Золушка (опера Россини)

Опера

Золушка, или Торжество добродетели
Место первой постановки	Рим

Золушка, или Торжество добродетели (итал. La Cenerentola, ossia La bontà in trionfo) — весёлая драма (dramma giocoso) в двух актах итальянского композитора Джоаккино Россини. Итальянское либретто Якопо Ферретти на основе традиционной сказки «Золушка». Премьера состоялась 25 января 1817 года в Риме в театре Валле.

Эта опера была написана Россини на волне успеха «Севильского цирюльника» в рекордно короткий срок — за 24 дня. Он использовал для оперы увертюру из своей же оперы «Газета», которая к тому времени была уже популярна и исполнялась как самостоятельное произведение. Россини также использовал в опере некоторые материалы из «Севильского цирюльника». Часть речитативов и три арии были написаны Лукой Аголини. В 1818—1820 годах при издании партитуры Россини внёс поправки (заменил одну из арий Аголини собственной и добавил дополнительно ещё один номер).

Действующие лица

Партия	Голос	Исполнитель на премьере 25 января 1817 (Дирижёр: Джоаккино Россини)
Анджелина (Золушка)	колоратурное меццо-сопрано	Джельтруда Ригетти
Рамиро, принц Салерно	тенор	Джакомо Гульельми
Дандини, его камердинер	баритон	Джузеппе де Беньис
Дон Маньифико, барон ди Монтефьясконе, отчим Анджелины	бас	Андреа Верни
Алидоро, философ и наставник принца	бас	Дзенобио Витарелли
Клоринда, старшая дочь Дона Магнифико	сопрано	Катерина Росси
Тисба, младшая дочь Дона Магнифико	меццо-сопрано	Тереза Мариани
Придворные принца Рамиро

Либретто

Акт первый

Сцена первая. Дворец Дона Маньифико

Дочери хозяина дома Клоринда и Тисба перебирают драгоценности и болтают между собой. Появляется Анджелина, падчерица Маньифико. Она в платье служанки и занимается уборкой дома. Анджелина поёт балладу о короле, который женился на крестьянке. Сёстры высмеивают её. В дом входит нищий, который просит подаяния. Сёстры хотят его выгнать, но Анджелина усаживает старика и подаёт ему хлеб и кофе. Хор сообщает, что принц Рамиро ищет самую красивую девушку в своих владениях, чтобы жениться на ней, и в своих поисках он скоро посетит дворец Маньифико. Сёстры начинают готовиться к приёму принца, строя планы на его счёт. Нищий вполголоса высмеивает их и уходит. Входит Дон Маньифико. Сёстры сообщают ему о приезде принца. Отец с дочерьми уходит, чтобы переодеться для приёма гостя. Анджелине они приказывают приготовить угощение. Входит принц Рамиро. Он переоделся в платье своего камердинера Дандини, чтобы со стороны понаблюдать за невестами. Вперёд он посылал своего наставника Алидоро, который, переодевшись нищим, уже успел понаблюдать и составить представление о жителях этого дома. Входит Анджелина с подносом. Рамиро представляется камердинером принца. Анджелина рассказывает свою историю: она сирота, живёт в доме отчима, который заставляет её выполнять всю домашнюю работу. Рамиро очарован Анджелиной, ей также понравился молодой человек, но хозяин зовёт её, и она уходит. Входит Дон Маньифико. Рамиро говорит, что принц сейчас будет здесь. Действительно, в зал торжественно вступают придворные, которые окружают камердинера Дандини, переодетого принцем. Дандини приветствует хозяина дома. Дон Маньифико, Клоринда и Тисба расточают комплименты мнимому принцу. Лишь Анджелина удручена вульгарностью манер этого принца. Дандини приглашает хозяина дома с дочерьми во дворец. Сёстры в восторге. Анджелина просит отчима взять и её, но те категорически против — она останется дома и будет заниматься домашними делами. Появляется Алидоро уже не в костюме нищего, а в придворном платье. Он интересуется, почему Маньифико не берёт с собой третью дочь. Маньифико возмущён — Анджелина ему не дочь, а падчерица — дочь его второй жены от первого брака, бесприданница, не имеющая собственного состояния и живущая у него из милости. Алидоро остаётся наедине с Анджелиной. Он очарован красотой и добротой девушки, считает, что с нею принц найдёт своё счастье. Алидоро принимает на себя заботу об Анджелине и забирает её с собою во дворец. В это время Дандини расписывает Дону Маньифико достоинства своего винного погреба. Маньифико доволен, он любит выпить. Принц просит Дандини поговорить с дочерьми, чтобы узнать их характер. Дандини ухаживает за Клориндой и Тисбой, отпускает вульгарные шутки, но те готовы слушать от принца что угодно, лишь бы добиться его благосклонности.

Сцена вторая. Дворец принца Рамиро

Подвыпивший Дон Маньифико распоряжается во дворце как у себя дома. Он поёт весёлую песню. Принц поражён вульгарностью и меркантильностью дочерей Маньифико. Он в недоумении, ведь его наставник Алидоро говорил об одной из дочерей как о воплощении благородства и доброты. Он решает испытать Клоринду и Тисбу ещё раз. Дандини предлагает им в качестве кавалера принца Рамиро. Но, думая, что это камердинер, сёстры с возмущением отказываются. Входит Алидоро. Он привёз таинственную знатную красавицу в роскошном наряде. Входит Анджелина. Все в замешательстве. Она так похожа на падчерицу Маньифико. Но барон и сёстры успокаивают себя — эта дама в таком богатом наряде не может быть бедной Анджелиной.

Акт второй

Сцена первая. Дворец принца Рамиро

Сёстры жалуются отцу, что Дандини, которого они принимают за принца, оставил их и ухаживает за прекрасной незнакомкой. Но Маньифико уже не воспринимает их жалоб, его интересуют только новые вина из погреба принца. Рамиро, узнавший Анджелину, просит Дандини сделать ей предложение в качестве принца. Но Анджелина отказывает ему. Она любит Рамиро, которого считает камердинером. Рамиро в восторге от верности и бескорыстности Анджелины. Он признаётся ей в любви. Анджелина также любит его. Но выйдет за него замуж, только когда он узнает, кто она. С этими словами Анджелина снимает с руки один из двух одинаковых браслетов, отдаёт Рамиро и уходит. Принц клянётся найти её. Алидоро даёт Дандини сигнал к окончанию розыгрыша. Дон Маньифико уверяет, что его дочери полюбили принца и просит ускорить свадьбу с любой из них. Дандини признаётся Дону Маньифико, что того разыграли — он не принц, а камердинер. Барон в ужасе покидает дворец принца. Алидоро доволен — корыстолюбивый барон получил хороший урок.

Сцена вторая. Дворец Дона Маньифико

Анджелина вновь в старом платье убирает в комнате и поёт свою балладу о короле. Возвращаются разгневанные Дон Маньифико с дочерьми. Начинается гроза. Внезапно входит Дандини. Он заявляет, что непогода застала принца неподалёку от дома Маньифико, и сейчас принц будет здесь. Входит Рамиро, теперь уже под своим настоящим именем. Барон кланяется ему. Сёстры приказывают Анджелине подать ужин. Анджелина пытается закрыть лицо руками, но Рамиро видит у неё на руке знакомый браслет — такой же, как и у него. Барон и дочери пытаются прогнать Анджелину, но принц останавливает их. Он выполнил условие — узнал, кто такая прекрасная незнакомка, и теперь просит её стать его женой. Анджелина согласна. Алидоро рассказывает о тяжёлой судьбе и золотом сердце Анджелины. Она просит принца простить своего отчима и сестёр. Принц великодушно согласен. Все радостно веселятся.

Дискография

• Россини. Золушка. Ф.Барбьери, Дж.дель Синьоре, А.Поли, В.де Таранто. Дирижёр О.де Фабритиис / 1948
• Россини. Золушка. Дж. Симионато, Ч.Валетти, С.Мелетти, К.Даламангас, В.Суска. Дирижёр М.Росси / RAI Torino 18.9.1949 / FONIT CETRA
• Россини. Золушка. Зара Долуханова, К.Константинова, Н.Поставничева, А.Орфёнов, Е.Белов, К.Поляев. Дирижёр О.Брон / MYTO 1950
• Россини. Золушка. Дж. Симионато, У.Бенелли, П.Монтарсоло, С.Брускантини. Дирижёр О. де Фабритиис / DECCA 1964
• Россини. Золушка. Тереса Берганса, С.Червена, П.Боттаццо, Р.Капекки, П.Монтарсоло, К.Грант. Дирижёр Ч.Макеррас / Сан-Франциско 16.11.1969
• Россини. Золушка. Тереса Берганса, М.Гульельми, Л.Альва, Р.Капекки, П.Монтарсоло. Дирижёр К.Аббадо / DG 1971
• Россини. Золушка. Ф.фон Штаде, У.Бенелли, Р.Капекки, П.Монтарсоло. Дирижёр Дж. Притчард / Сан-Франциско 1.11.1974
• Россини. Золушка. Л.Валентини-Террани, Ф.Арайса, Д.Тримарки, Э.Дара, А.Корбелли. Дирижёр Г.Ферро / SONY 1980
• Россини. Золушка. А.Бальтса, Ш.Грэм, Р.Блэйк, Т.Нолен, К.Дездери. Дирижёр Г.Ферро / Чикаго 26.10.1982
• Россини. Золушка. А.Бальтса, Ф.Арайса, Руджеро Раймонди. Дирижёр Н.Марринер / DECCA 1987
• Россини. Золушка. Чечилия Бартоли, Г.Бандителли, В.Маттеуцци, А.Корбелли, Э.Дара, М.Пертузи. Дирижёр Р.Шайи / DECCA 1992
• Россини. Золушка. Дж. Лармор, А.Скарабелли, Л.Полверелли, Р.Хименес, Дж. Квилико, А.Корбелли, А.Майлз. Дирижёр К.Рицци / TELDEC 1994
• Россини. Золушка. В.Казарова, Р.Савойя, М.Компарато, Х. Д. Флорес, А.Корбелли, Б.Пратико, Л.Регаццо. Дирижёр К.Рицци / Пезаро, август 1998
• Россини. Золушка. Дж.ди Донато, Ж.Фишер, А.Штайгер, Х. Д. Флорес, А.Корбелли, С.Алаймо, Л.Регаццо. Дирижёр К.Рицци / Париж Palais Garnier 13.12.2002
• Россини. Золушка. Элина Гаранча, К.ди Сенсо, Н.Паласиос, М.Миронов, Н.Ривенк, А.Кончетти, Л.Регаццо. Дирижёр Э.Пидо / Париж Theatre des Champs-Elysees 22.11.2004

Литература

• Оперные либретто. — М., 1954.

Ссылки

• [libretto-oper.ru/operas/rossini/cenerentola.php Либретто оперы «Золушка, или Торжество добродетели» (полный текст)]

Опера

Отрывок, характеризующий Золушка (опера Россини)

Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.