Двоеданство

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зюнгорские двоеданцы»)
Перейти к: навигация, поиск

Двоеданство (также двоеданничество) — исторический термин, обозначающий уплату дани двум государствам или уплату двойной дани.





Двоеданство лопарей

В 1251 новгородский князь Александр Невский заключил договор с Норвегией, позволявший как Великому Новгороду, так и Норвежскому королевству собирать фиксированную дань с лопарей (не более 5 беличьих шкурок с охотника), живших на территориях Финнмарка и Терского берега. Это двоеданничество приводило к неопределенности статуса данных земель и к периодическим столкновениям между Даниейунии с которой с 1380 г. была Норвегия) и Русским государством в XVI—XVII веках (Лапландский спор).[1][2]

В 1602 году датский король приказал не пропускать русских данщиков в Финнмарк. Ответным шагом кольского воеводы стал аналогичный запрет пропускать датских (норвежских) данщиков на Мурман, пока король не отменит своего указа. Датский король этого не сделал, и, таким образом, с этого года 350-летнее двоеданство лопарей прекратилось. Однако лопари Нявдемского, Пазрецкого и Печенгского приграничных погостов, ежегодно выезжавшие на рыбный промысел в норвежские воды, продолжили «по старине» платить подати и тому, и другому государству.[3]

Джунгарские двоеданцы

На сибирской границе в XVII-XIX веках были жители, платившие дань одновременно России и Китаю.

В XVII веке в Сибири на короткие времена устанавливалась ситуация троеданничества: так, в районе Верхнего Енисея в конце 1620-х годов кыргызы одновременно платили дань России, ойратам и хотогойтам. Система двоеданства в Южной Сибири и Барабе формировалась в течение всего XVII века, особенно после образования Джунгарского ханства. Длительное равновесие сил России и Джунгарии привело к существованию двоеданства, при котором коренное население попало в зависимость и от России, и от ойратов. Система российско-джунгарского двоеданства закончилась с ликвидацией Джунгарского ханства Цинским Китаем в 1755–1758 годах.

После китайского завоевания Джунгарии в бассейнах рек Чуя, Аргут и Чулышман Россия и Китай не препятствовали друг другу в сборе податей. При этом телесы, а также чуйские и аргутские теленгиты оказались в русско-китайском двоеданстве.

Алтайские двоеданцы были известны как «зюнгорские» (джунгарские) двоеданцы. Двоеданство на Горном Алтае прекратилось только в 1860-х годах, когда Цинская империя была ослаблена после поражений в Опиумных войнах и восстания тайпинов. Двоеданцы перестали платить дань Китаю в 1866 году, после подписания в 1864 году Чугучакского протокола. Они стали подданными России.

Двоеданцы-кочевники

В Средней Азии кочевые племена платили ясак, в ходе кочевий, Хиве и России.

Двоеданство в старообрядчестве

Старообрядцы назывались (и называли себя) двоеданцами или двоеданами, потому что Пётр I повелел переписать «всех раскольников мужского и женского пола, где бы они ни проживали, и обложить их двойной податью» и до 1782 года старообрядцы платили двойную подать.

«Двоедане» как народное название старообрядцев сохранилось и позже, от него произошло одно из значений слова «двоеданить»: придерживаться раскола скрытно.

Двойное налогообложение

В современном мире для описания двоеданства принято употреблять термин «двойное налогообложение».

Напишите отзыв о статье "Двоеданство"

Примечания

  1. [ke.culture51.ru/Dvoedanstvo-loparei-p1793.html Двоеданство лопарей] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 1. А — Д / Гл. ред. А. А. Киселёв. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2008. — С. 551.
  2. [ke.culture51.ru/Datskie-napadeniya-p1764.html Датские нападения] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 1. А — Д / Гл. ред. А. А. Киселёв. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2008. — С. 544-545.
  3. [www.kirjazh.spb.ru/history/sudak.htm Владимир Судаков.ДЕРЖАВНАЯ ГРАНЬ ПОРУБЕЖЬЯ]

Источники

Отрывок, характеризующий Двоеданство

– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.