Золотой глобус (премия, 1978)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

35-я церемония вручения наград премии «Золотой глобус»

28 января 1978 года


Лучший фильм (драма):
«Поворотный пункт»


Лучший фильм (комедия или мюзикл):
«До свидания, дорогая»


Лучший драматический сериал:
«Корни»


Лучший сериал (комедия или мюзикл):
«Все в семье»


Лучший телефильм:
«Рейд на Энтеббе»


< 34-я Церемонии вручения 36-я >

35-я церемония вручения наград премии «Золотой глобус» за заслуги в области кинематографа и телевидения за 1977 год состоялась 28 января 1978 года в отеле Beverly Hilton (Лос-Анджелес, Калифорния, США). Номинанты были объявлены 10 января 1978[1].





Список лауреатов и номинантов

Победители выделены отдельным цветом.

Игровое кино

Количество наград/номинаций:

Категории Лауреаты и номинанты
Лучший фильм (драма)
Поворотный пункт / The Turning Point
Близкие контакты третьей степени / Close Encounters of the Third Kind
Я никогда не обещала вам розового сада / I Never Promised You a Rose Garden
Джулия / Julia
Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда / Star Wars
<center>Лучший фильм (комедия или мюзикл) До свидания, дорогая / The Goodbye Girl
Страх высоты / High Anxiety
Нью-Йорк, Нью-Йорк / New York, New York
Энни Холл / Annie Hall
Лихорадка субботнего вечера / Saturday Night Fever
<center>Лучший режиссёр Герберт Росс за фильм «Поворотный пункт»
Вуди Аллен — «Энни Холл»
Джордж Лукас — «Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда»
Стивен Спилберг — «Близкие контакты третьей степени»
Фред Циннеман — «Джулия»
<center>Лучшая мужская роль (драма) Ричард Бёртон — «Эквус» (за роль Мартина Дайсарта)
Марчелло Мастроянни — «Необычный день» (за роль Габриэле)
Аль Пачино — «Бобби Дирфилд» (за роль Бобби Дирфилда)
Грегори Пек — «Макартур» (англ.) (за роль генерала Дугласа Макартура)
Генри Уинклер — «Герои» (англ.) (за роль Джека Данна)
<center>Лучшая женская роль (драма)
Джейн Фонда — «Джулия» (за роль Лилиан Хеллман)
Энн Бэнкрофт — «Поворотный пункт» (за роль Эммы Джеклин)
Дайан Китон — «В поисках мистера Гудбара» (за роль Терезы Данн)
Кэтлин Куинлан — «Я никогда не обещала вам розового сада» (за роль Деборы Блейк)
Джина Роулендс — «Премьера» (за роль Миртл Гордон)
<center>Лучшая мужская роль
(комедия или мюзикл)
Ричард Дрейфус — «До свидания, дорогая» (за роль Эллиота Гарфилда)
Вуди Аллен — «Энни Холл» (за роль Элви Сингера)
Мел Брукс — «Страх высоты» (за роль Ричарда Х. Торндайка)
Роберт Де Ниро — «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (за роль Джимми Дойла)
Джон Траволта — «Лихорадка субботнего вечера» (за роль Тони Манеро)
<center>Лучшая женская роль
(комедия или мюзикл)
Дайан Китон — «Энни Холл» (за роль Энни Холл)
Марша Мейсон — «До свидания, дорогая» (за роль Полы МакФадден)
Салли Филд — «Полицейский и бандит» (за роль Кэрри)
Лайза Миннелли — «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (за роль Франсины Эванс)
Лили Томлин — «Позднее шоу» (за роль Марго Сперлинг)
<center>Лучший актёр второго плана
Питер Фёрт — «Эквус» (за роль Алана Стрэнга)
Михаил Барышников — «Поворотный пункт» (за роль Юрия Копейкина)
Алек Гиннесс — «Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда» (за роль Оби-Вана Кеноби)
Джейсон Робардс — «Джулия» (за роль Дэшилла Хэммета)
Максимилиан Шелл — «Джулия» (за роль Йоханна)
<center>Лучшая актриса второго плана
Ванесса Редгрейв — «Джулия» (за роль Джулии)
Энн-Маргрет — «Джозеф Эндрюс» (англ.) (за роль леди Буби (Белль))
Джоан Блонделл — «Премьера» (за роль Сары Гуд)
Лесли Браун — «Поворотный пункт» (за роль Эмилии Роджерс)
Куинн Каммингс — «До свидания, дорогая» (за роль Люси МакФадден)
Лилия Скала — «Роузленд» (англ.) (за роль Розы)
<center>Лучший сценарий
Нил Саймон — «До свидания, дорогая»
Вуди Аллен — «Энни Холл»
Артур Лорентс — «Поворотный пункт»
Элвин Сарджент — «Джулия»
Стивен Спилберг — «Близкие контакты третьей степени»
<center>Лучшая музыка к фильму
Джон Уильямс за музыку к фильму «Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда»
Барри Гибб — «Лихорадка субботнего вечера»
Марвин Хэмлиш — «Шпион, который меня любил»
• Джоэл Хёршхорн — «Дракон Пита»
Джон Уильямс — «Близкие контакты третьей степени»
<center>Лучшая песня You Light Up My Life — «Ты осветила жизнь мою» (англ.) — музыка и слова: Джозеф Брукс
Down Deep Inside — «Бездна» — музыка и слова: Джон Барри и Донна Саммер
How Deep Is Your Love — «Лихорадка субботнего вечера» — музыка и слова: Барри, Морис и Робин Гиббы (Bee Gees)
New York, New York — «Нью-Йорк, Нью-Йорк» — музыка: Джон Кандер, слова: Фред Эбб
Nobody Does It Better — «Шпион, который меня любил» — музыка: Марвин Хэмлиш, слова: Кэрол Байер Сейджер
<center>Лучший иностранный фильм Необычный день / Una giornata particolare (Италия)
Выкорми ворона / Cría cuervos (Испания)
Вся жизнь впереди / La Vie devant soi (Франция)
И слоны бывают неверны / Un éléphant ça trompe énormément (Франция)
Этот смутный объект желания / Cet obscur objet du désir (Франция)

Телевизионные награды

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучший телевизионный сериал
(драма)
Корни / Roots
Ангелы Чарли / Charlie's Angels
Коломбо / Columbo
Семья / Family
Старски и Хатч / Starsky and Hutch
Вверх и вниз по лестнице / Upstairs, Downstairs
<center>Лучший телевизионный сериал
(комедия или мюзикл)
Все в семье / All in the Family
Барни Миллер / Barney Miller
Шоу Кэрол Бёрнетт / The Carol Burnett Show
Счастливые дни / Happy Days
Лаверна и Ширли / Laverne & Shirley
<center>Лучший телевизионный фильм Рейд на Энтеббе / Raid on Entebbe
• Просто небольшое беспокойство / Just a Little Inconvenience
Mary Jane Harper Cried Last Night
• Мэри Уайт / Mary White
Something for Joey
<center>Лучшая мужская роль
в драматическом телесериале
Эдвард Аснер — «Лу Грант» (за роль Лу Гранта)
Роберт Конрад — «Блеяние чёрной овцы» (англ.) (за роль майора Грега «Паппи» Бойингтона)
Питер Фальк — «Коломбо» (за роль лейтенанта Коломбо)
Джеймс Гарнер — «Досье детектива Рокфорда» (англ.) (за роль детектива Джима Рокфорда)
Телли Савалас — «Коджак» (англ.) (за роль лейтенанта Тео Коджака)
<center>Лучшая женская роль в
в драматическом телесериале
Лесли Энн Уоррен — «79, Парк-авеню» (за роль Марьи Флуджики / Марианны)
Энджи Дикинсон — «Женщина-полицейский» (за роль сержанта Сюзанны «Пеппер» Андерсон)
Кейт Джексон — «Ангелы Чарли» (за роль Сабрины Дункан)
Лесли Уггэмс — «Корни» (за роль Киззи Рейнольдс)
Линдси Вагнер — «Бионическая женщина» (англ.) (за роль Джейми Соммерс)
<center>Лучшая мужская роль в телесериале
(комедия или мюзикл)
Генри Уинклер — «Счастливые дни» (за роль Артура «Фонци» Фонцарелли)
Рон Ховард — «Счастливые дни» (за роль Ричи Каннингэма)
Алан Алда — «МЭШ» (за роль капитана Бенджамина Франклина Пирса)
Хэл Линден — «Барни Миллер» (за роль капитана Барни Миллера)
Кэрролл О'Коннор — «Все в семье» (за роль Арчи Банкера)
<center>Лучшая женская роль в телесериале
(комедия или мюзикл)
Кэрол Бёрнетт — «Шоу Кэрол Бёрнетт» (за роли различных персонажей)
Беатрис Артур — «Мод» (англ.) (за роль Мод Финдлей)
Пенни Маршалл — «Лаверна и Ширли» (за роль Лаверны Дефазио)
Изабель Санфорд — «Джефферсоны» (за роль Луизы Джефферсон)
Джин Степлтон — «Все в семье» (за роль Эдит Банкер)
Синди Уильямс — «Лаверна и Ширли» (за роль Ширли Фини)

Специальные награды

Награда Лауреаты
<center>Премия Сесиля Б. Де Милля
(Награда за вклад в кинематограф)
<center> Ред Скелтон (англ.)
<center>Премия Генриетты
Henrietta Award (World Film Favorites)
<center> Роберт Редфорд
<center> Барбра Стрейзанд
<center>Мисс «Золотой глобус» 1978
(Символическая награда)
<center> 

 
Элизабет Стэк (дочь актёра Роберта Стэка и актрисы Розмари Стэк)

См. также

  • «Оскар» 1978 (главная ежегодная национальная кинопремия США)
  •  BAFTA 1978 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)
  • «Сезар» 1978 (премия Французской академии искусств и технологий кинематографа)
  • «Сатурн» 1978 (премия Академии научной фантастики, фэнтези и фильмов ужасов)

Напишите отзыв о статье "Золотой глобус (премия, 1978)"

Примечания

  1. [web.archive.org/web/20061017171043/theenvelope.latimes.com/extras/lostmind/year/1977/1977gg.htm Past Winners Database. 35th Golden Globe Awards]

Ссылки

  • [www.hfpa.org/browse/?param=/year/1977 Список лауреатов и номинантов 35-й церемонии на официальном сайте Голливудской ассоциации иностранной прессы] (англ.)
  • [www.imdb.com/event/ev0000292/1978 Лауреаты и номинанты премии «Золотой глобус»-1978 на сайте IMDb] (англ.)

Отрывок, характеризующий Золотой глобус (премия, 1978)

Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.