Зыбина, Галина Ивановна

Галина Зыбина
Галина Зыбина (справа) и Тамара Пресс на пьедестале почёта ОИ 1964
Общая информация
Полное имя	Галина Ивановна Зыбина
Дата и место рождения	22 января 1931(1931-01-22) (93 года) Ленинград
Гражданство	СССР СССР
Рост	168 см
Вес	80 кг
Тренеры	Виктор Алексеев
Спортивная карьера	1948—1968
Личные рекорды
Ядро	17,50 (1964)
Диск	48,62 (1955)
Копьё	54,98 (1958)
Международные медали
Олимпийские игры Золото Хельсинки 1952 ядро Серебро Мельбурн 1956 ядро Бронза Токио 1964 ядро Чемпионаты Европы Бронза Брюссель 1950 копьё Золото Берн 1954 ядро Бронза Берн 1954 диск Бронза Белград 1962 ядро Европейские игры в помещении Бронза Дортмунд 1966 ядро Правительственные награды Почётные спортивные звания

Гали́на Ива́новна Зы́бина (р. 22 января 1931, Ленинград) — советская легкоатлетка.

Заслуженный мастер спорта СССР (1952). Выступала за Ленинград — спортивные общества «Зенит» (по 1959), «Труд» (1960—1968).

Олимпийская чемпионка 1952, серебряный призёр ОИ 1956, бронзовый призёр ОИ 1964, чемпионка Европы 1954, бронзовый призёр ЧЕ 1962 в толкании ядра. Установила 8 мировых рекордов и 4 рекорда СССР, по формальным причинам не зарегистрированные как мировые (1952—1956); первой в мире толкнула ядро дальше 16 м (1953). Бронзовый призёр ЧЕ 1950 в метании копья, 1954 в метании диска — единственная в истории спортсменка, ставшая призёром ЧЕ в обоих видах метания и толкании ядра. 6-кратная чемпионка СССР в толкании ядра (1952—1955) и метании копья (1952, 1957).

Биография

Детство

Отец работал кочегаром, мать — курьером; в семье было четверо детей — Галина и три её брата. С пяти лет Галина занималась хореографией.

Во время Великой Отечественной войны отец воевал на фронте; он погиб 10 января 1944 года у деревни Машеры под Гомелем. Остальная семья пережила всю блокаду в Ленинграде. Летом 1942 года Галина вместе со всеми из её класса, кто ещё мог двигаться, работала на огородах совхоза «Ланское», а летом 1943 года — на полях совхоза «Петрорайсовет» в Коломягах. 4 декабря Галине вручили медаль «За оборону Ленинграда».

После войны учительница физкультуры предложила нескольким ученикам, среди которых была и Галина, заниматься в легкоатлетической школе у Виктора Алексеева. Галину приняли, и с февраля 1946 года она начала регулярные занятия лёгкой атлетикой.

Спортивная карьера

Первоначально Галина специализировалась на метании копья и диска. В 1948 году она выполнила норматив мастера спорта, несколько раз била юниорские рекорды СССР, выиграла юниорское первенство СССР (метание копья — 44,29 м). В том же году она была допущена на чемпионат СССР среди взрослых, где выступила в метании диска и метании копья. На следующий год она установила свой первый взрослый рекорд СССР (метание гранаты — 54,82 м).

В 1950 году Зыбина приняла участие в чемпионате Европы, где заняла 3-е место в метании копья и 4-е в толкании ядра, а в 1951 году завоевала серебряные медали на Всемирных студенческих играх. Тогда же было принято решение сосредоточиться, помимо метания копья, на толкании ядра, а не на метании диска.

По результатам отборочных соревнований к Олимпийским играм 1952 года Зыбина считалась фаворитом в метании копья, в толкании ядра же Алексеев больше надеялся на другую свою ученицу — Тамару Тышкевич. На небольших соревнованиях в Выборге, где готовилась сборная, 30 июня Зыбина превысила мировой рекорд в толкании ядра (сначала — 15,13 м, затем — 15,19), а в метании копья до мирового рекорда ей не хватило лишь 6 см (53,35 м).

Соревнования Игр в метании копья, проходившие 24 июля, начались с задержкой более чем на час; в результате Зыбина «перегорела» и заняла только 4-е место (48,35 м), победила же Дана Затопкова (50,47 м). Зато 26 июля Зыбина выиграла толкание ядра с новым мировым рекордом (15,28 м).

В 1953—1955 годах Зыбина была безусловным лидером в толкании ядра — она выиграла все официальные соревнования, неоднократно превышала мировые рекорды (некоторые из этих результатов по формальным причинам не были засчитаны даже как рекорды СССР).

В сезоне 1956 года Зыбина проиграла Тамаре Тышкевич сначала чемпионат СССР (15,98 м против 16,22 м), а затем и Олимпийские игры (16,53 м против 16,59 м). Поражение на Играх сама Зыбина связывает с двумя причинами: из-за сильной жары в Австралии перед началом соревнований она упала в обморок; кроме того, она начала пробовать несколько отличавшуюся от прежней методику толчка.

В 1958 году, как вспоминала Зыбина, у неё произошёл конфликт с Тамарой Пресс. Конфликт в итоге вылился в письмо в ЦК КПСС против участия в женских соревнованиях гермафродитов, подписанное рядом членов сборной; отнесли письмо Зыбина и метательница диска Нина Пономарёва. После совещания у Николая Романова Зыбину и Пономарёву ненадолго вывели из сборной. Эта история испортила отношения Зыбиной с Алексеевым; как считает Зыбина, он «с тех пор мстил <ей> за Пресс при любой возможности».

На Олимпийские игры 1960 года Зыбина приехала, не полностью восстановив форму после рождения ребёнка, и не попала в призёры.

На Играх 1964 года, установив личный рекорд (17,45 м), Зыбина стала бронзовым призёром. Как вспоминала Зыбина, у неё был спондилёз, однако несмотря на предписание врача «в связи с нервным напряжением поставить „блокаду“ за сутки до старта», Алексеев запретил колоть обезболивающее.

Как рассказывала Зыбина, к Олимпийским играм 1968 года 37-летняя Зыбина подошла вторым номером сборной после Надежды Чижовой. Однако на тренерском совете было принято решение не включать её в состав команды на Игры; настоял на этом её тренер Виктор Алексеев. В начале 1969 года Галина Зыбина была выведена из сборной и закончила спортивную карьеру; в сборную СССР она входила в течение 21 года.

Результаты Зыбиной многократно входили в десятки лучших результатов сезона в мире в толкании ядра (1949—1958, 1960—1967), метании диска (1954—1955) и копья (1948—1953, 1957—1958), причём она была лидером сезона в мире 6 раз в толкании ядра (1952—1956, 1958) и 3 раза в метании копья (1951—1952, 1957).

Образование, работа, семья

После семилетки окончила оптико-механический техникум при ЛОМО (1952), затем — Ленинградский государственный педагогический институт имени А. И. Герцена (1957) и ГДОИФК имени П. Ф. Лесгафта. По окончании спортивной карьеры работала тренером-преподавателем.

В 1957 году вышла замуж за Юрия Ивановича Фёдорова (1931—1988) — капитан 1-го ранга, в 1964—1985 годах был командиром крейсера «Аврора», автор моделей кораблей, многие из которых хранятся в различных музеях мира. В 1959 году родила сына Сергея; имеет внуков.

Спортивные результаты

Олимпийские игры

	Толкание ядра		Метание копья
	Место	Результат	Место	Результат
1952	чемпионка	15,28 м — РМ	4-е место	48,35 м
1956	2-е место	16,53 м	—
1960	7-е место	15,56 м	—
1964	3-е место	17,45 м	—

Чемпионат Европы

	Толкание ядра		Метание копья		Метание диска
	Место	Результат	Место	Результат	Место	Результат
1950	4-е место	13,07 м	3-е место	42,75 м	—
1954	чемпионка	15,65 м	—		3-е место	44,77 м
1958	не участвовала
1962	3-е место	16,95 м	—		—
1966	4-е место	16,65 м	—		—

Европейские игры в помещении

	Толкание ядра
	Место	Результат
1966	3-е место	16,95 м
1967	4-е место	16,13 м

Всемирные студенческие игры

	Толкание ядра		Метание копья
	Место	Результат	Место	Результат
1949	—		4-е место
1951	2-е место	13,83 м	2-е место	48,43 м
1953	чемпионка	15,34 м	—
1955	чемпионка	15,43 м	—
1957	чемпионка	16,26 м	—

Всемирный студенческий спортивный чемпионат

	Толкание ядра
	Место	Результат
1957	чемпионка	15,75 м

Чемпионат СССР

	Толкание ядра		Метание копья		Метание диска
	Место	Результат	Место	Результат	Место	Результат
1948			…	42,47 м	…	38,76 м
1949			2-е место	47,48 м
1950			2-е место	49,02 м
1951	3-е место	14,07 м	3-е место	47,66 м
1952	чемпионка	15,00 м	чемпионка	47,52 м
1953	чемпионка	15,78 м
1954	чемпионка	16,28 м
1955	чемпионка	16,67 м
1956	2-е место	15,98 м
1957	2-е место	16,15 м	чемпионка	54,81 м
1958	2-е место	16,12 м
1960	2-е место	16,23 м
1961	2-е место	16,49 м
1962	2-е место	16,60 м
1963	2-е место	16,46 м
1964	2-е место	17,50 м
1965
1966
1967	2-е место	17,01 м
1968	3-е место	16,10 м

Рекорды СССР

толкание ядра      15,19  выше РМ   30.06.1952   Выборг
                   15,28     РМ     26.07.1952   Хельсинки, Олимпийские игры
                   15,37     РМ     20.09.1952   Фрунзе
                   15,42     РМ      1.10.1952   Фрунзе
                   16,18  выше РМ   15.05.1953   Ленинград
                   16,20     РМ      9.10.1953   Мальмё (Швеция)
                   16,28     РМ     14.09.1954   Киев
                   16,29     РМ      5.09.1955   Ленинград
                   16,32  выше РМ   23.10.1955   Ташкент
                   16,45  выше РМ    8.11.1955   Душанбе
                   16,67     РМ     15.11.1955   Тбилиси
                   16,76     РМ     13.10.1956   Ташкент

В метании гранаты Зыбина в соперничестве со Смирницкой в 1949—1951 годах 3 раза устанавливала рекорды СССР. Последний из них — 61,88 м — установленный 2 мая 1951 года в Ленинграде, стал последним официальным рекордом СССР в этой дисциплине.

Книга

• Зыбина Г. И. Заветная черта / Лит. запись Е. Шатрова. — М.: «Молодая гвардия», 1954. — 224 с.

В интервью 2008 года Зыбина так высказалась об этой книге:

Бред! Просто детский лепет! <…> Её даже не переписать надо, а просто новую начать. Уже не хочу.

Награды

• Орден Трудового Красного Знамени (1957)
• Медаль «За оборону Ленинграда» (1943)

Почётные знаки:

• «За заслуги в развитии физической культуры и спорта» СССР (1991) и России (2001)
• «За заслуги в развитии олимпийского движения в России» НОК России (1997)

Литература, ссылки

Биография

• [www.infosport.ru/xml/t/person.xml?id=2303 Биографическая справка] на портале «Спортивная Россия»

Спортивные результаты

• Лёгкая атлетика. Справочник / Составитель Р. В. Орлов. — М.: «Физкультура и спорт», 1983. — 392 с.
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/zy/galina-zybina-1.html Галина Зыбина] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [trackfield.brinkster.net/Profile.asp?ID=3221&Gender=W Галина Зыбина] — статистика на сайте Track and Field Statistics  (англ.)

Отрывок, характеризующий Зыбина, Галина Ивановна

– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.