Евгений (Зёрнов)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зёрнов Семён Алексеевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Митрополит Евгений<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Митрополит Горьковский и Арзамасский
3 мая 1934 — ноябрь 1935
Предшественник: Сергий (Страгородский)
Преемник: Феофан (Туляков)
Архиепископ Вятский и Слободской
8 сентября 1933 — 3 мая 1934
Предшественник: Серафим (Трофимов)
Преемник: Макарий (Звездов)
 
Рождение: 18 января 1877(1877-01-18)
Москва
Смерть: 20 сентября 1937(1937-09-20) (60 лет)

Митрополит Евгений (в миру Семён Алексеевич Зёрнов; 18 января 1877, Москва — 20 сентября 1937, Карагандинская область) — епископ Русской православной церкви, митрополит Горьковский и Арзамасский.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в августе 2000 года. Прославляется 26 января/8 февраля и 7/20 сентября.



Биография

Родился 18 января 1877 года в семье диакона.

В 1898 году окончил Московскую духовную семинарию, после чего поступил в Московскую духовную академию.

8 марта 1900 года пострижен в монашество с именем Евгений. 5 апреля того же года был рукоположён в сан иеродиакон. 25 марта 1902 года рукоположён во иеромонаха.

В 1902 году окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия.

С 12 августа 1902 года преподавал сектоведение в Черниговской духовной семинарии. Читал лекции по обличительному богословию, истории русского раскола и местных сект. Был активным членом Совета местного Братства во имя св. Михаила, князя Черниговского. В 1902—1904 являлся заведующим библиотекой-читальней, руководителем и организатором религиозно-нравственных чтений для народа, проходивших в здании Братства.

С 4 августа 1904 года — инспектор Черниговской духовной семинарии.

15 марта 1906 года назначен ректором Иркутской духовной семинарии, в связи с чем 25 марта того же года возведён в сан архимандрита.

В условиях революционных событий он сумел без применения репрессивных мер нормализовать обстановку в семинарии. С 1907 года он одновременно исполнял обязанности председателя епархиального Училищного совета; был членом Иркутского миссионерского комитета, членом Географического общества, Братства во имя святиеля Иннокентия, редактором «Епархиальных ведомостей».

С 20 января 1913 года — епископ Киренский, викарий Иркутской епархии.

С 11 июня 1914 года — епископ Приамурский и Благовещенский.

Участвовал в работе Поместного собора 1917—1918 года. В 1923 году был возведён в сан архиепископа и в том же году, в ночь под Успение после всенощной, он был арестован, что вызвало массовый протест верующих, которые были разогнаны властями. Отправлен в Читу, затем — в Москву, где был временно освобождён.

21 мая 1924 года был включён в постоянный состав Синода при Патриархе Тихоне, но в это время, за непризнание им обновленчества, был уже в заключении и с 22 февраля находился в Соловецком лагере особого назначения. Был избран старшим епископом среди соловецких архиереев, активно участвовал в составлении «Памятной записки Соловецких епископов» (обращения к правительству СССР от православных епископов Соловецких островов с призывом нормализовать отношения между государством и церковью на основе невмешательства в дела друг друга). В 1927 году, после отбытия срока заключения в лагере был отправлен на поселение в Зырянский край (Коми).

Поддержал июльскую Декларацию 1927 года митрополита Сергия (Страгородского).

После освобождения, 13 августа 1930 года был назначен архиепископом Белгородским, но из-за отказа в регистрации со стороны советских властей это решение было отменено. И лишь через год, в 1931 году стал викарным (Вятской епархии) архиепископом Котельническим.

С 8 сентября 1933 года — архиепископ Вятский и Слободской; с 3 мая 1934 года — митрополит Горьковский и Арзамасский.

Пользовался большим авторитетом у паствы, был всегда тактичен и спокоен, много проповедовал. Его богослужения его отличались величием, покоем и благоговением.

В мае 1935 года был арестован вместе с рядом других священнослужителей епархии и обвинён в том, что «будучи Митрополитом Горьковского края, в течение 1934—1935 гг. использовал в контрреволюционных целях церковный амвон, произнося в ряде церквей г. Горького и прилегающих районов проповеди антисоветского содержания в целях внедрения в массу контрреволюционных идей». Виновным себя не признал, заявив, что «все мною произнесенные проповеди были исключительно религиозно-нравственного содержания».

Непосредственным поводом для ареста владыки были события 1 мая 1935 года, когда Пасха совпала с пролетарским праздником. Выходившие из храма, где служил митрополит, сотни православных невольно «отвлекли граждан от участия в первомайской демонстрации». Более того, сам владыка не стал ждать после службы, пока демонстранты разойдутся, а поехал по улицам домой в своём белом клобуке. В ответ на советы доброжелателей обождать, чтобы не привлечь к себе внимания, митрополит заметил: «Что нам бояться… Надо Бога бояться». Такие действия власти восприняли как вызов. 4 ноября 1935 года был приговорён Особым совещанием НКВД СССР к трём годам лагерей.

В 1937 году, 7 сентября, арестован в лагере, обвинён вместе с другими соузниками в том, что они «находясь в КАРЛАГе, систематически проводили контрреволюционную агитацию среди заключенных, разлагательно действовали на трудовую дисциплину». Приговорён к расстрелу постановлением тройки НКВД по Карагандинской области от 20 сентября 1937 и в тот же день расстрелян.

Канонизация и почитание

На Архиерейском соборе Русской православной церкви в августе 2000 года был причислен к лику святых как новомученик.

Источники

  • Дёгтева О. В. Нижегородские священнослужители — узники Соловков (краткий мартиролог) // «Нижегородская старина». — 2014. — № 39-40. — С. 75—94.
  • [nne.ru/saints/evgenij-zernov-mitropolit-gorkovskij-i-arzamasskij/ Нижегородские новомученики: ЕВГЕНИЙ (ЗЕРНОВ) митрополит Горьковский и Арзамасский (1934—1935)]
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_796 Евгений (Зернов)] на сайте «Русское православие»
  • [www.vladivostok.eparhia.ru/eparhia/history/?ID=2035 Православие на Дальнем Востоке. Преемники епископа Иннокентия (Вениаминова)]

Напишите отзыв о статье "Евгений (Зёрнов)"

Отрывок, характеризующий Евгений (Зёрнов)

– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.