хладнокровный Люк» (за роль Люка Джексона)
Сидни Пуатье — «Душной южной ночью» (за роль детектива Вирджила Тиббса)
Спенсер Трейси (посмертно) — «Угадай, кто придёт к обеду?» (за роль Мэтта Дрейтона)
<center>Лучшая женская роль (драма)
Эдит Эванс — «Шептуны» (англ.) (за роль миссис Росс)
Фэй Данауэй — «Бонни и Клайд» (за роль Бонни Паркер)
Кэтрин Хепбёрн — «Угадай, кто придёт к обеду?» (за роль Кристины Дрейтон)
Одри Хепбёрн — «Дождись темноты» (за роль Сьюзи Хендрикс)
Энн Хейвуд — «Лис» (за роль Эллен Марч)
<center>Лучшая мужская роль
(комедия или мюзикл)
Ричард Харрис — «Камелот» (за роль короля Артура)
Ричард Бёртон — «Укрощение строптивой» (за роль Петруччо)
Рекс Харрисон — «Доктор Дулиттл» (за роль доктора Джона Дулиттла)
Дастин Хоффман — «Выпускник» (за роль Бенджамина Брэддока)
Уго Тоньяцци — «Аморальный» (итал.) (за роль Сержио Мазини)
<center>Лучшая женская роль
(комедия или мюзикл)
Энн Бэнкрофт — «Выпускник» (за роль миссис Робинсон)
Джули Эндрюс — «Весьма современная Милли» (за роль Милли Диллмонт)
Одри Хепбёрн — «Двое на дороге» (за роль Джоанны Уоллес)
Ширли Маклейн — «Семь раз женщина» (за роли семи женщин)
Ванесса Редгрейв — «Камелот» (за роль Гвиневры)
<center>Лучшая мужская роль второго плана
Ричард Аттенборо — «Доктор Дулиттл» (за роль Альберта Блоссома)
Джон Кассаветис — «Грязная дюжина» (за роль Виктора Франко)
Джордж Кеннеди — «Хладнокровный Люк» (за роль Драглайна)
Майкл Дж. Поллард — «Бонни и Клайд» (за роль Мосса)
Ефрем Цимбалист мл. — «Дождись темноты» (за роль Сэма Хэндрикса)
<center>Лучшая женская роль второго плана
Кэрол Чэннинг — «Весьма современная Милли» (за роль Маззи Ван Хоссмер)
Квентин Дин — «Душной южной ночью» (за роль Делорес)
Лиллиан Гиш — «Комедианты» (за роль миссис Смит)
Ли Грант — «Душной южной ночью» (за роль миссис Лесли Колберт)
Прунелла Рэнсом — «Вдали от безумной толпы» (за роль Фанни Робин)
Би Ричардс — «Угадай, кто придёт к обеду?» (за роль миссис Прентис)
<center>Самый многообещающий дебютант среди мужчин
Дастин Хоффман — «Выпускник» (за роль Бенджамина Брэддока)
Одед Котлер — «Три дня и мальчик» (англ.)
Франко Неро — «Камелот» (за роль Ланселота)
Майкл Дж. Поллард — «Бонни и Клайд»
Томми Стил — «Самый счастливый миллионер» (англ.)
<center>Самый многообещающий дебютант среди женщин
[[Файл:|170px]]
Кэтрин Росс — «Выпускник» (за роль Элейн Робинсон)
• Грета Болдуин — «Галерея мошенников»
Пиа Дегермарк — «Эльвира Мадиган» (за роль Эльвиры Мадиган (Хедвиг Йенсен))
Фэй Данауэй — «Поторопи закат» (англ.)
Кэтрин Хотон — «Угадай, кто придёт к обеду?»
Шэрон Тейт — «Долина кукол»
<center>Лучший сценарий Стёрлинг Силлифант — «Душной южной ночью»
Роберт Бентон — «Бонни и Клайд»
Льюис Джон Карлино — «Лис»
Бак Генри — «Выпускник»
• Уильям Роуз — «Угадай, кто придёт к обеду?»
<center>Лучшая музыка к фильму Фредерик Лоу за музыку к фильму «Камелот»
Элмер Бернстайн — «Весьма современная Милли»
Лесли Брикасс — «Доктор Дулиттл»
Франсис Ле — «Жить, чтобы жить»
Генри Манчини — «Двое на дороге»
<center>Лучшая песня If Ever I Should Leave You — «Камелот» — музыка: Фредерик Лоу, слова: Алан Джей Лёрнер
Des Ronds dans l'Eau (Circles In the Water) — «Жить, чтобы жить» — музыка и слова: Франсис Ле и Норман Гимбел
Please Don't Gamble with Love — «Лыжная лихорадка» — музыка и слова: Гай Хемрик и Джерри Стайнер
Talk to the Animals — «Доктор Дулиттл» — музыка и слова: Лесли Брикасс
Thoroughly Modern Millie — «Весьма современная Милли» — музыка и слова: Джимми Ван Хэйсен и Сэмми Кан
<center>Лучший иностранный фильм Жить, чтобы жить / Vivre pour vivre (Франция)
Поезда под пристальным наблюдением / Ostře sledované vlaky (Чехословакия)
Аморальный / L'immorale (Франция, Италия)
Посторонний / Lo straniero / L'Étranger (Франция)
Эльвира Мадиган / Elvira Madigan (Швеция)
<center>Лучший иностранный фильм на английском языке Лис / The Fox (Канада)
Несчастный случай / Accident (Великобритания)
Шутники / The Jokers (Великобритания)
Разрушение времени / Smashing Time (Великобритания)
Улисс / Ulysses (Великобритания)
Тайные осведомители / The Whisperers (Великобритания)

Телевизионные награды

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучшое ТВ-шоу Миссия невыполнима / Mission: Impossible
Шоу Кэрол Бёрнетт / The Carol Burnett Show
Шоу Дина Мартина / The Dean Martin Show
Garrison's Gorillas
Хохмы Роуэна и Мартина / Rowan & Martin's Laugh-In
<center>Лучший актёр на ТВ
Мартин Ландау — «Миссия невыполнима» (за роль Роллина Хэнда)
• Брендон Бун — «Garrison's Gorillas»
Бен Газзара — «Бежать от твоей жизни» (англ.) (за роль Пола Брайана)
Дин Мартин — «Шоу Дина Мартина» (за роль самого себя)
Энди Уильямс — «Шоу Энди Уильямса» (англ.) (за роль самого себя)
<center>Лучшая актриса на ТВ
Кэрол Бёрнетт — «Шоу Кэрол Бёрнетт» (за роли различных персонажей)
Барбара Бэйн — «Миссия невыполнима» (за роль Синнамон Картер)
Люсиль Болл — «Шоу Люси» (за роль Люси Кармайкл)
Нэнси Синатра — «Movin' With Nancy»
Барбара Стэнвик — «Большая долина» (за роль Виктории Баркли)

Специальные награды

Награда Лауреаты
<center>Премия Сесиля Б. Де Милля
(Награда за вклад в кинематограф)
<center> Кирк Дуглас
<center>Премия Генриетты
Henrietta Award (World Film Favorites)
<center>
Лоренс Харви[1]
<center> Джули Эндрюс

См. также

  • «Оскар» 1968 (главная ежегодная национальная кинопремия США)
  •  BAFTA 1968 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)

Напишите отзыв о статье "Золотой глобус (премия, 1968)"

Примечания

  1. Другие источники называют лауреатом Премии Генриетты в этом году Пола Ньюмана [web.archive.org/web/20070104215021/theenvelope.latimes.com/extras/lostmind/year/1967/1967gg.htm].

Ссылки

  • [www.hfpa.org/browse/?param=/year/1967 Список лауреатов и номинантов на официальном сайте Голливудской ассоциации иностранной прессы] (англ.)
  • [www.imdb.com/event/ev0000292/1968 Лауреаты и номинанты на сайте IMDb] (англ.)
  • web.archive.org/web/20070104215021/theenvelope.latimes.com/extras/lostmind/year/1967/1967gg.htm

Отрывок, характеризующий Золотой глобус (премия, 1968)

Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.