Зубок, Лев Израилевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Зубок
Дата рождения:

28 декабря 1894(1894-12-28)

Место рождения:

Радомысль, Киевская губерния

Дата смерти:

13 мая 1967(1967-05-13) (72 года)

Место смерти:

Ленинград

Страна:

Российская империя Российская империя, США США, СССР СССР

Научная сфера:

Американистика

Место работы:

МГУ, МГИМО, Институт истории АН СССР

Учёная степень:

доктор исторических наук (1940)

Учёное звание:

профессор (1938)

Альма-матер:

Пенсильванский университет (Филадельфия)

Известные ученики:

Н. Н. Яковлев[1]

Известен как:

Основатель школы американистов МГИМО (совместно с А. В. Ефимовым)

Лев Изра́илевич Зубо́к (28 декабря 1894, Радомысль[2] — 13 мая 1967, Ленинград) — советский историк-американист. Доктор исторических наук (1940), профессор (1938).





Биография

Родился в семье рабочего. В 1913 году эмигрировал вместе с родственниками в США. Примкнул к американскому революционному движению[1]. В 1919 году вступил в Компартию США.

В 1922 году окончил Пенсильванский университет. Добровольно решил покинуть США и по приглашению Профинтерна[1] в 1924 году возвратился в СССР. В 1925 году вступил в ВКП(б). В 1924-30 работал заместителм заведующего англо-американского отдела Профинтерна.

В 1929—1941 годах преподавал в Московском институте философии, литературы и истории. В 1930—1949 годах преподавал в Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б). В 1938—1949 и с 1957 года старший научный сотрудник Института истории АН СССР. В 1942—1949 годах преподавал на историческом факультете МГУ. В 1948—1961 годах преподавал в институте международных отношений (МГИМО).

В 1949 году был отстранён от преподавания в Высшей партийной школе и в МГУ по обвинению в космополитизме[3][4].

Женат дважды — первый раз в 1919 году на Цецилии Ильинишне Грац, из еврейского местечка Ржищев (Киевская губерния), после её смерти в 1931 году на Александре Михайловне Найду. От первого брака остался единственный сын — Мартин Зубок (1926—2009).

Внук — Владислав Мартинович Зубок, по образованию американист, публикуется по истории холодной войны, политической и интеллектуальной истории Советского Союза. В настоящее время — профессор истории Лондонской Школы Экономики и Политики.

Основные работы

  • Движение меньшинства в Англии. М., 1929 (в соавт. с Д. Аллисоном)
  • Империалистическая политика США в странах Карибского бассейна (1900—1939). М., 1948.
  • Очерки истории США (1877—1918). М., 1956.
  • Очерки истории рабочегот движенияв США (1865—1918). М., 1962.
  • Экспансионистская политика США в начале XX в. М., 1969.
  • Новейшая история США. М., 1972 (в соавт. с Н. Н. Яковлевым).

Член редколлегии «[historic.ru/books/item/f00/s00/z0000129/index.shtml 1 Хрестоматии по новейшей истории]» в 3-х томах (М.: Соцэкгиз, 1960—1961).

Напишите отзыв о статье "Зубок, Лев Израилевич"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.mgimo.ru/about/structure/3496/3733/docs/7143/document7146.phtml Американистика - МГИМО-Университет]
  2. В некотор. источниках по-видимому ошибочно местом рождения указывается Одесса, а годом рождения 1896.
  3. [www.eleven.co.il/article/12203 «космополиты»] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  4. «Наряду с попытками возрождения концепций русской либерально-буржуазной историографии, в трудах Института истории по новой и новейшей истории, выпущенных за последние годы, имели место социал-реформистские извращения, которые наиболее ярко проявились в… работах Л. Зубока — „Империалистическая политика США в странах Караибского бассейна“ и „Новейшая история“, курс лекций (1948 г.)… Авторы этих трудов, оказавшись в плену у буржуазных историков, скатились на позиции апологетов англо-американского империализма, затушевывают империалистическую политику США и идеализируют её вдохновителей… Буржуазно-объективистские и другие извращения в трудах отдельных историков до последнего времени не встречали осуждения и критики со стороны руководителей и большинства научных сотрудников Института истории. Больше того, некоторые ошибочные работы (Л. Зубока — „Империалистическая политика США в странах Караибского бассейна“,..) выдвигались Институтом истории на соискание Сталинских премий» [www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/69915].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Зубок, Лев Израилевич

Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.