Зрачок Марка Ганна
| Зрачок Марка Ганна | |
 Левый зрительный нерв и зрительные пути. Зрачок Марка Ганна указывает на дефект афферентности, обычно на уровне сетчатки или зрительного нерва. Перемещая яркий свет от непораженного глаза к пораженному можно заметить расширение обоих зрачков, по причине снижения реакции на яркий свет. | |
| DiseasesDB |
29599 |
|---|---|
Зрачок Марка Ганна или дефект относительной афферентности зрачков (RAPD) — медицинской симптом, наблюдаемый при испытании качающимся светом [1], в результате чего зрачки пациента не сжимаются, когда яркий свет перемещается из не поражённого глаза в поражённый. Пораженный глаз ещё воспринимает свет и производит сужение зрачка сфинктера до некоторой степени, хотя и недостаточно.
Наиболее распространённой причиной зрачка Марка Ганна является поражение зрительного нерва (между сетчаткой и перекрёстом зрительного нерва), или тяжелой болезнью сетчатки. Он назван в честь шотландского офтальмолога Роберта Марка Ганна.(англ. Robert Marcus Gunn) [2]
Экспертиза
Зрачок Марка Ганна — дефект афферентности зрачков, указывающий на снижение реакции на свет зрачка в поражённом глазе. [3]
В тесте качающегося света (англ. swinging flashlight test), свет поочередно попадает в левый и правый глаз. Нормальной реакцией было бы одинаковое сужение обоих зрачков, независимо от того, в какой глаз направлен свет. Это указывало бы на прямую и бездефектную реакцию зрачков на свет. Когда тест выполняется в глаз с дефектом афферентнсти зрачка, то свет, направленный в поражённый глаз может произвести только ограниченное сужение обоих зрачков (вследствие пониженной реакции на свет из-за дефекта афферентности), в то время как свет в не поражённый глаз приводит к нормальному сужение обоих зрачков (вследствие неповреждённого эфферентного пути и нетронутого рефлекса синхронности зрачков). Таким образом, резкий свет в поражённый глаз будет производить меньшее сужение зрачков, чем резкий в не поражённый глаз.
Зрачок Марка Ганна отличается от общего поражения зрительного нерва, в котором пораженный глаз вообще не воспринимает свет. В этом случае, резкий свет в поражённый глаз не произведёт никакого эффекта.
Анизокория отсутствует. Зрачок Марка Ганна входит, в числе прочих условий, в неврит зрительного нерва. Он также может присутствовать при ретробульбарном неврите зрительного нерва вследствие рассеянного склероза, но только в течение 3-4 недель, до тех пор, пока острота зрения не начнет улучшаться в течение 1-2 недель и может вернуться к норме. [4]
Напишите отзыв о статье "Зрачок Марка Ганна"
Примечания
- ↑ [umed.med.utah.edu/neuronet/lectures/2002/Basics%20in%20Neuro-Ophthalmology.htm utah.edu]. Проверено 27 мая 2009.
- ↑ [www.whonamedit.com/doctor.cfm/2687.html doctor/2687] на Who Named It?
- ↑ Pearce J (November 1996). «[jnnp.bmj.com/cgi/pmidlookup?view=long&pmid=8937350 The Marcus Gunn pupil]». J. Neurol. Neurosurg. Psychiatr. 61 (5): 520. DOI:10.1136/jnnp.61.5.520. PMID 8937350.
- ↑ Mumenthaler Neurology 4ed, Thieme 2004, page 486 Demyelinating diseases
Отрывок, характеризующий Зрачок Марка Ганна
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.
На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
