Зёйверлон, Джанни

Джанни Зёйверлон
Общая информация
Полное имя	Джанни Мишель Юджин Зёйверлон
Родился
Гражданство	Нидерланды
Рост	178 см
Вес	70 кг
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	Культураль Леонеса
Карьера
Молодёжные клубы
1993—2004	Фейеноорд
Клубная карьера*
2004—2006	Фейеноорд	10 (0)
2005—2006	→  Валвейк	26 (1)
2006—2008	Херенвен	60 (3)
2008—2011	Вест Бромвич Альбион	65 (4)
2010	→  Ипсвич Таун	4 (0)
2011—2013	Мальорка	9 (0)
2012—2013	→  Херенвен	10 (0)
2013—2016	АДО Ден Хааг	80 (3)
2016—н.в	Культураль Леонеса	8 (0)
Национальная сборная**
2005—2008	Нидерланды (до 23)	22 (0)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 29 октября 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Джанни Мишель Юджин Зёйверлон (нидерл. Gianni Michel Eugene Zuiverloon; родился 30 декабря 1986 года в городе Роттердам, Нидерланды) — нидерландский футболист, защитник испанского клуба «Культураль Леонеса». Участник Олимпийских игр 2008 в Пекине.

В детстве Джанни занимался плаваньем и карате.

Клубная карьера

Зёйверлон — воспитанник клуба «Фейеноорд». 22 августа 2004 года в матче против «Виллем II» он дебютировал в Эредивизи. Из-за высокой конкуренции в 2005 году Джанни был отдан в аренду в «Валвейк». Летом 2006 года Зёйверлон подписал контракт на три года с «Херенвеном». 26 августа в матче против «Виллем II» он забил свой первый гол за команду.

Летом 2008 года Джанни решил попробовать свои силы за пределами Нидерландов и подписал соглашение с английским «Вест Бромвич Альбион». Контракт был подписан на три года, сумма трансфера составила 3,2 млн. фунтов. 23 августа в матче против «Эвертона» он дебютировал в английской Премьер лиге. 3 февраля 2010 года в поединке Кубка Англии против «Бернли» Зёйверлон забил свой первый гол за клуб. По итогам сезона «Вест Бром» вылетел в Чемпионшип, но Джанни остался в команде и помог ей вернуться в элиту через год. В конце 2010 года он был отдан в краткосрочную аренду в «Ипсвич Таун».

Летом 2011 года Зёйверлон перешёл в испанскую «Мальорку». Контракт был подписан на три года. 28 августа в матче против «Эспаньола» он дебютировал в Ла Лиге. Джанни сыграл в 9 матчах после чего перестал попадать в состав. В 2012 году он на правах аренды перешёл в свой бывший клуб «Херенвен». В 2013 году контракт с «Мальоркой» был разорван и Зёйверлон в качестве свободного агента подписал соглашение с АДО Ден Хааг. 24 августа в поединке против «Роды» он дебютировал за новый клуб. 13 декабря 2014 года в поединке против «Эксельсиора» Джанни забил свой первый гол за «Роду».

Летом 2016 года Зёйверлон перешёл в «Культураль Леонеса». 26 августа в матче против «Понферрадина» он дебютировал за новую команду.

Международная карьера

В 2007 году Джанни в составе олимпийской национальной команды выиграл домашний молодёжный чемпионат Европы. В 2008 году в составе молодёжной сборной Нидерландов Зёйверлон принял участие в Олимпийских играх в Пекине. На турнире он сыграл в матчах группового этапа против команд Аргентины, США, Японии и Нигерии.

Достижения

Международная

Нидерланды (до 23)

• 1 Чемпионат Европы по футболу среди молодёжных команд — 2007

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/gianni-zuiverloon/2299 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.vi.nl/spelers/carriere/gianni-zuiverloon.htm Voetbal International profile]  (нид.)
• [www.premierleague.com/en-gb/players/profile.overview.html/gianni-zuiverloon Premier League profile]
• [fifa.com/worldfootball/statisticsandrecords/players/player=216790 Статистика на сайте FIFA] (англ.)

Отрывок, характеризующий Зёйверлон, Джанни

Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.