Юрьев, Зиновий Юрьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зяма Юдович Гринман»)
Перейти к: навигация, поиск
Зиновий Юрьевич Юрьев

Зиновий Юрьев (РосКон, 23 марта 2007 года)
Имя при рождении:

Зяма Юдович Гринман

Дата рождения:

1 июля 1925(1925-07-01) (98 лет)

Место рождения:

село Чашники, Витебская обл.

Гражданство:

СССР

Род деятельности:

прозаик, журналист

Жанр:

фантастика

Зино́вий Ю́рьевич Ю́рьев (наст. имя и фам. Зяма Юдович Гринман; род. 1925) — советский и российский писатель и журналист.





Биография

Родился 1 июля 1925 года в селе Чашники Витебской области Белоруссии. В 19421946 проходил службу в армии. После демобилизации окончил Московский институт иностранных языков и много лет преподавал английский язык в школе и техникуме.

Творчество

Зиновий Юрьев — автор научно-фантастических произведений. Произведения 1960-х-1980-х годов носят антикапиталистический памфлетный характер. Это, прежде всего, романы «Белое снадобье» (1973) и «Полная переделка» (1979), повести «Финансист на четвереньках» (1964) и «Люди и слепки» (1973). В этих произведениях описывается безнравственное использование достижений науки и техники в условиях капиталистического общества. Показана связь между финансово-промышленной элитой и организованной преступностью.

Роман «Быстрые сны» (1977) посвящён проблеме контакта с внеземными цивилизациями. Произведение имеет антирелигиозную направленность, в нём показана отрицательная роль религии, претендующей на избавление человека от неизбежных проблем современности.

В романе «Дарю вам память» (1980) описывает вымирающих от скуки сверхразумных инопланетян. Только эмоции и воспоминания простых людей возвращают им страсть к жизни.

В ряде повестей Зиновий Юрьев использует фантастические сюжеты для критики недостатков советской социальной действительности. Эти произведения основной акцент делают на моральных проблемах межличностных отношений. Зиновий Юрьев критикует бездушие и карьеризм, встречавшиеся в советских учреждениях. К таким произведениям, например, относятся повести «Чёрный Яша» (1978, известен в двух вариантах, с радикально противоположными финалами) и «Тонкий голосок безымянного цветка» (1985).В уже перестроечном романе «Дальние родственники» (1991) описано антигуманистическое отношение к старикам в советском доме престарелых.

В ряде произведений Зиновия Юрьева действие происходит на иных планетах. В эпоху «перестройки» Зиновий Юрьев выступил против идей социализма. В романе «Бета семь при ближайшем рассмотрении» (1990) описано существующее на далёкой планете общество роботов, возглавляемое единым центром — электронным мозгом. Автор иносказательно рисует генезис тоталитаризма, во многом похожего на советский строй, с культом личности и всепроникающим контролем над членами общества, а также процессы формирования диссидентского движения.

В 2000-х годах после долгого перерыва Зиновий Юрьев вернулся к писательской деятельности. В романах «Брат мой, ящер» (2008), «Чужое тело» (2011) писатель критически осмысливает современную российскую действительность.

С 1952 года Зиновий Юрьев являлся сотрудником редакции журнала «Крокодил», где он регулярно печатал сатирические и памфлетные произведения, критикующие общество капитализма, а также, в меру дозволенного, и недостатки советской системы.

Награды

Зиновий Юрьев — лауреат премии «Аэлита» (1982) и премии «Большой Роскон» (2007).

Работа в кино

Зиновий Юрьев — автор оригинальных киносценариев и адаптаций ряда своих литературных произведений для кинематографа. Среди его работ в кино можно отметить следующие:

Напишите отзыв о статье "Юрьев, Зиновий Юрьевич"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Юрьев, Зиновий Юрьевич

Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.