Зябловский, Евдоким Филиппович

Евдоким Филиппович Зябловский
Научная сфера:	экономическая география, статистика

Евдоким Филиппович Зябловский (31 июля [11 августа] 1764 — 30 марта [11 апреля] 1846) — русский учёный-географ, статистик, профессор.

Биография

Окончил Севскую духовную семинарию. После окончания Петербургской учительской семинарии (позже переименованной в учительскую гимназию), в 1788 году он был направлен на службу учителем народного училища в Колывань. На собственные средства разъезжал по Колыванскому наместничеству и составил его описание.

В 1797 году Зябловский был назначен профессором истории и географии, а потом и статистики; преподавал он до 1833 года в одном учреждении, менявшем названия: Петербургская учительская гимназия, с 1804 — Педагогический институт, с 1816 — Главный педагогический институт, с 1819 — Санкт-Петербургский университет. С 1818 года — заслуженный профессор, с 1846 года — почётный член университета.

Зябловский также преподавал в Училище корабельной архитектуры лесоводство и издал «Начальные основания лесоводства» (СПб., 1804). Он же написал учебный «Курс всеобщей истории» (СПб., 1811—1812). Кроме того, Зябловский перевёл с немецкого «Всеобщее землеописание» (СПб., 1807) и составил «Историческую повесть об Учительской гимназии и Педагогическом институте» (СПб., 1838).

Сочинения

«Статистическое описание Российской империи с обозрением Европы в статистическом виде» (СПб., 1808; 2 изд. 1815); «Российская статистика» (СПб., 1831 и 1835; нов. изд. СПб., 1837); «Краткое землеописание Российского государства» (СПб., 1787, 1807 и 1810), «Новейшее землеописание Российской империи» (СПб., 1807 и 1818); «Землеописание Российской империи для всех состояний» (СПб., 1810); «Курс всеобщей географии» (СПб., 1818—1819), «Всеобщая география» (СПб., 1831 и 1835; нов. изд. СПб., 1837); «География Российской империи» (СПб., 1831 и 1837); «Статистика Европейских государств в нынешнем их состоянии» (СПб., 1830—1831; изд. 2 и 3, 1837 и 1840).

Литература

• Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 112—113. — 269 с. — 1000 экз.
• Зябловский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

Жуковская Т.Н. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/72.html Зябловский Евдоким Филиппович // Биографика СПбГУ]

Отрывок, характеризующий Зябловский, Евдоким Филиппович

Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.