Сераковский, Сигизмунд Игнатьевич

Сераковский Сигизмунд Игнатьевич
Дата рождения:	18 (30) мая 1826(1826-05-30)
Место рождения:	село Лисовое, Луцкий уезд, Волынская губерния, Российская империя
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	15 (27) июня 1863(1863-06-27) (37 лет)
Место смерти:	Вильно, Северо-Западный край, Российская империя

Сигизмунд Игнатьевич Сераковский, Зы́гмунт Серако́вский (польск. Zygmunt Sierakowski; 1826, Лисовое Луцкого уезда Волынской губернии (теперь Маневичский район Волынской области, Украина) — 1863) — капитан русского Генерального штаба, участник польского восстания 1863—1864 годов.

Биография

Учился в Санкт-Петербургском университете, где возглавил революционную организацию Союз литовской молодёжи. В 1848 года был арестован и отправлен рядовым в Отдельный Оренбургский корпус, где познакомился с Т. Г. Шевченко, Б. Залесским и другими военнослужащими линейных частей. В марте 1856 года произведён в прапорщики и направлен в 7-й батальон Брестского пехотного полка. В 1856 году возвратился в Санкт-Петербург, поступил в военную академию, которую блестяще окончил. Служил в в департаменте Генерального штаба военного министерства, достигнув чина капитана. Занимался военно-уголовной статистикой. В 1858 году был послан за границу для исследования и обозрения тюрем в Западной Европе. За границей познакомился с Гарибальди, деятелями польской эмиграции, а также с сочинениями Прудона, которые произвели на него большое впечатление. Сотрудничал в журналах «Колокол» и «Современник». В 1859—1860 годах в Санкт-Петербурге под руководством Сераковского организован тайный кружок из офицеров-поляков, служивших в Генеральном штабе. В июне 1860 года вместе с И. В. Вернадским принимал участие в работе 4-го Международного статистического конгресса в Лондоне.

В конце марта 1863 года, после начала Польского восстания 1863—1864 годов, взял на службе отпуск за границу на 2 недели и выехал из Санкт-Петербурга в Северо-Западный край России, где стал одним из руководителей восстания. Провозгласил себя воеводой Литовским и Ковенским под именем Доленго. В короткое время собрал крупный отряд из 5 тысяч человек. 25 — 26 апреля у Медейки отряд Сераковского в бою был разбит правительственными войсками. Сам Сераковский был ранен пулей в грудь навылет и был захвачен. Перед военно-полевым судом отвечать по существу отказался, требуя суда присяжного и гласного. Суд приговорил его к смертной казни через повешение. Симулировал сумасшествие. Казнён в 15 (27) июня 1863 года в Вильне на Лукишской площади. Перед казнью устроил истерику.

Был женат на Аполлонии Доминиковне Далевской (1841 — после 1915 года), сестре Титуса Далевского, которую после восстания 1863—1864 годов выслали в Новгород.

Литература

• Метельский Г. В. [publ.lib.ru/ARCHIVES/M/METEL'SKIY_Georgiy_Vasil'evich/_Metel'skiy_G._V..html#01 Доленго: Повесть о Сигизмунде Сераковском]. — М.: Политиздат. Пламенные революционеры, 1972. — 462 с, ил.

Отрывок, характеризующий Сераковский, Сигизмунд Игнатьевич

Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.