Известия отделения русского языка и словесности Академии наук

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ИОРЯС»)
Перейти к: навигация, поиск
Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук
Др. названия:
Известия Отделения русского языка и словесности Российской Академии наук
Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук СССР
Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук
Жанр:

научный журнал

Язык оригинала:

русский

Издатель:

Российская академия наук

«Известия отделения русского языка и словесности Академии наук» (ИОРЯС АН) — журнал Российской Академии наук по истории письменности, славистике, языкознанию и фольклору. Издавался в Санкт-Петербурге с 1896 по 1927 годы.





История

Журнал являлся возобновлением «Известий Императорской АН по Отделению русского языка и словесности», выходивших в 18521863 годах под редакцией акад. И. И. Срезневского. Первоначально издание выходило как «Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук», начиная с 1917 года — как «Известия Отделения русского языка и словесности Российской Академии наук», с 1926 года — как «Известия Отделения русского языка и словесности АН СССР». В 1927 году издание было прекращено в связи с присоединением Отделения русского языка и словесности к Отделению гуманитарных наук АН СССР[1].

Издававшиеся с 1928 по 1930 годы под редакцией акад. Е. Ф. Карского «Известия по русскому языку и словесности АН СССР» иногда рассматривают как неофициальное продолжение «ИОРЯС»[1].

Главные редакторы

Напишите отзыв о статье "Известия отделения русского языка и словесности Академии наук"

Примечания

  1. 1 2 [www.pravenc.ru/text/293854.html Известия отделения русского языка и словесности Академии наук]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Известия отделения русского языка и словесности Академии наук


На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…