Зорин, Евгений Александрович

Зорин Евгений Александрович
Род деятельности:	чиновник, блогер, журналист, PR-менеджер, общественный деятель
Дата рождения:	29 января 1969(1969-01-29)
Место рождения:	Свердловск, СССР
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Дата смерти:	21 февраля 2015(2015-02-21) (46 лет)
Место смерти:	Екатеринбург, Россия

Евгений Александрович Зорин (29 января 1969, Свердловск — 21 февраля 2015, Екатеринбург) — уральский общественный и государственный деятель, чиновник; журналист и IT-специалист, участник множества региональных проектов в разных сферах деятельности. В формулировках екатеринбургского издания «Ура.ру» — «легенда» и «отец уральского Интернета».

Биография

Родился в Свердловске 29 января 1969 года. В 1988 году окончил Свердловский горно-металлургический техникум им. И. И. Ползунова (получил химическое образование). В 2004 году — Екатеринбургский филиал Московского института экономики и предпринимательства, где впоследствии преподавал.

Работал в компьютерном бизнесе, один из организаторов первых компьютерных сетей на Урале (FidoNet 2:5080), был причастен к появлению в этом регионе первых соединений с Интернетом.

С февраля 1996 года работал в высших государственных структурах Свердловской области. Занимался, в числе прочего, управлением официальными веб-сайтами областной власти, внедрением системы электронного документооборота, мониторингом СМИ и блогосферы. В администрации губернатора Свердловской области служил в должности начальника управления интернет-ресурсов Департамента информационной политики. Государственный советник Свердловской области III класса (2011).

Среди поддерживаемых им сайтов — сайты Правительства Свердловской области, губернаторов Эдуарда Росселя и Александра Мишарина. Организовал распространение материалов сайта Александра Мишарина по свободной лицензии Creative Commons, в частности, для возможности их включения в Википедию.

С 2013 года Зорин — выпускающий редактор регионального информационного центра «ТАСС-Урал». По сообщению ТАСС, «во многом благодаря его знаниям и огромному опыту в сфере интернет-технологий, Уральский РИЦ ТАСС стал одной из самых технологичных площадок региона и реализовал ряд уникальных IT-проектов». Иногда выступал в качестве фотокорреспондента. В 2014 году вступил в Союз журналистов России. Занимался краеведением. Принимал участие во множестве общественных инициатив. Среди самых известных — восстановление и обслуживание знаменитого памятника клавиатуре в Екатеринбурге. Проводил у этого арт-объекта различные мероприятия, в частности — «субботники» по его очистке и покраске, чемпионаты по киданию на дальность нерабочих компьютерных мышей и подниманию связки жёстких дисков и т. д. Кроме того, принимал участие в создании проекта «Красная линия Екатеринбурга», начало которой было положено у памятника клавиатуре.

Неожиданно скончался от осложнения хронической болезни в ночь на 21 февраля 2015 года.

В июле 2016 года в его честь на памятнике клавиатуре установлена мемориальная доска.

Энциклопедии и вики-проекты

Входил в редакцию энциклопедического издания «Инженеры Урала». География этой энциклопедии охватывает все области, республики и автономные округа Большого Урала: Башкортостан, Удмуртскую республику, Пермский край, Курганскую, Оренбургскую, Свердловскую, Тюменскую и Челябинскую области, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа. В редакционный совет энциклопедии также вошли губернаторы этих регионов.

В 2008 году организовал вики-проект «Свободная энциклопедия Урала» как интернет-версию энциклопедии «Инженеры Урала». Проект расширился за счёт добавления большого объёма дополнительных материалов и стал самым крупным на Урале вики-проектом.

Также интересовался геральдикой, поддерживал государственный геральдический энциклопедический сайт [gerb.rossel.ru/ gerb.rossel.ru] и участвовал в геральдическом вики-проекте «Краткая энциклопедия символов».

Отрывок, характеризующий Зорин, Евгений Александрович

Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.