Золотые ворота (Константинополь)

Золотые ворота (греч. Χρυσεία Πύλη; тур. Altın Kapı) — парадные, южные ворота Феодосиевых стен и западные ворота крепости Едикуле. То же название имели несохранившиеся южные ворота стен Константина.

Ворота стен Константина

Золотые ворота строились из расчёта, что они одновременно будут и триумфальной аркой победы над Лицинием, и воротами новых стен города. Они были построены в 320-х годах при Константине Великом. Две фланкирующие башни подпирали трёхарочные ворота, богато украшенные мрамором, позолотой, барельефами. На вершине находилась 6-метровая статуя Фортуны. Парадная центральная арка использовалась как церемониальное место въезда в город императора, Эгнатиева дорога после неё переходила в Месу. Менее чем через век из-за строительства Феодосиевых стен ворота потеряли своё значение, но поддерживались в хорошем состоянии как памятник. В начале XVI века Золотые ворота были серьёзно повреждены землетрясением, после чего их материал растащен для строительства турецких домов. Местоположение ворот сейчас можно определить лишь приблизительно.

Ворота Феодосиевых стен

Новые Золотые ворота были возведены как арка для состоявшегося 10 ноября 391 года триумфа Феодосия Великого после победы над Максимом. Триумфальная арка была украшена колоннами разных размеров и опоясывалась фризом на втором ярусе. Лишь через 20 лет ворота стали частью возводимых Феодосиевых стен. Аналогично воротам стены Константина, Золотые ворота стояли на Эгнатиевой дороге и состояли из трёх арок с покрытыми позолоченными бронзовыми листами створками, а к боковым фасадам пристроены фланкирующие башни. Створки были украшены позолоченными барельефами. Сзади ворота были защищены на случай прорыва полукруглым укреплением Castrum Rotundum. Сверху Золотые ворота в разное время были украшены композициями статуй: слоновьей квадригой Феодосия, львиной квадригой Кибелы, венчающей Феодосия лавровым венком Никой.

С внешней стороны Золотых ворот находится одноарочная триумфальная арка, установленная, скорее всего, в честь одной из побед Феодосия. Столетиями позже на основе триумфальной арки построены пропилеи, по обе стороны от которых шёл пояс зубчатых стены. Эти стены, по-видимому, также доходили до фланкирующих башен, в местах соединения с которыми находились калитки. По обе стороны от пропилей с внешней стороны при Никифоре Фоке были установлены 12 барельефов.

Золотые ворота были серьёзно повреждены при разграбивших Константинополь латинянах. Отвоевав город, Михаил VIII Палеолог в последний раз использовал парадную арку по назначению, после чего арки были частично заложены для их укрепления. При османах арки также закладывались, чему способствовали тектоническая активность и предсказание, что отвоюющий город христианский монарх въедет через эти ворота. За Золотыми воротами была построена крепость Едикуле, и они окончательно перестали быть городскими воротами. Украшавшие их ценности, такие как колонны и барельефы, были разграблены или уничтожены. Некоторые их части выставлены в Археологическом музее Стамбула. В настоящее время Золотые ворота выходят на кладбище Едикуле, центральная и северная арки по большей части заложены. Золотые ворота являются частью музея-крепости Едикуле.

Литература

• Иванов С. А. В поисках Константинополя. Путеводитель по византийскому Стамбулу и окрестностям. — М.: Вокруг света, 2011. — ISBN 978-5-98652-382-8
• Никольский Е. В. [mospat.ru/church-and-time/711 Златые врата: от столицы к столице] // Церковь и время. — 2011. — № 2 (55).

Отрывок, характеризующий Золотые ворота (Константинополь)

– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…