Золотой телец

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Золотой телец (ивр.עגל הזהב‏‎) — идол, несколько раз появляющийся на страницах Ветхого Завета как предмет культа отступивших от Бога Израиля. В соответствии с агадическим мидрашем, телец был оживлён благодаря силе Всевышнего, которая была даже в кусках таблички, с помощью которой Моисей со словами але шор (поднимись, бык) поднял ковчег Иосифа из вод Нила для перезахоронения на Земле Обетованной после покорения её двенадцатью коленами Израиля. Потому-то золото в плавильне преобразовалось в символ Иосифа тельца.[1] Есть основания полагать, что речь идет о МолохеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2983 дня].





Золотой телец Аарона

Во время Исхода, когда Моисей был на горе Синай и оставшийся без него народ стал роптать, Аарон для успокоения народа сделал из золотых украшений, собранных у евреев, золотого тельца:

Когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то собрался к Аарону и сказал ему: встань и сделай нам бога, который бы шел перед нами, ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось. И сказал им Аарон: выньте золотые серьги, которые в ушах ваших жен, ваших сыновей и ваших дочерей, и принесите ко мне. И весь народ вынул золотые серьги из ушей своих и принесли к Аарону. Он взял их из рук их, и сделал из них литого тельца, и обделал его резцом. И сказали они: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!

Спустившийся по указанию Господа с Синая Моисей впал в гнев, разбил Скрижали Завета, вручённые ему на горе Богом, и уничтожил тельца. Затем Моисей собрал сынов Левия и сказал им: «так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро своё, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего» (Исх. 32:27). Это было исполнено и в тот день было убито около трёх тысяч человек.

Золотые тельцы Иеровоама I

Царь Израиля Иеровоам I, отделившись от сына Соломона, иудейского царя Ровоама, воздвиг в своём царстве двух золотых тельцов: одного в Бейт Эле (Вефиле), а другого на севере страны в Дане. Формально они символизировали подножия трона Яхве. Этим тельцам жители царства поклонялись как богам; их культ сохранялся всё время существования царства (некоторые цари шли дальше, принимали иноземные культы, но даже наиболее положительно оцениваемые Библией правители Израильского царства «не отступали» от вефильского и данского тельцов).

В культуре

В новоевропейской культуре «золотой телец» — символ наживы, власти, денег, богатства, алчности (при этом в Библии золото является лишь материалом, из которого был изготовлен идол, а осуждению подвергается поклонение другому «богу», то есть нарушение первой и главной заповеди (да не будет у тебя других богов), и нарушение второй заповеди — сотворение кумира). Образ получил отражение в арии Мефистофеля из оперы Шарля Гуно «Фауст» (в русской версии — «На земле весь род людской…»), в названии романа Ильфа и Петрова «Золотой телёнок». Образ золотого тельца использовался в фильме «Догма».

См. также

Напишите отзыв о статье "Золотой телец"

Ссылки

Примечания

  1. www.machanaim.org/tanach/_weekly/kitisa00.htm // Др. Пинхас Полонский, Комментарии к Торе.


Отрывок, характеризующий Золотой телец

Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.