Шендзеляж, Зыгмунт

Зыгмунт Шендзеляж
польск. Zygmunt Szendzielarz
Псевдоним	Лупашко (польск. Łupaszka)
Дата рождения	12 марта 1910(1910-03-12)
Место рождения	Стрый, Австро-Венгрия
Дата смерти	8 февраля 1951(1951-02-08) (40 лет)
Место смерти	Варшава, Польская Республика
Принадлежность	Польша Польша
Род войск	Гражданская Армия Крайова Войско польское
Звание	майор
Командовал	5-ая Виленская бригада АК
Сражения/войны	Вторая мировая война Антисоветское сопротивление в Польше
Награды и премии

Зыгмунт Эдвард «Лупашко» Шендзеляж (польск. Zygmunt Edward Szendzielarz; род. 12 марта 1910 — ум. 8 февраля 1951) — польский военачальник, майор кавалерии Войска Польского и Гражданской Армии Крайова.

Биография

Шендзеляж родился 12 марта 1910 года в городе Стрый (ныне Львовская область) в семье железнодорожного служащего. После окончания начальной школы во Львове его приняли в био-математическую гимназию во Львове, затем учился во 2-й гимназии в Стрые. С 14 ноября 1931 года по 12 августа 1932 года был курсантом в пехотной школе в городе Острув-Мазовецка. Затем в период с 1 октября 1932 года по 5 августа 1934 года, будучи в звании капрала, он учился в кавалерийской школе офицеров в городе Грудзёндз.

После окончания школы получил звание подпоручика и был назначен командиром взвода в 4-м Занеманском уланском полку в Вильнюсе. 19 марта 1938 года он получил звание поручика и должность командира эскадрона.

Во время сентябрьской кампании 1939 года он был командиром 2-го эскадрона Занеманского полка, после разгрома которого 9-10 сентября с двумя эскадронами присоединился к смешанной Виленской кавалерийской бригаде. В дальнейшем воевал в составе Кресовой и Новогрудской бригад, но после приказа генерала Андерса о прекращении сопротивления был вынужден сложить с себя полномочия командира. Попал в плен, бежал и сумел добраться до Львова. После ряда неудачных попыток эмигрировать и войти в состав польских частей за рубежом перебрался в Литву, в поместье родителей жены.

В апреле 1943 года под псевдонимом "Лупашка" ему было поручено командование первым отрядом Армии Крайовей в Вильнюсском крае, до этого им командовал поручик Буржинский ("Кмичич"), который впоследствии был убит. К осени того же года отряд насчитывал около сотни бойцов и принял название 5-й Виленской Бригады АК.

В период с мая 1943 по июль 1944 года его подразделения участвовали в операции «Буря», а также провели множество вылазок в тылы противников. В начале апреля 1944 года был арестован литовской полицией у своей тещи и передан немцам, однако выпущен ими уже в конце месяца. В конце мая бригада Шендзеляжа вошла (вместе с еще тремя) в состав 2-го Объединения Виленского округа АК, с присвоением ему звания ротмистра. Целью была подготовка к операции «Острая брама» (захвату Вильнюса силами польских партизан).

В июне 1944 года бойцы бригады Шендзеляжа провели карательную акцию в литовском селе Дубинки, в ходе которой было убито не менее 21 жителя села, в том числе женщины и дети. Считается, что акция была ответом на состоявшееся тремя днями ранее убийство поляков, мирных жителей деревни Глинчишки, литовскими охранными службами.

После этого бригада Шендзеляжа была переведена в другой район базирования и вошла в состав 1-го Объединения Виленского округа АК. В операции "Острая брама" (июнь-июль 1944 года) бригада участия не приняла, поскольку ее командир открыто отказался выполнить приказ своего руководства, предчувствуя гибель своих солдат от рук если не немцев, то НКВД.

После того, как НКВД заинтересовался отрядами «Лупашки», тот принял решение переименовать бригаду, а затем выйти из немецко-советского окружения через Гродно. 23 июля в гродненских лесах бригада была распущена, но уже 20 сентября 1944 года «Лупашка» с остатками бригады перешел в подчинение коменданту Белостокского округа АК.

В Беловежской Пуще «Лупашка» начал формирование новой бригады. 10 ноября он получил звание майора. В начале апреля 1945 года бригада была мобилизована в районе села Олексин в повяте Бельск Подляски. С этого момента началась борьба против регулярных войск Красной Армии, Народного Войска Польского, Корпуса внутренней безопасности и НКВД, а также отрядов Народной милиции и Управления Безопасности.

В середине мая 1945 года бригада состояла из примерно 200 человек. В первых числах сентября отряд «Лупашки», состоящий из около 300 партизан, получил приказ о расформировании, однако Шендзеляж решил и дальше бороться с коммунистами.

С сентября 1945 по март 1946 гг. «Лупашка» находился в Гданьске, где занимался антисоветской пропагандой, создав, однако же, для ее финансирования небольшие боевые отряды, т.н. диверсионные патрули. В январе сформировал 6-ю Белостокскую, а в апреле вновь 5-ю Виленскую Бригаду под своим командованием.

В середине августа 1946 года в связи с ростом сил противника решил вместе со своей бригадой из 80 человек перебраться в Белостокское воеводство, где и соединился с 6-й бригадой.

В начале 1947 года отряды «Лупашки» были вынуждены перейти к обороне, лишь изредка осуществляя нападения, часть людей была распущена. К концу марта численность отряда сократилась примерно до 40 человек. После чего он передаёт командование «Молоту», а сам уходит, чтобы начать мирную жизнь.

После чего некоторое время живёт в городе Закопане вплоть до июня 1948 года, оставаясь, однако, формальным командиром бригады и находясь с ней в постоянной связи. Ответил отказом на приказ своего руководства о ее расформировании, передавал через связных указания и приказы.

30 июня 1948 года «Лупашка» был окружён и арестован полицейскими. По сообщению капитана полиции Эдмунда Банасиковского, это случилось после того, как оперативники перехватили открытку от Ванды «Данки» Минкевич.

Сразу же после ареста «Лупашка» был перевезен в Варшаву и заключен в тюрьму. Он оставался там 2,5 года до 8 февраля 1951 года. 2 ноября 1950 года судья приговорил его к смертной казни по восемнадцати эпизодам.

Помимо «Лупашки» по делу проходили еще несколько человек, все мужчины были приговорены к смертной казни:

• подполковник Антони Олехнович
• капитан Хенрик Боровский, "Шмель"
• подпоручик Люциан Минкевич, "Виктор"
• Лидия Львов, "Ляля"
• Ванда Минкевич, "Данка".

Приговор был исполнен на 8 февраля 1951 года в тюрьме Мокотова. Тело похоронили в тайне в неизвестном в течение многих лет месте.

Память

Документальные фильмы

• В 2010 году польским режиссёром Мариушем Петровским был снят документальный фильм посвящённый «Лупашке».
• Режиссёр Адам Сикорский снял документальный фильм «Z archiwum IPN – Łupaszka»

Другое

• 1 октября 2011 году в cеле Заежирже (Поморское воеводство) была открыта мемориальная доска. Затем через год, 14 октября 2012 в городе Кошалин, была установлена такая же.
• В 2012 году в городе Щецин принята резолюция о переименовании нескольких улиц «Струга», «Поморская» и «Zwierzynieckiej» в улицы имени Зигмунта Шендзеляжа.
• В 2014 году польский хип-хоп исполнитель «Tadek» в своём альбоме «Niewygodna prawda II. Burza 2014» посвятил одну композицию «Лупашке».
• 1 марта 2015 года в Кракове, в парке имени Генрика Йордана был открыт бюст в честь майора «Лупашки».

Библиография

• P. Kozłowski: Jeden z wyklętych. Zygmunt Szendzielarz „Łupaszka”, Warszawa 2004, ISBN 83-7399-186-7.
• Dariusz Fikus: Pseudonim „Łupaszka”: z dziejów V Wileńskiej Brygady Śmierci i Mobilizacyjnego Ośrodka Wileńskiego Okręgu AK, Warszawa: „Most”, 1989
• Żebrowski Leszek: Szendzielarz Zygmunt, Encyklopedia Białych Plam, T. XVII Radom 2006

Отрывок, характеризующий Шендзеляж, Зыгмунт

Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….