Зона (сериал)
Зона. Тюремный роман. | |
Заставка | |
Жанр | |
---|---|
Создатель | |
В ролях | |
Страна | |
Количество серий |
50 |
Производство | |
Продюсер | |
Режиссёр | |
Сценарист |
Людмила Пивоварова |
Хронометраж |
2150 мин. |
Трансляция | |
Телеканал | |
На экранах |
«Зо́на. Тюремный роман» — российский телесериал, действие которого проходит в одном из провинциальных следственных изоляторов. Показ сериала был начат в январе 2006 года на канале НТВ в прайм-тайм, что, однако, вызвало массовые протесты[1]. В результате демонстрация сериала 7 февраля 2006 года была прекращена, а возобновлена только через 12 дней в неудобное время (сдвоенные серии в воскресенье в 23:30). Согласно официальной версии генерального директора НТВ Владимира Кулистикова, такое решение было принято из-за многочисленных жалоб на чрезмерную жестокость сериала со стороны телезрителей, однако высказывалось множество предположений о том, что перенос времени вещания был осуществлён под давлением некоторых политических деятелей и чиновников ФСИН[2]. В то же время рейтинг сериала был достаточно высок среди телезрителей[3].
Содержание
Эпиграф
Перед началом каждого эпизода в сериале демонстрировался эпиграф — цитата из фильма Андрея Тарковского «Сталкер»: «Зона — это не территория, это та проверка, в результате которой человек может либо выстоять, либо сломаться. Выстоит ли человек — зависит от его чувства собственного достоинства, его способности различать главное и преходящее». Хотя понятие «зона» у Тарковского прямого отношения к местам заключения не имеет, такая параллель уместна и настраивает на восприятие уголовного заключения для обычного человека (Алексей Павлов) как испытания, при котором самая суть его личности неизбежно и правдиво проявится под почти невыносимым давлением среды.
Создание сериала
Перед написанием сценария Ася Карева в течение долгого времени посещала места заключения, где общалась с осуждёнными, читала их дневники[4]. Экскурсию в следственный изолятор совершил и режиссёр фильма Пётр Штейн. В качестве консультантов привлекались люди, многие годы проработавшие в системе УИН. Вместе с тем авторы сериала также обратились за помощью к бывшим заключенным[5].
Местом действия является город Камышин[2], хотя в фильме этот населённый пункт не упоминается. Косвенным подтверждением этого факта является появление в кадре машин с кодом 34 (Волгоградская область), а также в 16 серии авторитет Агдам при встрече со своим давним корешем Чигой вспоминает как они вместе «в Камышине трёшку разменивали». Если присмотреться, во второй серии в титрах указано: «Выражаем благодарность СИЗО №5 (город Кашира), СИЗО №1 (Ногинск), СИЗО №10 (Можайск)». Возможно, сериал снимался именно в Московской области.
Сюжетные линии
В сериале две главные сюжетные линии, проходящие от первой до последней серии. Первая — оперуполномоченный капитан (затем майор) Багров расследует мнимое самоубийство бывшего начальника оперативного отдела Веллера, при этом выясняет многие тайны учреждения, о некоторых из которых неизвестно даже начальнику СИЗО подполковнику Костюхину. Другая линия — история заключённого Павлова, который попал за решётку по подозрению в убийстве, которого он не совершал. Помимо этого, в фильме много других историй — как сотрудников СИЗО, так и заключённых. Однако как в реальной жизни трагическое соседствует со смешным, так и в сериале присутствуют комические линии — например, история брачного афериста Величко, который даже в СИЗО не может спрятаться от своих пассий, которые готовы на любые ухищрения, лишь бы увидеть своего ненаглядного Аристарха. Изначально трагические персонажи начинают участвовать в комических случаях, а персонажи, которых, казалось, задумывали исключительно как комических, оказываются важнейшими звеньями ключевых сюжетных линий.
Серии [6]
№ Серии | Описание серии |
---|---|
1 | В следственный изолятор привозят новую группу заключенных. Среди них Алексей Павлов, человек, выделяющийся среди других интеллигентной внешностью. Но то, как с ним обходятся здесь, Павлова возмущает, за что охранники и майор Шверник избивают его и бросают в карцер. Но экономист Павлов здесь, на зоне, явно случайный человек. Его арестовали буквально два часа назад, заставив под давлением подписать какие-то бумаги и подкинув ему в кабинет чужой пистолет. Вся обстановка в СИЗО напряженная – недавно среди заключенных был бунт, и братва порезала нескольких ментов. Кроме того, в помещении хозблока утром обнаружен повесившимся офицер. А камеры видеонаблюдения всю ночь были вырублены по неизвестной пока причине. |
2 | Убийство или самоубийство майора Веллера начинает расследовать Колесникова Светлана Адольфовна. Сержант дежурки обнаруживает причину поломки в системе видеонаблюдения: кто-то перерезал провод в блоке питания, но начальник режимной части Шверник запрещает сообщать об этом начальнику СИЗО. Юрий Багров, которого в ночь смерти Веллера сам же Веллер и засадил за пьянство в карцер, передумывает увольняться, потому что он уверен: это не самоубийство. Багров намерен докопаться до истины и кое о чем уже догадывается. Заключенного Павлова заталкивают на ночь в камеру к Людоеду, где он вновь испытывает потрясение: Людоед болен туберкулезом последней степени, а ему не собираются оказывать никакой врачебной поддержки. |
3 | Майор Раевский назначается на место умершего Веллера, он советует Багрову успокоиться и понять, что ничего уже изменить нельзя, Веллер сам покончил с жизнью, значит, нечего рыться ни в документах, ни в воспоминаниях. А тем более не надо лезть с жалостью к заключенным. Ну вот пожалел Багров заключенного Окунева, хотел его уберечь от смерти от Сухого, даже свидание с женой пообещал устроить. А результат? Нет теперь Окунева, умер в медсанчасти после непродолжительной комы. Сухому что – одним убийством больше, одним меньше, он и так пожизненно сидеть будет. А Багров – неудачник, слабак. И жена от него ушла, и на работе он нервный, и вообще алкоголик. Не может даже докопаться, кто же друга Веллера все-таким убил. |
4 | Во время прокурорской проверки заключенный Павлов вновь обращается со своей нелепой просьбой: пересмотреть его дело будто бы потому, что оно сфабриковано. Но прокурора интересуют только вопросы содержания, остальное – к следователю. Дождавшись, наконец, следователя, Павлов понимает, что и от неё, от Светланы Адольфовны, тоже не дождешься понимания, а тем более поддержки. Она ведет допрос столько, сколько считает нужным, доведя больного астмой Павлова до критического состояния. А старший опер Багров никак не успокоится по поводу погибшего друга: почему, чтобы повеситься, тому надо было в каптерку идти? Странное совпадение: каптерка не просматривается и как раз в тот день в том корпусе видеонаблюдение вырубилось. |
5 | Замполит майор Гузеев узнает, что заключенный Чига прекрасно поет. Но только никак Чига не соглашался петь для мусоров и их подстилок, как ни уговаривал его старик. Даже усиленный паек и отдельная камера со всеми удобствами была обещана – не соглашался. И вдруг в самый канун праздника Чига петь соглашается. И ведь поет как! Только не знает Гузеев, что майор Раевский перед этим провел Чигу через камеру отморозков, где его опустили по-полной. Теперь Чиге не только петь или глядеть на усиленный паек не хочется, ему жить не хочется. А между тем в камере, откуда Чигу забрали, теперь новенький. Это следователь прокуратуры Полозков. Сам прокурор области позаботился, чтобы Полозкова к уголовникам на ночь подсадили – дабы на допросах сговорчивее был… |
6 | От Полозкова все письма, где он умоляет ему помочь и пересадить в отдельную камеру, приказано выбрасывать. Багров пытается образумить Костюхина – ведь Полозков если и брал взятки, то является пешкой, а засадили его как раз организаторы-преступники. Для Алексея Павлова следственный эксперимент со лже-свидетелем лишь ухудшил положение, и Павлов объявляет голодовку. А Чига, хоть и продолжает петь и репетировать к предстоящему конкурсу, уже успел выкрасть пистолет у майора Гузеева, собираясь отомстить своим обидчикам. Во время репетиции по приказу Раевского в зал заводят обидчиков Чиги, чтобы его дополнительно унизить и спрессовать, но никто еще не знает, что за спиной тот прячет пистолет. |
7 | Начальник СИЗО не хочет больше выжидать, когда Полозкова урки опустят и убьют, он переводит его в другую камеру. Приехавший к нему однокашник, прокурор области, недоволен, говорит, что с Полозковым будет то, что должно быть, но Костюхин непреклонен и не собирается, чтобы прокурор разгребал своё дерьмо чужими руками. А в тюрьму привозят еще одного заключенного – Уоррена Дэниса, американца, несправедливо обвиняемого в изнасиловании несовершеннолетней. Уоррен не хочет ничего подписывать и требует адвоката и консула, а Шверник смеется и приказывает своим подчиненным объяснить америкосу все «по-русски». После побоев Уоррена отводят в камеру к уркам, чтобы те разобрались с ним по-своему. |
8 | Чига выжил после ранения и вернулся в больничный корпус тюрьмы. Состояние его все еще тяжелое, но Гузеев рад и надеется, что Чига поправится и скоро начнет петь. Однако за тяжелобольным заключенные отказываются ухаживать и объясняют Гузееву, что за опущенным никто убирать не собирается. Для Гузеева то, что его подопечный прошел через пресс-хату, потрясение, он догадывается, кто приказал сделать это, идет к Раевскому и дает ему пощечину. Новый адвокат заключенного Павлова Леночка, которая является сестрой жены Багрова, понимает, что Павлов невиновен и его дело полностью сфабриковано. Она хочет взяться доказать его невиновность, а для начала договаривается с Раевским о переводе Павлова в больничку. |
9 | Айболита-Крылова за то, что он Полозкова защищал, оказавшегося ментом, Сухой приказывает убить. Багров чудом успевает спасти Крылова и перевести его в другую камеру, объясняя ему, что нужно написать заявление на Сухого, иначе погибнет. Но Крылов опасается, ему кажется, что в другой камере до него Сухой не дотянется. Однако в бане Крылов получает сильный удар по голове, попадает в больницу и уже готов писать заявление. Но Крылова перехватывает на себя Раевский и принуждает того стать стукачом. Между тем Юрий Багров постепенно приближается к тайне убийства Веллера. Это как-то связано со смертью заключенного Игоря Гайдишева, умершего за день до смерти Веллера якобы от сердечного приступа. |
10 | Капитан Багров просит Лену узнать, кто был адвокатом Гайдишева, но узнает, что адвокат Гайдишева Трофимов уже умер. Тогда Багров пытается хотя бы отыскать того заключенного, кто был в день смерти Гайдишева с ним в больничной палате. Выясняется, что это был заключенный Кошкин, но и он теперь умер. Буквально все ниточки обрываются. А заключенного в камеру с уголовниками Полозкова продолжают убеждать не давать никаких признательных показаний, в то же время от его жены требуют за право свидания с мужем вернуть весть компромат, который Полозков имел на своих подельников и тщательно прятал. Получив от жены Полозкова все желаемое, Раевский тут же «устраивает» смерть Полозкова. |
11 | Американец Уоррен Дэнис никак не дает покоя своим следователям и адвокатам. Поняв, что его водят за нос и продолжают вынуждать откупиться от того, чего он не совершал, Дэнис требует книги по уголовному праву и пишет письмо в правозащитную организацию, которое умудряется официально зарегистрировать. Неприкасаемому и лежащему в тяжелом состоянии Чиге по ночам стали помогать Павлов и назначенный на работы в больничку Айболит. Багрову, почти уже потерявшему надежду найти зацепки в деле Веллера, поступает ночной звонок от некоего Емельянова Павла Алексеевича, обещающего кое-что рассказать Багрову при личной встрече. Багров немедленно выписывает на имя Емельянова пропуск на завтрашний день. |
12 | Подполковник Костюхин с ужасом осознает, что произвол судебных органов так же ужасен, как и произвол уголовников на зоне. Отпетому выродку и убийце многих людей Сухому суд вынес наказание в 6 лет заключения, много меньше чем многим невиновным или виновным в какой-нибудь мелочи. Справедливостью для такого будет лишь смертная казнь, ведь Сухой рвется на зону, зона ему – дом родной. Колесникова продолжает настаивать перед Раевским, что Павлова нужно перевести в общую камеру, потому что чувствует, как рушится закрытое ею дело молоденьким адвокатом Леной. Тем более Колесникова уже знает, как подстегнуть Раевского, ведь он превысил уровень самообороны, когда стрелял в уже лежащего Чигу. |
13 | Колесникова добилась от Раевского, чтобы он перевел Павлова в общую камеру, одновременно на воле жену Павлова довели до состояния безысходности в связи с огромными долгами банку. Поэтому Павлову приходится все-таки дать признательные показания в убийстве, за что Колесникова обещает уладить конфликт с банком. Только теперь Лена понимает, как легко её обвели вокруг пальца с Павловым, она в слезах бросается к Багрову. А у него, кажется, еще одна проблема: он дал увольнительную зеку, чтобы тот в городе сделал экспертизу очень важной видеозаписи, перехваченной в почте у блатных, а зек не возвращается. Дэнис получает письмо от Любы, из-за которой он и попал сюда, – она решила официально отказаться от всех своих обвинений. |
14 | Ничего у Любы, засвеченной у ментов, как проститутка, не выходит с возвратом своего заявления на Дэниса, её просто выставляют за дверь. Зек, которого Багров отправил в город за экспертизой видеозаписи, нашелся в травм пункте. Он выполнил поручение Багрова и дополнительно от некоего Яшки-сутенера добыл еще фотографий с Сучковым и ворами. И видеозапись на сержанта Сучкова оказалась неподдельной, теперь начальнику СИЗО Костюхину надо принимать какие-нибудь меры против преступника в рядах сотрудников режимного заведения. Между тем ничего не подозревающий ни о чем Сучков приводит в камеру, где скоро коронуют Гиви, подлечившегося Чигу. |
15 | Багрову очень хочется помочь Леночке в деле Павлова. Конечно же, никто не сомневается, что Павлова подставляют очень крупные люди, такие крупные, что Багров за Лену боится. Тем не менее он поручает своему осведомителю Сане разузнать по своим каналам, кто же на самом деле грохнул Гаврилова, убийство которого вешают на Павлова. Тот разузнал: Гаврилова грохнули менты. Но жена Павлова уже не выдержала давления на неё банка и продала квартиру, переехав в маленькую однушку. Багров также не намерен больше отмалчиваться по поводу преступника Сучкова, он передает все доказательства лично в руки приехавшего к нему следователя из прокуратуры Возницкого, после чего по предъявленному обвинению Сучкова арестовывают. |
16 | Раевский действительно увлекся адвокатом Леной и, желая ей помочь в деле Павлова, сообщает, что авторитета Гаврилова убил человек подполковника Мащенко, которого может опознать зек Петюня. Колесникова звонит Мащенко в тревоге за разваливающееся дело. После того, как сержанта Сучкова посадили в ментовскую камеру, Багров увидел старую запись видеокамеры, где видно, что Сучков и Веллер встречались накануне убийства Веллера. Багров предлагает Сучкову рассказать все, что он знает о последних минутах жизни Веллера, но Сучков ставит условие: свобода в обмен на имя убийцы. После ухода Сухого в камере потешаются над Гиви, представляя, будто коронуют его, и теперь погоняло Гиви будет «Баран», а если не нравится – то «Долбонос». |
17 | Светлана Адольфовна Колесникова в ненависти предупреждает Раевского, чтобы не лез не в своё дело и оставил в покое Мащенко. Но Раевский лишь усмехается, у него свои мысли на этот счет. Однако дело Павлова в преддверии суда снова не дает покоя его прокурору Колесниковой, теперь она шантажирует Павлова спокойствием детей и их возможностью проживать хотя бы в маленькой квартире, а не стать бомжами. Павлов сломлен, он готов подписывать любые бумаги и давать любые показания. Лена в отчаянии – почему он прекратил борьбу? Между тем скоро умрет и единственный свидетель, способный опознать убийцу Гаврилова: Агдам вколол Петюне какую-то дрянь, от которого тот впал в кому, и спасти его может только срочное переливание крови. |
18 | Колесникова продолжает мстить «предавшему» её Раевскому. Она уже знает, что тот превысил пределы самообороны, когда стрелял в лежащего Чигу. Теперь она расколола Гузеева, кто отослал Чигу в пресс-хату к отморозкам – все тот же Раевский. А в больничке умирает Петюня, единственный свидетель, способный еще помочь в деле Павлова. Ему нужна донорская кровь, а среди заключенных такой группы крови, как у него, нет. Раевский по совету Айболита решает просмотреть карточки персонала для поиска донора. Утром по СИЗО пролетает новость: Сучков умер. Сердечная недостаточность. Но Багров ни на секунду не сомневается, что Сучкова убили, и в этом деле замешан майор Шверник, заставивший свою жену сфабриковать медицинское заключение. |
19 | После того, как Петюня очнулся, Айболит объясняет, что жизнь ему спас Раевский, отдав свою кровь. Теперь они – кровные братья, и Петюня согласен дать показания и опознать того, кто стрелял в Гаврилова. Это водитель Мащенко, которого Раевский тут же вызывает в СИЗО. Но вскоре выясняется, что водитель якобы в больнице, вместо него приезжает адвокат. Конечно, они там в прокуратуре сейчас и справки для водителя-убийцы состряпают, и алиби. Колесникова же пытается дать ход делу о превышении Раевским служебных полномочий. А Алексей Павлов теперь немного поверил в возможность победы, он готов идти до конца, будет обжаловать неправедные решения вплоть до самых высоких инстанций, а Лену просит дать его делу широкую огласку. |
20 | Мащенко предупреждает Раевского во дворе СИЗО: отзови повесточку, пока цел. Но Раевский уже ввязался в войну, из которой не намерен уходить с позором. Однако первый назначенный следственный эксперимент проходит для Раевского неудачно – Петюня оказался в невменяемом состоянии из-за приема наркотиков. Колесникова добилась признаний Чиги в том, что его «опустили» по приказу Раевского. А Багров удостоверился, что начальник СИЗО Костюхин брал взятки, об этом знал Веллер, надеявшийся занять место начальника. Выходит, Веллер имел основания печатать свои новые визитные карточки, а Костюхин имел основания убрать Веллера. В продолжение противостояния начальником оперчасти СИЗО назначается Колесникова. |
21 | Чига совершает побег. Колесникова, новый начальник оперчасти, поручает Багрову расследовать, как это произошло, а сама вымещает злобу на Раевском. Раевский и Лена понимают, что в деле Павлова опять происходит что-то ужасное и непоправимое: Петюня, на показания которого они возлагали такие большие надежды, отказывается свидетельствовать, ссылаясь на будто бы потерянную память. Раевский просит Марину, тюремного врача, следить за Петюней особо, а Колесникова тут же переводит его в общую камеру. Багрову становится сложнее беседовать с теми, с кем необходимо. Особенно теперь приходится избегать любых контактов с Мариной, муж которой Шверник под предлогом лютой ревности угрожает стереть любого, кто приблизится к ней, в порошок. |
22 | Во время беседы с Крылом-Айболитом Багров убеждается, что именно он помог в побеге Чиги. Есть и прямое письменное подтверждение дяди Гриши того, что Айболит видел, что из больнички выносят не покойника. Однако и Раевский заинтересован, чтобы о том, как был совершен побег, никто не знал, а потому бумага с показаниями Григория сжигается. В камере урков смотрящим назначается Агдам, что подтверждается малявой, переданной от вора в законе. А Багров обнаруживает, что в тюрьме, кажется, завелась еще одна «мертвая» душа. На этот раз некий заключенный Акивис, которого разыскивает мать и который недавно прислал ей письмо отсюда. И штамп, и обратный адрес в письме несуществующего Акивиса указаны точно. |
23 | На зону привозят известного спортсмена Дмитрия Иванова, обвиняемого в нанесении тяжких телесных повреждений трем человекам. Но на просьбы адвоката подумать и не брать всю вину на себя Дмитрий не реагирует. Однако о тех, кто стоит за спиной Дмитрия, интересуется не только следствие, но и воры в законе. Вызванному на хату к воровскому авторитету дяде Грише поручается узнать поподробнее от самого спортсмена об этом. Дяде Грише, если ему удастся выполнить поручение, обещана возможность вновь стать смотрящим в какой-нибудь камере. А Багров продолжает разгадывать загадки с исчезновением одних заключенных и с неожиданными и непонятными смертями других, за пару дней до собственной смерти бывших совершенно здоровыми. |
24 | Начальник СИЗО Костюхин, видя, что Багров не желает успокоиться и продолжает копаться вокруг смерти Веллера, советует ему по старой дружбе заниматься лишь своим делом, не лезть туда, куда даже ему, начальнику, вход закрыт. Потому что это смертельно опасно. Дело Дмитрия Иванова интересует Раевского, который не верит ни ему, ни его другу детства Терехину, сидящему в другой камере, причем Дмитрий свято верит своему другу и считает его неспособным на предательство, потому всю вину за драку по-прежнему берет на себя. Но, судя по всему, дело здесь не только в драке. Обоим друзьям надо опасаться криминального авторитета Тарана, которому ничего не стоит расправиться с кем бы то ни было везде, даже и в тюрьме. |
25 | Уже шестой год в тюремной больничке работает полотером глухонемой старик. Как его зовут, не знает даже Марина Львовна. Айболит решает проследить за стариком и узнать хотя бы, где тот ночует, потому что в общую камеру он никогда не приходит. Айболит добирается до закрытой двери в подвале, а после этого майор Шверник избивает его в коридоре и предупреждает, что в следующий раз за поход в подвал убьет. Крылов-Айболит хочет рассказать о странном немом старике Багрову, но не успевает – его вызывает Костюхин и объявляет о его условно-досрочном освобождении. Приехавший к Колесниковой Мащенко в личной беседе говорит ей, что вопрос с Павловым надо решать кардинально. Все должно выглядеть как несчастный случай. |
26 | В Костю Завадского стреляла посетительница Настя Прохорова. Но не попала, лишь стекла разбила и переполоху навела. Её ненависть к Косте не совсем понятна, однако еще непонятнее то, что она отказывается возвращаться домой к отцу-прокурору, которого считает убийцей. Между тем Колесникова ведет тайную борьбу с Мащенко, пытаясь уберечь Павлова от смерти. Она даже советуется с Багровым, не перевести ли его куда, ведь смерть Полозкова, тоже способного обвинить Мащенко, случилась очень кстати, причем в одиночном карцере и при невыясненных обстоятельствах. Дмитрий Иванов не верит, что его друг Вадим Терехин начал давать показания против него. Все это Дима считает обыкновенным обманом, ментовскими уловками. |
27 | На прогулке кто-то всадил нож в сердце Гиви. Агдам свирепеет от мысли, что в его камере творится беспредел, и дает ночь на размышление и признание тому, кто это сделал. Но раскалывает убийцу Багров, сопоставив факты о том, что старик, попавший недавно в камеру вместе с Гиви, – его односельчанин, и старик не просто отстал от поезда, а специально готовился сюда попасть. Это кровная месть за внука. Агдама беспокоит еще и то, что в общаке обнаружились фальшивые доллары. Он поручает Экономисту-Павлову впредь вести денежные дела, навести порядок в кассе и впредь не допускать никаких косяков. Приехавшему из прокуратуры побеседовать со свидетелем новому следователю Петюня отвечать отказывается, заявляя, что все расскажет на суде. |
28 | Настя, просидев день в камере, решает уйти домой и звонит отцу. Тот приезжает, но с дочерью контакта так и не находит, однако распоряжается, чтобы Настю выпустили – только завтра, чтобы еще все хорошенько обдумала. А Настя решает начать работу и просит Колесникову помочь ей в этом, ведь у неё почти законченное юридическое образование. Багров узнает, что Сухой, которого отправили на зону, исчез. Его нет ни в одной тюрьме. Мало того, он даже не числится в списках выбывших из СИЗО, и без ведома Шверника этого произойти не могло. К Дмитрию Иванову приезжает тренер и просит его не брать чужую вину на себя, рассказать следователю правду, тогда на суде с учетом положительных характеристик можно будет добиться условного осуждения. |
29 | Павлова возили в суд, но пока безрезультатно. Содержание его под стражей продлено на три месяца. Адвокат Павлова Леночка сильно расстроена, она понимает, что за три месяца с её подзащитным может произойти самое ужасное, на что уже были прямые намеки. Тогда дело автоматически закроют, а виновные так и не будут наказаны. Раевский утешает девушку, ласкает её, целует. Жена начальника Костюхина Лариса продолжает медленно сходить с ума. После сильного стресса, когда во время тюремного бунта она побывала в заложниках и потеряла недоношенного ребенка, её психическое состояние ухудшается. Багров замечает эффектную брюнетку, которая зачастила в изолятор и тайно встречается в подвале со Шверником. Что это за Диана, у которой имеется платок, непосредственно связанный со смертью Веллера? |
30 | На совещании Колесникова нервничает и объявляет, что наблюдение с камеры, где содержится Павлов, снимается. Позже она объясняет Багрову, что теперь Павлов не страшен Мащенко, потому что суд не принял показаний Опальского-Петюни. Люба, по заявлению которой об изнасиловании сидит Дэнис, умоляет следователя отдать ей это заявление, отозвать его, ведь на самом деле изнасилования не было. Но следователь, который уже неоднократно объяснял Дэнису, чтобы он откупался, требует только сильнее давить на американца, ведь у того есть в Америке богатый дядя. Люба не знает, что еще предпринять, ей хочется спасти Дэниса, она питает к нему теплые чувства, да и он теперь доверяет ей. Встретив по пути отца Михаила, она делится с ним своим горем. |
31 | В СИЗО приходит освобожденный уже Айболит – приносит передачу ребятам, с которыми вместе сидел. Кроме того, он желает переговорить с Багровым, которому так и не успел рассказать о глухом полотере и запертой комнате в подвале, где тот ночует. Скорее всего, и освобождение Крылова-Айболита связано с тем, что он узнал то, чего знать не следовало. Костюхину поступил звонок из американского посольства по поводу заключенного на зоне их гражданина Уоррена Дэниса. Вскоре пожалует консул из Москвы, велено встретить и дать возможность встречи с заключенным. Узнавший об этом следователь, ведущий дело, обеспокоен, но вышестоящее начальство в прокуратуре успокаивает его: никаких консулов на территории зоны в ближайшее время не появится. |
32 | Багров хочет каким-нибудь образом переговорить с глухим полотером, потому что понимает, что так долго осужденный в полотерах ходить не может, и все этого старика уже за вольнонаемного принимают. Но пока Багров курит во дворе, неожиданно срывается с тормозов грузовик. Еще немного – и Багрова удавило бы насмерть. Волынов всерьез обеспокоен за него: брось ты копать про смерть Веллера, и до тебя доберутся. А вор в законе Таран вызывает к себе Экономиста с просьбой на время возглавить тюремный общак. Но не договаривает, потому что знает, выйти на свободу Павлову все равно не дано. Дмитрий же Иванов теперь, после оговора собственным другом детства, попадает под другую статью – убийство. |
33 | Смерть Волынова приходит расследовать молодой лейтенант, рассуждая, что пожилой человек, мол, а столько пил… вот и допился. Но Багров ни минуты не сомневается в том, что Волынова убили. Он просит сделать экспертизу крови убитого и убеждается, что был прав. Авторитет Таран выставляет кандидатуру Агдама на коронование, но вору в законе на воле протеже Тарана не понравился. Дмитрий Иванов, убедившись, что друг Терехин его подставляет и сваливает свою вину на него, начинает наконец говорить следователю правду. Спортсмена-борца Вадим попросил просто побить троих беспредельщиков, у которых будто бы Терехин зацепил иномарку и которые ставили его за это на бабки. И нож, которым был убит один из побитых, принадлежал тому же Терехину. |
34 | Следователь Нерадейник, который ведет дело Уоррена Дэниса и Агдама, отстранен от дел за несанкционированное свидание Агдама со своей любовницей, во время которого он чуть не убил её. Это могло бы быть замято, тем более за Нерадейника просил Мащенко. Но дело получило огласку благодаря Раевскому, да и самой Светлане Адольфовне надоело покрывать явно нечистоплотного следователя. Кстати, бутылка отравленного коньяка, от которого умер Волынов, предназначалась для Багрова – об этом вспомнила приемщица, сама и принявшая от неизвестной женщины будто бы подарок для Багрова. А Дэнис и Люба, столь много претерпевшие из-за своей глупости и преступного поведения следователя, принимают решение обвенчаться. |
35 | После первой брачной ночи Дэнис даже не верит своему счастью – Люба его любит, она готова ждать столько, насколько он задержится в тюрьме, а ведь это, по словам сокамерников, может длиться годами. Таран сумел повесить на Агдама огромный долг, который тот обязан отдать через сутки, иначе судьба его будет решена по воровскому закону. Причем Таран знает, что денег Агдаму взять негде, кроме как залезть в тюремный общак, хранящийся у Экономиста. В этом случае пострадает Экономист. Багров получает очередное офицерское звание, и по этому поводу вечером собирается небольшой банкет в Красном уголке, где обмывают звездочку Юрия. Как только Лена вскрывает пакет из управления, адресованный Багрову, раздается взрыв… |
36 | Катя из секретариата считает себя виновной в смерти Лены, вскрывшей пакет, предназначавшийся Багрову. Все в шоке, ведь бандероль была якобы из управления, Лена просто хотела торжественно зачитать указ о присвоении звания майора Багрову. Потрясенный смертью Лены, к которой он относился больше, чем просто тепло, Раевский плачет на плече Марины Львовны. А Шверник, всегда наблюдающий по камерам за происходящим, взрывается яростью на жену, тащит её по коридорам за волосы и швыряет в камеру к уголовникам. Агдаму не удается уговорить Экономиста отдать общак. Тогда он решается на крупную игру в карты и обыгрывает в подвале группу ментов, однако деньги отбирает ворвавшийся в помещение Шверник. |
37 | Марина Львовна, оказавшись ночью в камере с уголовниками, дрожит и заливается слезами. Терехин понял, что ему можно развлечься, но остальные мужики не позволяют ему ни прикасаться, ни глядеть на врача, муж которой – они уже знают это хорошо – неуравновешенный псих и садист. Они успокаивают женщину, угощают её чаем. На следующий день Шверник просит прощения у своей жены, говорит, что просто был сильно пьян, а уголовникам и персоналу приказывает не заикаться о произошедшем. Агдам отдает деньги Тарану. А сам Таран вызывает к себе Экономиста и дает ему поручение: разобраться в его бумагах, присланных с воли, потому что у него возникло подозрение, что пока он отсиживается в тюрьме, его дела идут не слишком чисто. |
38 | Багрову после трех неудавшихся на него покушений поступает угроза по телефону, но кто звонил и откуда, выяснить не удалось. Однако приемщица по фотографии опознала женщину, передавшую ей отравленный коньяк для Багрова. Это была мать сержанта Сучкова, которого посадили в тюрьму и там неизвестно кто его удавил. Но ведь изготовить взрывное устройство она точно не могла! Тем более, Настя по запросу узнала, что эта женщина на момент взрыва, унесшего жизнь Лены, сама была уже мертва. Вероятно, её кто-то использовал, а потом убрал. К Колесниковой обращается с заявлением с чистосердечным признанием в убийстве Опальский-Петюня. Он заявляет, что невинный Павлов сидит в тюрьме за преступление, которое совершил он. |
39 | Опальский-Петюня настаивает перед новым следователем, что именно он убил Гаврилова, «вспоминает» все новые детали убийства и повторяет, что Павлов в убийстве не при делах. На воле убит Яшка-сутенер, убийца – милиционер Волков, мстивший за сестру, выставленную Яшкой за долги на панель. А отец Михаил с помощью Величко обнаруживает в комнате, оборудованной под тюремную церковь, подслушивающее устройство. Проследив, кто придет за «жучком», он узнает, что подслушка установлена по приказу Колесниковой. Однако сама Светлана Адольфовна лишь смеется на обвинения отца Михаила в том, что тайну исповеди она использует в своей оперативной работе. Она считает, что для раскрытия преступлений оправданы любые методы. |
40 | Сбежавшая из психиатрической лечебницы Лариса Костюхина появляется на территории зоны и просит встретившегося ей на пути Багрова о помощи. Она беременна, но это не ребенок Костюхина. Шверник, и раньше подозревавший жену в измене, теперь следит за ней еще больше, а женщины шепчутся, что она стала выглядеть лучше, потому что влюблена. Американец Дэнис уже четвертые сутки находится в карцере. А новый зек Волков признается отцу Михаилу, что не раскаивается в убийстве сутенера, а наоборот, хочет совершить еще одно убийство и специально для этого дал посадить себя в тюрьму. На допросе у Багрова он падает на стул, будто ему стало плохо, а потом накидывается на повернувшегося к нему спиной Багрова и начинает его душить. |
41 | Начальник хозчасти капитан Пряжкин не так уж и прост. У него имеются все ключи, он знает все ходы и выходы и этим пользуется. Его помощник – глухой дед-полотер. Но дед вовсе не глухой, дед выполняет поручения Пряжкина, сопровождает его при посещении живущего уже долгое время в тюремном тайном подвале человека. Сюда же на встречу с Пряжкиным напросился и сбежавший с этапа Сухой. Правда, условия Сухого Пряжкин выполнять отказывается, за что Сухой набрасывается на него, но получает электрошокером в спину. Волков не смог убить Багрова, но и Багров не может отомстить Волкову за все смерти, принесенные им. Раевский требует открыть карцер с Волковым, и лишь вмешательство Колесниковой спасает Волкова от новой расправы. |
42 | Экономист ведет по просьбе Тарана его финансовые дела и советует не вкладывать деньги в компанию, куда посоветовали ему вложиться друзья. Шверник выпытал у Терехина, что Циркач-Долгачев более чем просто хорошо относится к Марине Львовне, за что проводит Долгачева через побои и издевательства, бросив после этого его в карцер. Раевский настаивает перед дядей Гришей, чтобы переведенного в их камеру Волкова аккуратно прикончили, представив это несчастным случаем. Одновременно Раевский ставит условие Мащенко под угрозой, что записи телефонных переговоров убитого Полозкова со своим начальником и записи Полозкова о каждой взятке станут известны в прокуратуре. А Багров всерьез интересуется приходящей в тюрьму Дианой. |
43 | Таран, поставив большие деньги на компанию, которую посоветовал Павлов, паникует. Цены на акции падают, а это убытки. Но Экономист объясняет, что цены могут снижать искусственно, нужно иметь выдержку. Вероятно, это кому-то надо, просто так это не может случиться с солидной компанией. И акции лучше не скидывать, а наоборот, прикупить подешевке побольше. В больничку переводят из карцера умирающего Долгачева, ему нужны антибиотики, которых нет. Марина просит мужа дать ей денег, лично ею заработанных, но он ей грубо отказывает. При попытке продать золотое кольцо Шверник хватает Марину и в очередной раз угрожает, чтобы она не смела беспокоиться за какого-то зека, что он убьет её и что за неё никто не заступится. |
44 | Крылов-Айболит, которого уже выпустили на свободу, возвращается в тюрьму. Теперь он приходит к Маше, приемщице передач для заключенных. Дарит ей цветы, приглашает в кино. Сержанта Гнатюка взяли с фальшивыми деньгами, причем в городе вообще наблюдается много фальшивок. Багров выясняет, что деньги к Гнатюку попали из тюремного общака, в котором они оказались, в свою очередь, от проигравшихся в карты ментов. Опальский начал давать наконец нормальные показания, он готов провести процедуру опознания человека, стрелявшего в Гаврилова. Мащенко же, видя, что ситуация полностью выходит из-под контроля и его водителя ведут на опознание, в панике звонит тому, от кого и получен был приказ ликвидировать Гаврилова. |
45 | В камеру приводят новенького, Петухова, который по совету Гнатюка назвался Орловым. Диану, имеющую доступ в тюрьму по адвокатскому пропуску, узнает охранник и сообщает об этом Багрову. Диана – женщина Шверника, и зек, охраняющий хозсклад, где они находятся, умоляет Багрова не вмешиваться. Дмитрия Иванова из тюрьмы выпускают под подписку о невыезде. К умирающему Роману Долгачеву Марина вызывает отца, которого долго не могут пропустить через дежурный пост. Багров приводит старика к сыну, но уже поздно – Долгачев умер. Марина Львовна в слезах, они с Романом успели привязаться и полюбить друг друга. А Шверник теперь не имеет иллюзий насчет Марины – она изменилась и даже осмеливается ему не подчиняться. |
46 | Багров врывается на хозсклад, где заперлись Диана и Шверник, – и вовремя. Шверник уже чуть было не придушил женщину. Багров бросается к Швернику, а Диана бьет насильника бутылкой по голове. Вместе они надевают на Шверника наручники. Диана приводит Багрова в подвал, где в рабах содержится её муж Гайдышев, которого Шверник заставлял печатать фальшивые деньги. Волков сдал Павлова, что тот работает на воров, и Колесникова устраивает уркам душняк, вынуждая сознаться, куда ходит Павлов и как это могло получиться. Самого же Павлова, не сознающегося в том, о чем его просит Колесникова, бросают в карцер, где жестоко избивают. А Шверника по приказу прокуратуры приказано переправить в областной изолятор. |
47 | |
48 | Костюхину приходит срочное сообщение: авария на трассе в области. Погибли люди, в том числе Шверник. После того, как Тарана приказано перевести в общую камеру, а Вилена посадить в карцер, бунт заключенных разрастается. Зеки готовы не только отказаться от еды, прогулок, свиданий и передач, по особому знаку они готовы массово перерезать себе вены. Колесникова объявляет карантин на три дня, но пришедшие к зоне родственники заключенных тоже бунтуют, они чувствуют, что там происходит что-то нехорошее. Между тем подъезжает вызванный спецназ, готовый к штурму тюрьмы. Лишь в последний момент Костюхин останавливает штурм, идет на переговоры с криминальными авторитетами и частично удовлетворяет их требования. |
49 | Колесникова не выдерживает стресса, когда приходится признавать, что вся власть в тюрьме принадлежит ворам, а начальник обвиняет её в провоцировании конфликта. Она просит Мащенко вернуть её в управление. Багров, просмотревший видеозаписи, удивлен поведением Полины и вызывает её для беседы. Тогда Полина объясняет ему, что она устроилась сюда на работу после смерти Веллера, потому что они были женихом и невестой. И она хочет докопаться до истины, потому что подозревает в причастности начальника хозчасти Пряжкина. Одновременно досрочно освобожденный Величко перед уходом простодушно рассказывает Пряжкину о том, какой бредовой идеей одержима Полина. Пряжкин понимает: проблему с Полиной надо срочно решать. |
50 | Пряжкин сжигает документы и следит за Полиной, чтобы в удобный момент столкнуть её с лестницы. Багров спасает Полину и гонится за Пряжкиным, но не успевает – тот уезжает на своей машине. Вскоре поступает известие, что Пряжкин покончил с собой, но перед этим оставил аудиозапись, где берет убийство Веллера и организацию изготовления фальшивых денег на себя. Сычов является с повинной, где признается в совершенном им убийстве, а потом, испуганный тем, что его сумеют расколоть, бросается вниз головой с лестницы. Агдам подстраивает так, что практически свободного Павлова обвиняют в новом убийстве. А на зоне теперь нужен новый человек вместо Пряжкина, и «немому» старику поручено ввести в курс всего Юрия Багрова. |
Актёрский состав
Для работы над сериалом было привлечено большое количество актёров, которые до этого занимались только театральным творчеством, поэтому не были известны телезрителям. В результате возникла легенда, что в съёмках принимают участие настоящие зэки. В действительности же опыт заключения имел актёр Олег Протасов, сыгравший майора Шверника, и Александр Раппопорт, сыгравший роль Вилена, вора в законе. Во время съёмок сериала происходили зловещие события — актёр Владимир Иванов сыграл в фильме роль бомжа Палыча, который умирает в тюрьме. Вернувшись после съёмок домой, актёр скончался от инфаркта миокарда[2].
Оперативный состав
- Александр Тараньжин — Юрий Иванович Багров, оперуполномоченный, капитан (затем майор)
- Игорь Карташев — Николай Степанович Костюхин, начальник СИЗО, подполковник
- Луиза Мосендз — Светлана Адольфовна Колесникова, следователь, затем начальник оперативной части, младший советник юстиции / майор
- Игорь Филиппов — Олег Николаевич Раевский, оперуполномоченный, майор
- Олег Протасов — Вадим Григорьевич Шверник, начальник режимной части, майор
- Валерий Громовиков — Сергей Сергеевич Пряжкин, начальник хоз.части, капитан
- Владимир Никитин — Фёдор Игнатьевич Гузеев, замполит, майор
- Андрей Семенов — Герман Иванович Веллер, начальник оперативной части, капитан (убит в 1 серии)
- Сергей Заботин — следователь Возницкий
- Игорь Ромащенко — Павел Сергеевич Мащенко, прокурор, советник юстиции
- Юлия Майборода — адвокат Елена Дьякова
Конвойные
- Виктор Коношенков — Степан Андреевич Якушев, майор
- Михаил Парыгин — Гнатюк, прапорщик
- Дмитрий Супонин — Сучков, сержант (затем заключённый)
- Сергей Баринов — Серёга, сержант
- Александр Батрак — Дудилов, младший лейтенант
- Даниил Грецов — Кузя, старший лейтенант (убит в 5 серии)
Заключённые
- Андрей Филиппак — Алексей Павлов («Экономист»)
- Сергей Моложаев — Саня Веселый
- Олег Гераськин — Андрей Крылов («Айболит»)
- Адам Чекман — Денис Уоррен («Ворон»)
- Тихон Котрелёв — Чига
- Игорь Арташонов — Митя Сухой
- Сергей Неудачин — Петюня (Тихон Алексеевич)
- Вадим Медведев — Агдам (Давид Агамян)
- Владимир Денисов — Таран, вор в законе
- Александр Раппопорт — Вилен, вор в законе
Саундтрек
Как и следовало ожидать, саундтрек к фильму содержит много тюремной лирики в стиле русского шансона. Четыре песни написаны Виктором Тюменским, однако лишь одна из них звучит в сериале в более-менее полном варианте — во время демонстрации титров[7]. В последней серии в эту композицию добавляется куплет, в предыдущих эпизодах не звучавший. Несколько песен написаны Олегом Протасовым. Также в сериале звучит песня «Одинокая», автором которой является Денис Майданов.
Критика
15 февраля 2006 года министр обороны Сергей Иванов во время своего выступления в Государственной думе заявил, что сериал романтизирует уголовную действительность, что способствует усилению дедовщины в армии[2].
Отмечая искажения тюремных реалий, главный редактор журналов «Индекс/Досье на цензуру» и «Неволя», бывший политзаключённый Наум Ним главным считает то, что «сама атмосфера тюрьмы передана абсолютно адекватно»:
…опустошающую безнадёгу авторы фильма очень удачно и очень правильно обрушивают на зрителя. <…> Этот фильм самым действенным образом разрушает вновь окрепшую в молодёжной среде романтизацию тюрьмы. Не надо устраивать бесполезных семинаров о том, как уберечь молодёжь от влияния криминальной субкультуры. Только проследить, чтобы «малолетки», одурманенные тюремными мифами о справедливой «братве», каждый будний день устраивались у телевизора[8].
Интересные факты
- Дмитрий Носов снялся камео в роли самого себя.
- В первой серии звучит имя Сергея Александровича Павлова — заслуженного тренера России, начавшего свою карьеру в камышинском «Текстильщике».
- В 24 серии начальник автобазы Волынов в разговоре со священником упоминает о гибели своих родных при нефтеюганском землетрясении в 1995 году. В 1995 году действительно было землетрясение, повлёкшее более двух тысяч жертв, но не в сейсмически спокойном Нефтеюганске, а в посёлке Нефтегорск Сахалинской области.
Напишите отзыв о статье "Зона (сериал)"
Примечания
- ↑ [www.newsru.com/cinema/08feb2006/zona.html НТВ переносит время показа сериала «Зона»: по некоторым данным, по распоряжению Путина], NEWSru.com (Проверено 19 марта 2010)
- ↑ 1 2 3 4 [mitingi.ru/data/2006/46/23.html Почему сериал «Зона» возмутил нынешних тюремных начальников и понравился бывшему]
- ↑ [www.ng.ru/politics/2006-02-08/1_zona.html НТВ: Сериал вызвал неудовольствие у серьёзных зрителей], Новая газета (Проверено 19 марта 2010)
- ↑ [www.trud.ru/issue/article.php?id=200601190071401 Век воли не видать.] // Труд. № 7. 19.01.2006
- ↑ Виталий Лозовский. [www.tyurem.net/mytext/look/040.htm Взгляд из тюрьмы]
- ↑ [www.ivi.ru/watch/zona/14938 Зона - Серия 1. смотреть онлайн в хорошем качестве]. Проверено 15 сентября 2015.
- ↑ [www.blatata.com/2007/08/03/zona-2006-original-soundtrack-to-the.html саундтрек к сериалу Зона]
- ↑ [www.ogoniok.com/4933/28/ Телевидение строгого режима] // Огонёк : журнал. — М., 2006. — Вып. 20—26 февраля. — № 8.
Ссылки
- zona-tr.clan.su — Клуб любителей сериала (недоступная ссылка)
- «Зона» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Зона (сериал)
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.