Зулюм

Зулюм (тур. Zulüm) — период в истории Османской империи, характеризуемый деспотичным правлением султана Абдул-Хамида II. Зулюм охватывает весь период правления Абдул-Хамида II, с 1878 года вплоть до его свержения младотурками и восстановления первой турецкой конституции от 1876 года.

Предшествующие события

30 мая 1876 года был свергнут султан Абдул-Азиз. Произошло это ввиду его крайней неэффективности в государственных делах. Заговор был спланирован великим визирем Мехмедом Рушди, военным министром Хусейном Авни и будущим «отцом конституции» — Мидхатом-пашой. Переворот осуществлялся под лозунгами надежды на лучшее будущее и был поддержан многими, в особенности это относилось к тем, кто осознавал необходимость срочных реформ. Однако, вопреки ожиданиям, новый султан Мурад V оказался неспособен воплотить надежды реформаторов: новоизбранный монарх стал проявлять ярко выраженные черты психического нездоровья сразу после восхождения на престол. Это повлекло новый заговор и, как результат, смещение Мурада. Данные процессы непосредственно контролировались Мидхатом-пашой и организацией «Новые османы». На султанском троне им был необходим человек, с которым можно было сотрудничать и который смог бы провести ряд реформ, созвать парламент и дать присягу конституции. Таким человеком им тогда казался брат Мурада - Абдул-Хамид. Уже в первый год управления государством Абдул-Хамид II созвал парламент и присягнул на верность первой турецкой конституции 1876 г. Конституция предоставляла султану чрезмерно обширные права, провозглашала его священной и неприкосновенной фигурой, но всё же была встречена с большим ликованием.

Политический режим

Как внутригосударственный режим, Зулюм проявился после поражения Османской империи в войне с Россией 1877-1878 гг. Султан Абдул-Хамид II и ранее прилагал усилия для борьбы против теневой власти конституционалистов, но, благодаря сложившимся в первое время после войны обстоятельствам, он сумел подобно своим предшественникам, стать абсолютным монархом. Для этого султан воспользовался предоставленным ему конституцией правом роспуска парламента, деятелей движения «Новые османы», во главе с Мидхатом-пашой — человеком, которому султан был обязан своим возведением на трон и которого он обвинил в бессчетных преступлениях. Позже многие из членов парламента были арестованы, часть из них приговорена к смертной казни. Организация «Новые османы» была объявлена вне закона.

Установив военно-полицейский режим в государстве, Абдул-Хамид II снова ввергал империю в деспотию и тормозил её развитие. Игнорировалась острая необходимость реформ, сторонники конституционного движения и иного рода оппозиционеры были вынуждены покинуть страну. Отмечался крайний упадок производства, иррациональный расход государственных средств. Ввиду объявления Турцией собственного банкротства в 1879 году, европейскими государствами-кредиторами было учреждено ведомство Оттоманского долга. Над страной устанавливался иностранный финансовый контроль.

Особое внимание уделялось текущим настроениям в обществе. Во времена зулюма была сформирована широкая сеть внутреннего шпионажа. Работа шпионов и доносчиков, зачастую передававших заведомо ложную информацию, напрямую курировалась органами исполнительной власти. Появилась беспрецедентная по своему размаху машина государственной пропаганды, чья задача сводилась к превозношению режима и нагнетанию нетерпимости по религиозному признаку внутри общества империи в рамках новой государственной идеологии — панисламизма. Провозглашая себя лидером мусульман мира, опираясь на мусульманское большинство в самой Турции, Абдул-Хамид II старался подавить представителей иных конфессий. Обострился и национальный вопрос - к периоду Зулюма относится начало преследования этнических меньшинств, прежде всего армян. Серия убийств армян 1894-1896 гг. предзнаменовала надвигающийся геноцид.

Султан, вероятно, был заинтересован исключительно в поддержании сложившейся ситуации. В течение более чем 30 лет государство находилось в состоянии совершенной стагнации; его развитие всячески тормозилось в подавляющем большинстве аспектов его существования.

Литература

• Васильев Л. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/vas_2/09.php Ближний и Средний Восток/Османская империя и республиканская Турция] // История Востока.
• Алимов А. A. Пробуждение Азии. 1905 год и революция на Востоке./Революция 1908 г. в Турции. — 1935.
• Миллер А. Ф. Пятидесятилетие младотурецкой революции. — Москва, 1958.
• Kuran A. В. Inkilâp tarihimiz ve Ittihad ve Terakki. — Istanbul, 1948.
• Hecquard Ch. L'Empire ottoman. La Turquie sous Abdul-Hamid II. — 1901.
• Ramsaur E. E. The young Turks. Prelude to the revolution of 1908. — Princeton, 1957.

Отрывок, характеризующий Зулюм

– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.