Зона свободы слова

Зоны свободы слова (англ. Free speech zones) — это огороженные участки в общественных местах, предназначенные для осуществления права людей свободно выражать своё мнение в США. Они также известны, как «Зоны действия Первой поправки», «Загоны свободы слова» или «Зоны протеста» (First Amendment Zones, Free speech cages, Protest zones). «Зоны свободы слова» активно использовались администрацией Джорджа Буша для подавления несогласия демонстрантов, окружающих президента во время его поездок. Секретная служба США (United States Secret Service) в установленном порядке перемещает протестующих в специально отведённые огороженные участки, удалённые от мест, посещаемых представителями администрации Буша. Ранее Верховный Суд США постановил, что ограничения не могут касаться содержания [высказываний], что ставит под сомнение подобную практику.

История

В ходе массовых беспорядков, сопровождавших Конференцию Министров ВТО в Сиэтле в 1999 году, реакция властей на акции протеста заметно изменилась. «Национальная Гильдия Адвокатов США (National Lawyer’s Guild), которая 35 лет отслеживает действие Первой поправки, засвидетельствовала серьёзную перемену в обращении полиции с протестующими по политическим мотивам со времени ноябрьской Конференции ВТО 1999 года в Сиэтле. В ходе последующих встреч в Вашингтоне, Детройте, Филадельфии, Лос-Анджелесе, Майами, Чикаго, Портленде и Детройте стала очевидной практика нарушения прав, гарантируемых Первой поправкой».

Зоны свободы слова использовались в 2004 году в Бостоне на «Демократическом Национальном Съезде» (Democratic National Convention) после попытки не допустить протестующих в деловую часть Бостона, которая потерпела провал из-за резкой критики в СМИ. Зоны свободы слова, созданные властями в Бостоне, были огорожены бетонными стенами и находились вне видимости из центра Флота, где проходил Съезд. Критики употребляли словосочетания «загон для протестующих» или «Бостонский рентген» («protest pen», «Boston’s Camp X-Ray»).

В 2004 году в Бостоне, уже на «Республиканском Национальном Съезде» (Republican National Convention) зоны свободы слова снова использовались в подобных целях.

Последними примерами могут служить зоны свободы слова, созданные Секретной службой, осматривающей места, где президент США собирается выступать или через которые он будет проходить. Службы безопасности отслеживают владельцев знаков или транспарантов, направленных против Джорджа Буша и сопровождают их в зоны свободы слова, где демонстранты находятся до окончания политического мероприятия. Местные власти часто препятствуют репортёрам снимать этих людей или разговаривать с ними внутри зон. Протестующие, которые отказываются идти в зону свободы слова, часто арестовываются, после чего им предъявляется обвинение в правонарушении, нарушении общественного порядка и сопротивлении аресту. Также применяется редко используемый федеральный закон, запрещающий «преднамеренно и сознательно входить на (или оставаться там, где находится) … любой объявленный, оцепленный, или иным образом ограниченный участок здания или земли, который временно посещает или будет посещать Президент или иное лицо, охраняемое Секретной службой».

Законность

Верховный суд США постановил, что пикетирование и демонстрации в общественных местах в некоторой степени защищены Первой поправкой, но менее, чем просто высказывания, поскольку они обладают физическим характером. Однако, их регулирование не может касаться содержания [высказываний]. Несмотря на это, Секретная служба регулярно отслеживает только протестующих.

«Эти зоны [свободы слова] регулярно используются для того, чтобы протестующие не попадали в поле зрения президента и СМИ, освещающих событие. Когда Буш посетил Питсбург в День труда в 2002 году, 65-летний Билл Нил (Bill Neel), бывший рабочий стальной отрасли, был на встрече, чтобы приветствовать президента плакатом, гласящим, 'Семья Буша наверняка должна любить бедных, она сделала ими очень многих из нас'. Местная полиция, по указанию Секретной службы, подготовила 'назначенную зону свободы слова' на бейсбольном поле, окружённую забором из металлической сетки в трети мили от места выступления Буша. Полиция расчистила путь для президентского кортежа от всех плакатов с критикой, в то время, как парням с плакатами в поддержку Буша было разрешено стоять по обеим сторонам пути… Полицейский детектив Джон Янакьоне (John Ianachione) подтвердил, что Секретная служба сказала местной полиции ограничить 'людей, которые выступали с утверждениями, направленными против президента и его взглядов'». Судья в этом деле отклонил обвинения, заявив «Это Америка, я полагаю. Что же случилось с „Я не согласен с вами, но я готов умереть, защищая ваше право говорить это“?»

В другом происшествии в Южной Каролине, Бретт Бёрси (Brett Bursey) с плакатом, выражающим протест против приезда Буша был единственным, выделенным из толпы в несколько тысяч человек. Когда он отказался идти в зону свободы слова в полумиле оттуда, он был арестован и обвинён в правонарушении полицией Южной Каролины. «Бёрси сказал, что когда он спросил полицейского 'это из-за содержания моего плаката?', тот ответил 'Да, сэр, проблема именно с содержанием вашего плаката'». Однако, обвинений в этом правонарушении не последовало. Вместо этого Бёрси был обвинён федеральной властью в нарушении федерального закона, позволяющего Секретной службе ограничивать доступ к местам, посещаемым президентом. Бёрси грозило наказание в виде шести месяцев тюремного заключения и штраф в 5000 долларов. После судебного разбирательства, Бёрси был признан виновным в правонарушении (trespassing), но судья квалифицировал нарушение, как сравнительно мелкое и приговорил обвиняемого к штрафу в 500 долларов. Бёрси подал апелляцию и проиграл.

Критика

Борцы за права человека утверждают, что зоны свободы слова используются как форма цензуры и управления общественным мнением, для того, чтобы скрыть от людей и должностных лиц существование неприятия официальной политики. Создание этих зон вызывает серьёзную полемику, само их существование является оскорбительным для некоторых людей, утверждающих, что Первая поправка к конституции США делает всю страну неограниченной зоной свободы слова. Департамент Безопасности (Department of Homeland Security) «зашёл так далеко, что предписывает местным полицейским управлениям рассматривать самих критиков [кампании] „Война с терроризмом“ как потенциальных террористов» .

Администрация Буша была подвергнута критике обозревателем «The American Conservative» Джеймсом Бовардом (James Bovard) за то, что протестующих вынуждают находится в предписанной зоне, в то время, как сторонникам разрешен доступ к большим территориям. По данным «Chicago Tribune», «Американский Союз Гражданских Свобод» (American Civil Liberties Union) просил федеральный суд в Вашингтоне воспрепятствовать практике Секретной службы удерживать протестующих против Буша вдали от мест его выступлений, разрешая при этом сторонникам демонстрировать свои плакаты в непосредственной близости, где они наверняка будут замечены новостными СМИ. В отношении зон свободы слова судья Окружного Суда США Даглас Вудлок (Douglas Woodlock) заметил, что «One cannot conceive of what other design elements could be put into a space to create a more symbolic affront to the role of free expression» (то есть «Невозможно вообразить что-нибудь иное, воплощённое в пространстве, создающее более символичное оскорбление для роли свободного выражения»^{[требуется точный перевод]}).

Предварительный план Демократического национального съезда 2004 года был подвергнут критике Национальной гильдией адвокатов" и Американским союзом гражданских свобод (ACLU) Массачусетса как неподготовленный к масштабу возможных акций протеста. По сведениям «Boston Globe», «Зона сможет вместить всего лишь 400 из несколько тысяч возможных протестующих, ожидаемых в Бостоне в конце июля».

Упоминания в художественных произведениях

Зоны свободы слова нашли отражение в вымышленном судебном деле в телевизионном шоу «The Practice». Они также пародировались в эпизоде «Whistler’s Mother» комедийного телевизионного сериала «Arrested Development».

Ссылки

• [www.skywriting.com/misc/pics/free-speech-pen/ Photographs of the "Free Speech Zone"] at the 2004 Democratic National Convention
• [www.wired.com/news/politics/0,1283,64349,00.html?tw=wn_story_related "Free Speech Zone" at 2004 DNC]
• [www.youtube.com/watch?v=GHeVnYAd5U4 О цензуре в американских СМИ]
• Sinfest has two strips about the issue : [www.sinfest.net/archive_page.php?comicID=1633] and [www.sinfest.net/archive_page.php?comicID=1634]
• [infoweb.newsbank.com/iw-search/we/InfoWeb?p_action=doc&p_topdoc=1&p_docnum=1&p_sort=YMD_date:D&p_product=NewsBank&p_text_direct-0=document_id=(%200FDDBACC26321615%20)&p_docid=0FDDBACC26321615&p_theme=aggregated4&p_queryname=1010&f_openurl=yes&p_nbid=A6CK61JVMTEzMjY0NDI5Ny40NDA0MTU6MTo3OnJhLTUzMDg&&p_multi=CTRB Article on comprehensive lawsuit filed by ACLU regarding free speech zones]
• [www.scpronet.com/nprtranscript.html NPR transcript on prosecution of alleged free speech zone violator Brett Bursey]
• [old.echo.msk.ru/guests/7070/ Программа «Ищем выход». Тема: «Свобода слова в США и в России» (17 марта 2003)]

Отрывок, характеризующий Зона свободы слова

– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]