Институт горного дела имени А. А. Скочинского

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ИГДАН»)
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 55°39′34″ с. ш. 37°55′04″ в. д. / 55.65944° с. ш. 37.91778° в. д. / 55.65944; 37.91778 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.65944&mlon=37.91778&zoom=18 (O)] (Я)

ФГУП «Национальный научный центр горного производства — Институт горного дела им. академика А. А. Скочинского»
(ИГД им. А. А. Скочинского)

Международное название

National Mining Research Center «A. A. Skochinsky Institute for Mining»

Основан

1927

Расположение

г. Люберцы Московской области

Сайт

[www.igds.ru/ www.igds.ru]

Награды

К:Научные институты, основанные в 1927 году

Национальный научный центр горного производства — Институт горного дела им. академика А. А. Скочинского — научный центр фундаментальных и прикладных исследований в области горного дела. Расположен в г. Люберцы Московской области.





История

Период 1927-1940 гг.

В дореволюционной России научные исследования в области горного дела выполнялись отдельными учёными и, в основном, по их личной инициативе.

В начале XX века местом зарождения отечественной горной науки и её первых научных школ стали высшие учебные заведения, где велась подготовка горных инженеров: Санкт-Петербургский и Екатеринославский горные институты, а также в Томский, Донской и Варшавский политехнические институты.

В 1920-е годы, после окончания Гражданской войны, перед молодой советской республикой стояла задача быстрого развития тяжёлой индустрии, в первую очередь топливно-энергетической и металлургической отраслей. Для этого требовалось осуществить реконструкцию старого шахтного фонда, проектирование и строительство новых шахт, создать угольное машиностроение, механизировать основные технологические процессы угледобычи. Требовалось также быстрое освоение новых угольных бассейнов на Урале, в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Востоке, в Подмосковье и Грузии. Решение таких масштабных задач было невозможным без серьёзной научной и методической поддержки со стороны учёных.

Двадцатые годы стали началом становления и развития отечественных научно-исследовательских организаций, ориентированных на решение важнейших проблем угольной промышленности.

Приказом Совета Народных Комиссаров СССР от 10 октября 1927 года № 231 при Высшем совете народного хозяйства СССР (ВСНХ СССР) был учреждён Угольный институт Донбасса с размещением в г. Харькове.

В 1928 году ВСНХ СССР определил следующие задачи института:

  • изучение физико-химических свойств угля;
  • разработка методов его добычи и обогащения;
  • повышение безопасности труда;
  • совершенствование экономики горного производства;
  • содействие подготовке высококвалифицированных специалистов.

В институте были поставлены задачи по формированию научных подразделений и организации соответствующей лабораторной базы. Особое внимание уделялось привлечению крупных специалистов дореволюционной школы и молодых горных инженеров, окончивших советские ВУЗы.

В этот период, работы института были сосредоточены на следующих направлениях:

  • внедрение прогрессивных систем разработки угольных пластов длинными забоями с управлением кровлей обрушением вместо частичной или полной закладки выработанного пространства;
  • развитие и совершенствование технологии обогащения угля;
  • внедрение цикличной организации работ в очистных и подготовительных забоях угольных шахт.

Одной из важнейших задач, решённых Угольным институтом Донбасса, стало составление геолого-химической карты Донбасса, позволившей установить классификацию угольных пластов и выявить наиболее перспективные для первоочередного освоения угольные районы.

Одновременно активно решались задачи по развитию Кузнецкого, Челябинского, Кизеловского, Карагандинского и Грузинского угольных месторождений. Для этого были организованы филиалы института в основных угольных бассейнах страны.

Вскоре Угольный институт Донбасса был переименован во «Всесоюзный угольный институт» (ВУГИ).

В целях эффективного решения задач развития горнодобывающей отрасли в 1935 году в Академии наук СССР была образована Группа горного дела во главе с академиком А. М. Терпигоревым. В 1939 году на её основе организован «Институт горного дела» (ИГД) Академии наук СССР во главе с академиком А. А. Скочинским. Институт располагался в Москве.

Работа ИГД была направлена на развитие фундаментальных исследований в области добычи и переработки твёрдых полезных ископаемых. Одним из наиболее важных научных направлений явились исследования газоносности угольных пластов. Кроме того, институт проводил исследования в области:

  • разработки месторождений полезных ископаемых;
  • горной механики;
  • механизации и автоматизации производственных процессов;
  • буровзрывных работ;
  • предупреждения подземных пожаров;
  • разрушения горных пород;
  • и др.

Период 1941-1945 гг.

Начавшаяся в 1941 году Великая Отечественная война стала суровым испытанием для угольной промышленности СССР. Донецкий и Подмосковный угольные бассейны оказались на оккупированной территории. Настоятельно требовалось скорейшее развитие месторождений восточных районов страны для обеспечения топливом заводов, электростанций, железнодорожного транспорта, а также предприятий чёрной металлургии — коксующимся углём, химической промышленности — сырьём.

ИГД АН СССР был эвакуирован в Казахстан, а затем — в Свердловск, откуда в 1942 году возвращён в Москву.

Многие учёные ИГД АН СССР и ВУГИ сражались на фронтах, часть учёных трудилась в тылу на шахтах и предприятиях, принимала активное участие в промышленном развитии восточных районов СССР.

После освобождения Донбасса и Подмосковного угольного бассейна была поставлена задача в условиях военного времени, в короткие сроки восстановить угольные предприятия и обеспечить добычу необходимого количества угля. С привлечением ведущих учёных ИГД АН СССР и ВУГИ, учебных институтов были разработаны планы восстановления разрушенных и затопленных шахт. За короткие сроки (менее девяти месяцев) были восстановлены шахты Подмосковного угольного бассейна. В течение шести лет — полностью восстановлен шахтный фонд Донбасса.

В 1945 году началось проектирование и строительство комплекса зданий «большого ВУГИ» в г. Люберцы Московской области.

Период 1946-1991 гг.

В эти годы продолжалось развитие производственной и лабораторной базы институтов ВУГИ и ИГД АН СССР, с целью решения научных задач технического перевооружения угольной промышленности страны. В частности, были выполнены значительные работы по совершенствованию технологии и механизации добычи и обогащения угля, разработки сланцевых месторождений, руд цветных и чёрных металлов.

В 1946 году Донецкий филиал ВУГИ, а в 1952-1958 годах и другие его филиалы были преобразованы в самостоятельные научно-исследовательские институты (ДонУГИ, КузНИУИ, КНИУИ, ПечорНИИ и др.).

В 1947 году было принято решение о строительстве зданий ИГД АН СССР в г. Люберцы Московской области.

В 1950 году здесь же был построен экспериментальный завод, где первоначально размещался «большой ВУГИ». К этому времени численность его сотрудников составляла 345 человек, в том числе:

  • научного состава — 157 человек;
  • научно-вспомогательного — 112 человек;
  • административно-управленческого — 35 человек.

В составе института работало 5 докторов и 27 кандидатов технических наук.

В 1950 году были организованы экспериментальные мастерские, позднее преобразованные (1960) в Опытно-экспериментальный завод (ОЭЗ), позволивший в короткий срок наладить производство опытных образцов, стендов и приборов, спроектированных в институте.

В 1956 году был построен его горный корпус, в 1957-м — электромеханический и главный корпуса, в 1960 году — второй электромеханический корпус института. Постепенно значительная часть научных сотрудников получила благоустроенные квартиры в посёлке ВУГИ, где были построены поликлиника, детский сад, ясли, почта, аптека, продуктовый и промтоварный магазины. Позднее для детей сотрудников института были построены пионерский лагерь в Московской области и база отдыха на Чёрном море.

В содружестве с проектно-конструкторскими организациями и машиностроительными заводами институтом были созданы широкозахватные, а впоследствии — узкозахватные угледобывающие комбайны, струговые установки, механизированные гидрофицированные крепи, ставшие базой для создания механизированных комплексов и агрегатов.

1959 году ВУГИ и ИГД АН СССР были объединены. Директором объединённого института был назначен академик А. А. Скочинский. После его смерти (5 октября 1960 года) имя академика А. А. Скочинского было присвоено институту, которым он руководил.

С первых дней организации объединённого института он был тесно связан с производственными объединениями, шахтами и разрезами, обогатительными фабриками, машиностроительными заводами, научно-исследовательскими, проектными и учебными институтами, проектно-конструкторскими организациями.

В 1960 году в институте было создано Специальное конструкторское бюро (СКБ) на базе ранее существовавшего небольшого проектно-конструкторского отдела.

В период 1950-1970 годов в институте была создана уникальная экспериментальная база, освоены методы моделирования и натурных испытаний. Общая площадь стендовых залов на основной территории института составляла около 10 тыс. м2. Для проведения исследований процессов разрушения горных пород на сендах, во взрывных камерах и в специальных помещениях был организован и построен специальный полигон.

Для привлечения в институт высококвалифицированных специалистов и подготовки научных кадров была рсширена аспирантура, созданы специализированные советы для защиты кандидатских, а затем и докторских диссертаций.

В 1967 году из структуры института выделилось отделение экономики во главе с доктором технических наук А. К. Харченко, ставшее самостоятельным Центральным научно-исследовательским институтом экономики и научно-технической информации (ЦНИЭИуголь).

В том же году из ИГД им. А. А. Скочинского были выделены коллективы учёных в области разработки рудных месторождений, открытых горных работ и разрушения горных пород вначале в Сектор физико-технических горных проблем Института физики Земли им. О. Ю. Шмидта, а затем в самостоятельный Институт проблем комплексного освоения недр (ИПКОН).

В 1968 году из состава института выделился коллектив отделения обогащения во главе с членом-корреспондентом АН СССР И. Н. Плаксиным. На этой основе был образован самостоятельный научно-исследовательский институт обогащения твёрдого топлива (ИОТТ).

ИГД им. А. А. Скочинского входил в систему Министерства угольной промышленности СССР.

В 1984 году в состав института входили: 11 научных отделений и 8 отделов, которые включали 125 лабораторий и секторов. Имелась очная и заочная аспирантура.

Институт имел филиалы в Кохтла-Ярве, лаборатории в Караганде, Донецке, Шахтах, Кемерово, Прокопьевске, а также конструкторское бюро, опытное производство и полигон.

С момента создания института его развитие, укомплектование научными кадрами, организация научных работ и внедрение их результатов в производство находилось под непосредственным вниманием наркома угольной промышленности В. В. Вахрушева и первого заместителя наркома — Е. Т. Абакумова, министров угольной промышленности СССР А. Ф. Засядько, А. Н. Задемидко и Б. Ф. Братченко.

Большую помощь в развитии института оказывала Академия наук СССР и её президенты А. П. Карпинский, В. Л. Комаров, А . Н. Несмеянов, А. П. Александров, вице-президенты АН СССР академики А. В. Сидоренко, В. А. Кириллин, А. А. Благонравов, И. И. Артболевский, А. Ю. Ишлинский, М. А. Садовский, С. А. Христианович, Б. Н. Петров и др.

Период с 1991 г.

В 1997 году Приказом Министерства энергетики Российской Федерации ИГД им. А. А. Скочинского преобразован в «Национальный научный центр горного производства — Институт горного дела им. академика А. А. Скочинского» со статусом федерального государственного унитарного предприятия.

Направления деятельности

  • Технологии разработка угольных месторождений открытым способом;
  • Технологии разработка угольных месторождений подземным способом;
  • Изучение и прогнозирование горно-геологических условий месторождений;
  • Нетрадиционные способы добычи;
  • Изучение свойств угля, пород и углепородных массивов, совершенствование и разработка способов и средств их разрушения;
  • Горная механика;
  • Технология и комплексная механизация проведения горных выработок;
  • Рудничная аэрология и борьба с внезапными выбросами угля и газа;
  • Охрана окружающей среды и комплексное использование минерально-сырьевых ресурсов;
  • Электрификация шахт и разрезов;
  • Сертификация;
  • Подземный транспорт.

Директора института

Наиболее известные учёные

В разные годы в институте работали известные советские учёные в области горного дела:

Награды

Институт награждён орденами Oктябрьской Революции (1977) и Трудового Красного Знамени (1971).

Источники

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_geolog/1503/%D0%93%D0%BE%D1%80%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE Горного дела институт (Люберцы). Горная энциклопедия]
  • [bse.sci-lib.com/article011839.html Горного дела институт. Большая советская энциклопедия]
  • [igds.ru/ Официальный сайт ФГУП «Институт горного дела им. А. А. Скочинского»]
  • Берман В.М., Виницкий К.Е., Ганзен Г.А. и др. (Ред.). Развитие горной науки (1927—1977). — М., 1977.
  • Учёные ИГД им. А. А. Скочинского и развитие горной науки / Под ред. Ю. Л. Худина. — М. : Изд-во АГН, 1997. — 239 с. : ил.

См. также

Напишите отзыв о статье "Институт горного дела имени А. А. Скочинского"

Отрывок, характеризующий Институт горного дела имени А. А. Скочинского

– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.