Золотухин, Пётр Васильевич

Пётр Васильевич Золотухин
Ректор Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина
26 июня 1948 — 20 апреля 1950
Предшественник:	Пётр Вениаминович Мясников
Преемник:	Дмитрий Алексеевич Поликарпов
Начальник Отдела народного образования Советской военной администрации в Германии
10 августа 1945 — 20 июля 1948
Предшественник:	должность учреждена
Заместитель наркома просвещения РСФСР
23 июня 1944 — 1945
Ректор Ленинградского университета
25 октября 1939 — 1941
Предшественник:	Константин Игнатьевич Лукашёв
Преемник:	Александр Алексеевич Вознесенский
Рождение:	село Нижний Мамон, Павловский уезд, Воронежская губерния, Российская империя
Партия:	ВКП(б) / КПСС
Военная служба
Принадлежность:	СССР СССР
Род войск:	армия
Звание:
Научная деятельность
Научная сфера:	история
Награды:

Пётр Васи́льевич Золоту́хин (октябрь 1897, Нижний Мамон, Воронежская губерния — 1968, Москва) — советский учёный-историк.

Ректор Ленинградского университета (1939—1941) и Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина (1948—1950); начальник Отдела народного образования Советской военной администрации в Германии (1945—1948). Генерал-лейтенант.

Биография

Пётр Васильевич Золотухин родился в селе Нижний Мамон Павловского уезда Воронежской губернии (ныне - в Верхнемамонском районе Воронежской области) в 1897 году в крестьянской семье.

Русский, в ВКП(б) с 1925. Окончил ВУЗ.

С 1930 года — преподаватель ЛГПИ имени А. И. Герцена; руководил общеэкономическим отделением института. С 1939 по 1941 год — директор (ректор) Ленинградского университета. С июня 1941 года — редактор газеты «Ленинградская правда». С началом Великой Отечественной войны играл значительную роль в проведении идеологической и организационно-пропагандистской работы в Ленинграде. В 1943 году переведён на работу в Москву на должность заместителя Председателя Комитета пo делам высшей школы при Совнаркоме СССР. С 23 июня 1944 года — заместитель наркома просвещения РСФСР.

После победы над Германией в 1945 году и создания Советской военной администрации по управлению Советской зоной оккупации в Германии (СВАГ) под управлением Г. К. Жукова, Пётр Золотухин с 10 августа 1945 по 20 июля 1948 — начальник Отдела народного образования Советской военной администрации в Германии в звании генерал-лейтенанта. В этой должности внёс значительный вклад в восстановление образовательного процесса в разрушенной войной Германии.

После возвращения из Германии — директор (ректор) Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина с 26 июня 1948 года по 20 апреля 1950 года.

Пётр Васильевич Золотухин скончался в 1968 году.

Награды

• орден Трудового Красного Знамени (21.02.1944)

Литература

• Дружинин П. А. [www.istmira.com/razlichnoe/ideologiya-i-filologiya/page/231/ примеч. 342: Золотухин Петр Васильевич] // Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы: Документальное исследование. — М.: Новое литературное обозрение, 2012. — Т. 1. — С. 231. — 592 с. — ISBN 978-5-86793-981-6.
• Филипповых Д. Н. [statearchive.ru/assets/files/Svag_sprav/08-r04.pdf Золотухин Петр Васильевич (в разделе IV. Краткие биографии руководящего состава СВАГ)] // Советская военная администрация в Германии. 1945—1949 : справочник. — М.: РОССПЭН, 2009. — С. 822. — ISBN 978-5-8243-0999-7. ISBN 5-8243-0636-2
• Hochschuloffiziere und Wiederaufbau des Hochschulwesens in Deutschland 1945—1949. Die Sowjetische Besatzungszone / Hrsg. von M. Heinemann. — Berlin: Akademie-Verlag, 2000. — ISBN 3-05-002851-3.
• Nikitin P. (=Пётр Никитин) Zwischen Dogma und gesundem Menschenverstand. Wie ich die Universitäten der deutschen Besatzungszone «sowjetisierte»: Erinnerungen des Sektorleiters Hochschulen und Wissenschaft der Sowjetischen Militäradministration in Deutschland. — Berlin: Akademie Verlag, 1997. — (Edition Bildung und Wissenschaft; 6). — ISBN 3-05-003174-3.

Отрывок, характеризующий Золотухин, Пётр Васильевич

В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.