Зубов, Валентин Платонович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
граф Валентин Платонович Зубов

Фото 1905 года
Род деятельности:

искусствовед

Дата рождения:

10 (22) ноября 1884(1884-11-22)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

9 ноября 1969(1969-11-09) (84 года)

Место смерти:

Париж, Франция

Отец:

Платон Александрович Зубов

Мать:

Вера Сергеевна Плаутина (1845—1925)

Граф Валентин Платонович Зубов (10 (22) ноября 1884, Санкт-Петербург — 9 ноября 1969, Париж) — русский искусствовед, доктор философии (1913), основатель Института истории искусств (1912), первый директор Дворца-музея в Гатчине (1917—1918)[1].





Биография

Валентин Платонович был младшим из трёх сыновей в семье тайного советника графа Платона Александровича Зубова и Веры Сергеевны, урождённой Плаутиной. По линии отца — правнук графа Николая Зубова и праправнук Суворова.

Образование получил домашнее, хотя и числился учеником 2-й Санкт-Петербургской гимназии на Казанской улице. Зубов писал в своих воспоминаниях «Страдные годы»: «Учился дома и каждую весну сдавал переходные экзамены. К молодому оболтусу ходила целая орава учителей, и мне было, конечно, труднее, чем школьникам: во-первых, знать урок надо было всегда, во-вторых, и подбор учителей был высокого калибра. Тем не менее я глубоко благодарен матери за эту систему». Сдав в 1904 году экстерном гимназические экзамены, Валентин Платонович поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, который вскоре оставил «получив холодный душ»[2]. Потом продолжил учёбу в Гейдельбергском (1905), где пробыл всего два семестра, Берлинском, Лейпцигском (лето 1908) университетах[3].

В 1912 году на личные средства на первом этаже семейного дома на Исаакиевской площади Зубов открыл первый в России Институт истории искусств.

В 1913 году Валентин Платонович защитил докторскую диссертацию, с 1915 — профессор, читал лекции в институте, в 1912—1921 годах — ректор, с 1921 по 1924 — председатель президиума института. После революции Зубов продолжил работу, получив разрешение от наркома просвещения Луначарского. К 1925 году институт насчитывал в около тысячи студентов и приблизительно сотню профессоров, доцентов и иных научных сотрудников[2].

В 1917 году вместе с директором музея и художественной школы Штиглица Александром Александровичем Половцовым и редактором-издателем художественного журнала «Старые годы» Петром Петровичем Вейнером[2] Зубов был направлен во главе приемной комиссии в Гатчинский дворец, в сентябре возглавил работу по эвакуации художественных ценностей[1]. 22 ноября наркомом Луначарским назначен директором Гатчинского музея-дворца.

Неоднократно подвергался арестам: 15 ноября 1917 года арестован в Гатчине, 26 ноября освобождён из-под ареста.7 марта 1918 арестован вместе с великим князем Михаилом Александровичем, 9 марта 1918 освобождён. 2 августа 1922 года арестован в Москве и заключён во внутреннюю тюрьму на Лубянке, позднее переведён в Бутырскую тюрьму. 2 сентября отправлен в Петроград и заключен в Дом предварительного заключения. 2 декабря освобожден[3].

15 января 1925 года вышел в отставку, 16 июля выехал с женой за границу. Эмигрировал в Германию, затем перебрался во Францию[1], где занимался продажей произведений искусства. После Второй мировой войны переехал в Париж.

Член Союза русских дворян. С 1951 года — генеральный секретарь правления Русской академической группы в Париже. Читал лекции в Русском научном институте (1951—1960), на Высших женских богословских курсах (1953—1955), в Центре по изучению православия при Богословском институте в Париже (1954—1955), на славянском факультете Католического института (1956).

Масон. В 1961 стал членом масонской ложи «Юпитер», в 1965 году покинул её и вошёл в «регулярную» русскую «Новая Астрея», в 1967 году стал великим секретарём (канцлером) державного капитула «Астрея»[3].

Валентин Платонович Зубов скончался 9 ноября 1969 года в Париже и был похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Семья

Граф Валентин Платонович был женат трижды:

  • В 1907—1910 годах его первой женой была Софья Иппа (1886—1955, Зальцбург). В браке родилась дочь:
    • Анастасия (28 февраля 1908 — 19 марта 2004) — в замужестве Беккер.
  • вторая жена с 29.11.1917 года (развелись в октябре 1918) библиотекарь Екатерина Гвидовна Пенгу (1888—1966, Штудгарт). В браке родился сын:
    • Иван (род. 24 августа 1918) — музыкант, проживал в Штутгарте.
  • третья жена с 1923 студентка Российского института истории искусств Анна Иосифовна Бичуньска (2 (20).07.1898—8 ноября 1981). Свадьба состоялась в Белом зале института вскоре после освобождения графа из тюрьмы. Её подруга И. М. Наппельбаум писала: «В большом белом зале множество народу. Длинные столы, накрытые по-графски. Ждали их приезда из ЗАКСа. Все стоя их приветствовали и подняли за них бокалы. Нюта была нарядная, с цветком в волосах, но без фаты, без белого платья. Тоныч — в костюме. (Для свадьбы было продано много больших портьер.)[4]».

Деятельность

Валентин Платонович Зубов был автором множества работ по истории искусства[1]. В 1920-е годы он печатался в газете «Жизнь искусства», защищая музейные ценности: «Значение мелкой музейной единицы» (20 июня 1922 г. № 24. С. 1), «В Эрмитаже Павловской статуе обломали руки» (1922. 27 июня. № 25. С. 2), «К предстоящей музейной конференции. I.» (1922. 11 июля. № 27. С. 1). А также в «Красной газете»: «Почему не надо разрушать дворцов-музеев» (1922. 2 июня. № 121(1273)[2].

В 1950—1960-х годах занимался изучением русской иконописи и апокрифов[1].

Сочинения

Напишите отзыв о статье "Зубов, Валентин Платонович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Зубовы // Большая российская энциклопедия / С. Л. Кравец. — М.: Большая Российская энциклопедия (издательство), 2008. — Vol. 10. — P. 581-582. — 768 p. — 65 000 экз. — ISBN 978-5-85270-341-5.
  2. 1 2 3 4 [you1917-91.narod.ru/zubov.html Зубов В. П. Страдные годы]
  3. 1 2 3 [pkk.memo.ru/page%202/KNIGA/Z_kn.html Заклеймлённые властью]
  4. [ptj.spb.ru/archive/0/in-opposite-perspective-0/tonych/ Ида Наппельбаум „Тоныч“]

Ссылки

  • [www.dommuseum.ru/index.php?m=dist&pid=5560 Российское зарубежье во Франции 1919—2000. Л. Мнухин, М. Авриль, В. Лосская. Москва. Наука; Дом-музей Марины Цветаевой. 2008].
  • [gatchinapalace.ru/special/zubov_article_semenova.php о В. П. Зубове]
  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=1067 о В. П. Зубове]
  • Баринов Д.А., Ростовцев Е.А. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/900.html Зубов Валентин Платонович // Биографика СПбГУ]
  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:391126 Зубов, Валентин Платонович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Зубов, Валентин Платонович

Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.