ИС-2

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

ИС-2 образца 1943 года в музее на Сапун-горе
ИС-2
Классификация

тяжёлый танк

Боевая масса, т

46

Компоновочная схема

классическая

Экипаж, чел.

4

История
Годы разработки

1943

Годы производства

19431945

Годы эксплуатации

19441995

Количество выпущенных, шт.

3395

Основные операторы

Размеры
Длина корпуса, мм

6770

Длина с пушкой вперёд, мм

9830

Ширина корпуса, мм

3070

Высота, мм

2630

Клиренс, мм

420

Бронирование
Тип брони

катаная высокой твёрдости, литая средней твёрдости

Лоб корпуса (верх), мм/град.

120 / 60°

Лоб корпуса (низ), мм/град.

100 / −30°

Борт корпуса (верх), мм/град.

90-120 / 15°

Борт корпуса (низ), мм/град.

90 / 0°

Корма корпуса (верх), мм/град.

60 / 49°

Корма корпуса (низ), мм/град.

60 / −41°

Днище, мм

20

Крыша корпуса, мм

30

Лоб башни, мм/град.

100

Маска орудия, мм/град.

100

Борт башни, мм/град.

100 / 20°

Корма рубки, мм/град.

100 / 30°

Крыша башни, мм

30

Вооружение
Калибр и марка пушки

122-мм Д-25Т

Тип пушки

нарезная танковая пушка

Длина ствола, калибров

48

Боекомплект пушки

28

Углы ВН, град.

−5…+20°

Углы ГН, град.

360°

Дальность стрельбы, км

~ 4

Прицелы

ТШ-17

Пулемёты

3 × 7,62-мм ДТ, 1 × 12,7-мм ДШК (начиная с 1944 г.)

Подвижность
Тип двигателя

V‑образный 4‑тактный 12‑цилиндровый дизель В‑2ИС

Мощность двигателя, л. с.

520

Скорость по шоссе, км/ч

37

Скорость по пересечённой местности, км/ч

10—15

Запас хода по шоссе, км

240

Запас хода по пересечённой местности, км

160

Удельная мощность, л. с./т

11,3

Тип подвески

торсионная индивидуальная

Удельное давление на грунт, кг/см²

0,8

Преодолеваемый подъём, град.

36°

Преодолеваемая стенка, м

1

Преодолеваемый ров, м

2,5

Преодолеваемый брод, м

1,3

ИС-2 (Объект 240) — советский тяжёлый танк периода Великой Отечественной войны. Аббревиатура ИС означает «Иосиф Сталин» — официальное название серийных советских тяжёлых танков выпуска 1943—1953 гг. Индекс 2 соответствует второй серийной модели танка этого семейства. В годы Великой Отечественной войны вместе с обозначением ИС-2 на равных использовалось название ИС-122, в этом случае индекс 122 означает калибр основного вооружения машины. ИС-2 являлся самым мощным и наиболее тяжелобронированным из советских серийных танков периода войны, и одним из сильнейших танков на то время в мире. Танки этого типа сыграли большую роль в боях 1944—1945 годов, особенно отличившись при штурме городов. После завершения войны ИС-2 были модернизированы и находились на вооружении Советской и Российской армий до 1995 года. Также танки ИС-2 поставлялись в ряд стран и участвовали в некоторых послевоенных вооружённых конфликтах.





Содержание

История создания

Тяжёлые танки ИС-2, ИС-85 (ИС-1) и КВ-85 ведут свою родословную от тяжёлого танка КВ-1/КВ-1c.

Предпосылки к созданию

ИС-85 (ИС-1) и КВ-85 были приняты на вооружение в сентябре 1943 года, однако уже в конце 1943 года стало ясно, что они обладают недостаточным для тяжёлого танка вооружением. Опыт боевого использования 85-мм пушки Д-5 на самоходно-артиллерийской установке СУ-85 и опытные стрельбы по трофейным тяжёлым немецким танкам показали, что орудие Д-5 не позволяет достичь решительного превосходства над вооружением немецких танков, более того, по своей бронепробиваемости оно уступает немецким 88-мм танковым пушкам и 75-мм пушке KwK 42 L70, установленной на танке «Пантера». Также следует отметить, что 85-мм пушка Д-5Т на дистанции 500—1000 м калиберным бронебойным снарядом могла пробить лоб немецкого тяжёлого танка «Тигр I» только при попадании, близком к нормали; верхняя лобовая деталь «Пантеры» не пробивалась вовсе[1]. Это ставило новый советский тяжёлый танк в невыгодное положение на фоне постоянно увеличивающейся численности «Пантер» на Восточном фронте.

Поскольку основным использованием тяжёлых танков был прорыв сильно укреплённых полос обороны противника, насыщенных долговременными и полевыми фортификационными сооружениями, то осколочно-фугасное действие снарядов играло столь же (если не более) важную роль, как и бронебойное. 85-мм снаряды, заимствованные от зенитного орудия 52-К, вообще не имели фугасного варианта (они были осколочными); хотя при установке некоторых типов взрывателей их можно было использовать в качестве фугасных, но их действие было лишь немногим лучше, чем у 76-мм боеприпасов. Этот факт также был проверен самоходной артиллерией — для борьбы с ДОТами и сильными ДЗОТами советские командиры предпочитали СУ-122, а не СУ-85. Однако башня и конструкция монтажа орудия у танка ИС имели значительный резерв по установке более мощных артсистем.

Выбор вооружения

В сентябре 1943 года известный советский артиллерийский конструктор Ф. Ф. Петров направил письмо главному конструктору ЧКЗ и опытного завода № 100 Ж. Я. Котину о возможности установки в танки ИС артсистем калибра 107, 122 и даже 152 мм. Ж. Я. Котин выбрал для усиления вооружения танка ИС 122-мм пушку А-19. После согласования технических подробностей он получил согласие лично от И. В. Сталина на установку А-19 в танк ИС. В конструкторском бюро завода № 9 под руководством Ф. Ф. Петрова А-19 была доработана для установки в танк — её оснастили дульным тормозом для смягчения значительной отдачи, более компактными противооткатными устройствами, улучшили расположение органов управления для удобства наводчика в стеснённом боевом отделении танка. Этот доработанный вариант А-19 получил название Д-25Т, и его массовое производство было запущено на заводе № 9 немедленно. Поначалу в его освоении были трудности, поэтому прорабатывался вопрос об установке в ИС непосредственно пушки А-19. Однако их удалось преодолеть, и в дальнейшем установка А-19 в танк не требовалась[2].

Испытания

На опытном заводе № 100 прототип пушки Д-25 был установлен на бывший «Объект 237» № 2 — опытный вариант ИС-1 с пушкой Д-5Т. Эта экспериментальная машина получила обозначение «Объект 240». В октябре — ноябре на Чебаркульском полигоне проходили её испытания пробегом и стрельбой. Изначально Д-25 была оснащена Т-образным дульным тормозом, который разорвался при тестовых стрельбах. В некоторых источниках утверждается, что при этом чуть не был убит маршал Ворошилов, присутствовавший на испытаниях.[3] Впоследствии на ИС установили двухкамерный дульный тормоз немецкого типа, а затем завод № 9 разработал свою конструкцию двухкамерного дульного тормоза, который и стал устанавливаться на серийных машинах.

ИС-2 принят на вооружение бронетанковых войск СССР согласно постановлению ГКО № 4479 от 31 октября 1943 года. После успешных испытаний «Объекта 240» поступило распоряжение о немедленном запуске его в серийное производство на ЧКЗ. В ноябре 1943 года началась сборка первых серийных машин. Новая модификация танка получила индекс ИС-2 (в годы войны с ним на равных использовалось обозначение ИС-122, первые образцы иногда также именовались в частях как КВ-122[2][4]). Производство продолжалось с декабря 1943 года по июнь 1945-го, несколько машин этой марки также выпустил Ленинградский Кировский завод.

Боевое крещение ИС-2 приняли в начале 1944 года, причём оно было вынужденным, оборвав плановую тщательную подготовку экипажей для новой машины. Продемонстрированные в бою высокие боевые качества сразу же привели к приказу о максимальном увеличении объёмов производства ИС-2. При этом была оборвана тестовая работа, в результате чего на фронт отправилось очень много недоведённых машин, и их выходы из строя послужили причиной большого количества рекламаций из войск. Для обеспечения качества серийных ИС-2 и их совершенствования в начале 1944 года Ж. Я. Котин и ряд его сотрудников был отстранён от конструкторской работы по новым машинам с целью ликвидации дефектов в конструкции ИС-2. Доводка машины проходила тяжело: так, в апреле 1944 года военная приёмка докладывала о том, что существенного улучшения качества выпускаемых на ЧКЗ танков ИС-2 и САУ на его базе не произошло. Однако летом 1944 года проводимая работа по улучшению качества дала первые плоды — около трети выпускаемых танков удавалось сдать приёмке с первого раза, а с ноября 1944 года качество принимаемых танков официально было признано удовлетворительным — Ж. Я. Котин был возвращён на пост главы КБ ЧКЗ и опытного завода № 100. Зимой 1944/1945 гг. рапорты из войск свидетельствовали, что ИС-2 безаварийной работой перекрывают гарантийный километраж в 1000 км. Отлаженный производственный механизм по выпуску ИС-2 привёл к тому, что машины 1945 года выпуска считались довольно надёжными и нетребовательными при эксплуатации.[1][2]

Усиление защиты танка

Параллельно с работами по увеличению надёжности велись изыскания по усилению бронезащиты ИС-2. Первый вариант, хоть и был лучшим по бронезащите среди всех советских танков, сравнительно легко поражался 88-мм танковыми и противотанковыми пушками вермахта. 75-мм длинноствольные орудия также представляли для него существенную угрозу. Проанализировав поражения, конструкторы ЧКЗ пришли к выводу, что усиление бронезащиты башни уже невозможно без кардинальной переделки всей конструкции, что было невозможно в жёстких условиях серийного производства. Установка 122-мм пушки утяжелила башню и нарушила её балансировку — центр масс не лежал на оси вращения башни, которая конструировалась и уравновешивалась под 85-мм орудие Д-5. Дополнительное бронирование, помимо общего утяжеления машины, привело бы к невозможности ручного поворота башни при сколь-нибудь значительном крене машины и требовало гораздо более мощного электромотора для привода поворота. Поэтому башня была оставлена без изменений. Защиту бронекорпуса удалось значительно улучшить, заменив «ступенчатую» верхнюю лобовую деталь на её спрямлённую конфигурацию. Бывали случаи, когда верхняя лобовая деталь не пробивалась в упор даже из мощнейшей 88-мм противотанковой пушки Pak 43. Однако нижняя лобовая деталь по-прежнему осталась уязвимой. Толщина лобовой брони достигала 120 мм, бортовой — 90 мм, но лобовая бронедеталь у части танков была литой, а не катаной (последняя при равной толщине обеспечивает лучшую защиту от пробития).

Дальнейшие работы

Дальнейшие работы по усилению защищённости тяжёлых танков велись параллельно двумя коллективами — инженерами ЧКЗ и опытного завода № 100. Интересно, что руководителем обоих КБ был Ж. Я. Котин. Каждый из коллективов продвигал свои проекты, но в серию в 1945 году под индексом ИС-3 пошёл объединённый вариант «Объект 703», который, по сути, был ИС-2 с кардинально переработанной бронезащитой с учётом опыта Великой Отечественной войны.

Описание конструкции

Компоновка

ИС-2 по своей сути являлся дальнейшим усовершенствованием танка ИС-1, который, в свою очередь, был глубокой модернизацией предыдущей модели тяжёлого танка КВ-1. По сравнению с ИС-1 более чем значительно было усилено вооружение, а на модификациях обр. 1944 г. со спрямлённым лобовым бронированием также была повышена защищённость от огня противника во фронтальном секторе. Как и все другие советские серийные тяжёлые и средние танки того времени, ИС-2 имел классическую компоновку. Бронекорпус от носа к корме последовательно делился на отделение управления, боевое отделение и моторно-трансмиссионное отделение. Механик-водитель размещался в отделении управления, три других члена экипажа имели рабочие места в боевом отделении, которое объединяло среднюю часть бронекорпуса и башню. Там же располагались орудие, боезапас к нему и часть топливных баков. Двигатель и трансмиссия были установлены в корме машины.[2][5]

Стремление конструкторов ЧКЗ получить максимальное бронирование при относительно умеренной массе и габаритах всего танка привело как к положительным, так и к отрицательным последствиям. Положительной стороной стала экономичность и сравнительно небольшая материалоёмкость ИС-2 в целом — при той же массе в 46 т советский танк был гораздо сильнее защищён, чем «Пантера», превосходил по этому параметру 55-тонный «Тигр I» и незначительно уступал 68-тонному «Тигру II». Минусы были логичным продолжением такого подхода — из-за плотной компоновки пришлось отказаться от люка механика-водителя и разместить часть топливных баков в боевом отделении. В результате при поражении ИС-2 существовал значительный шанс воспламенения дизельного топлива и попадания его на танкистов. У немецких танков бензобаки располагались вне обитаемых мест машины (хотя в них тоже был ряд агрегатов с пожароопасными жидкостями). Отсутствие люка механика-водителя не раз приводило к тому, что раненый танкист не мог быстро покинуть горящую машину (требовалось выбираться через башню после других членов экипажа) и погибал от пламени или удушья. К не столь значительным недостаткам можно отнести обусловленное компоновкой нахождение башни в носовой части корпуса. Вместе с длинной пушкой это затрудняло преодоление таких препятствий, как рвы и контрэскарпы. Некоторые из них можно было форсировать только развернув башню пушкой назад, то есть в условиях боя с наличием таких препятствий ИС-2 терял огневую мощь. У всех немецких тяжёлых танков башня располагалась в центре бронекорпуса, и длинный вылет стволов пушек не столь сильно затруднял преодоление препятствий.

Броневой корпус и башня

ИС-2 имеет дифференцированную противоснарядную броневую защиту.

Броневой корпус танка (кроме лобовой детали у части машин) сваривался из катаных броневых плит толщиной 90, 60, 30 и 20 мм. Конструкция лобовой детали варьировала в зависимости от модификации машины:

  • ИС-2 обр. 1943 г. имели литую лобовую деталь обтекаемой «ступенчатой» формы, в различных частях её толщина варьировала от 60 до 120 мм.
  • ИС-2 обр. 1944 г. для повышения снарядостойкости лобовой брони оснащался усовершенствованной «спрямлённой» конструкцией этой детали. Вместо обтекаемой ступенчатой оконечности сложной геометрической формы лоб ИС-2 обр. 1944 г. формировался двумя плоскими бронеплитами, верхняя из которых имела форму суживающейся к верху танка трапеции и наклон к нормали 60°. Часть выпущенных ИС-2 обр. 1944 года оснащались литой лобовой деталью, толщина брони которой достигала 120 мм; начиная со второй половины 1944 года по мере наличия катаной брони высокой твёрдости лобовую часть стали делать сварной из 90-мм бронеплит.

С остальными деталями лобовая часть соединялась сваркой. Обтекаемая башня представляла собой броневую отливку сложной геометрической формы, её борта толщиной 90 мм располагались под углом к вертикали для повышения снарядостойкости. Лобовая часть башни с амбразурой для орудия, образованная пересечением четырёх сфер, отливалась отдельно и сваривалась с остальными бронедеталями башни. Маска орудия представляла собой цилиндрический сегмент гнутой катаной бронеплиты и имела три отверстия — для пушки, спаренного пулемёта и прицела. Башня устанавливалась на погон диаметром 1800 мм в броневой крыше боевого отделения и фиксировалась захватами во избежание сваливания при сильном крене или опрокидывании танка. Поверхность «соприкосновения» нижнего погона башни и верхнего погона бронекорпуса была несколько утоплена в крышу боевого отделения, что исключало заклинивание башни при обстреле. Погон башни размечался в тысячных для стрельбы с закрытых позиций.

Для удобства при ремонте и обслуживании агрегатов моторно-трансмиссионной группы крыша моторно-трансмиссионного отделения была сделана съёмной, а верхняя кормовая бронеплита могла откидываться на петлях.

Механик-водитель располагался по центру в передней части бронекорпуса танка. По сравнению с танком КВ-1с плотная компоновка обитаемого пространства танка ИС не позволила разместить в нём пятого члена экипажа — стрелка-радиста. Его функции были распределены между командиром и механиком-водителем: первый работал с радиостанцией, а второй вёл неприцельный огонь из курсового пулемёта путём нажатия на гашетку электроспускового механизма на одном из рычагов управления. Сам курсовой пулемёт располагался справа от механика-водителя и жёстко крепился в специальном бронированном патрубке, который приваривался к лобовой бронедетали танка. Впоследствии, из-за низкой эффективности неприцельного огня и ослабления лобового бронирования, от курсового пулемёта и вовсе отказались. Три члена экипажа располагались в башне: слева от орудия были рабочие места наводчика и командира танка, а справа — заряжающего. Командир машины имел литую наблюдательную башенку с толщиной вертикальной брони до 82 мм. Посадка и выход экипажа производились через люки в башне: круглый двухстворчатый люк командирской башенки и круглый одностворчатый люк заряжающего. Корпус также имел днищевой люк для аварийного покидания экипажем танка и ряд люков, лючков и технологических отверстий для погрузки боекомплекта, доступа к горловинам топливных баков, другим узлам и агрегатам машины.

К броневому корпусу приваривался ряд деталей — ограничители хода балансиров и кронштейны торсионной подвески, бонки для поддерживающих катков и грязеочистителей, стопор для монтажа натяжного механизма гусеницы.

Защищённость

В качестве оценки защищённости ИС-2 можно привести несколько эмоциональное суждение из монографии «Танки ИС», что танк ИС-2 был единственным крупносерийным танком антигитлеровской коалиции, чьё бронирование предоставляло некоторую защиту от знаменитых 88-мм пушек и длинноствольных 75-мм орудий, тогда как все остальные (за исключением поздних модификаций британских «Черчиллей») «предоставляли своему экипажу не больше защиты, чем картонная коробка».

С точки зрения броневой защиты, 53 % от общей массы ИС-2 приходилось на бронирование корпуса и башни, тогда как у PzKpfw VI Ausf H «Тигр I» этот показатель был 46,3 %, а у PzKpfw V «Пантера» — 38,5 %. Из немецких танков лучший показатель (54,7 %) имел только PzKpfw VI Ausf B «Тигр II», но это было достигнуто ценой значительного увеличения массы всей машины в целом со всеми вытекающими последствиями. Лобовое бронирование ИС-2 неплохо противостояло немецким снарядам: верхняя деталь «ступенчатого носа» пробивалась калиберными бронебойными снарядами 88-мм пушки KwK 36 с 1000—1200 м, 75-мм пушки KwK 42 — с 800—900 м, 75-мм пушки Pak 40 — с 400 м.[6] Но для 1944 года это уже считалось явно недостаточным, поэтому в результате интенсивной работы защиту лба корпуса ИС-2 удалось сильно улучшить. «Спрямлённую» верхнюю лобовую деталь 75-мм бронебойные и подкалиберные снаряды пробивали на ближних дистанциях; 88-мм (KwK 36 L/56) бронебойные для литого носа толщиной 120 мм — не пробивали в упор, для катаного толщиной 90 мм — пробивали с 450 м. Достичь защищённости от орудия Pak 43 на средних и дальних дистанциях боя так и не удалось. Однако при этом следует учитывать, что для достижения такого результата литой нос должен быть хорошего качества, без рыхлостей и пустот, что бывало далеко не всегда. Нижняя часть лобовой детали пробивалась 75-мм снарядом с дистанции 785 м, маска пушки толщиной 100 мм также пробивалась немецкими 88-мм снарядами пушки KwK 36 с расстояния порядка 1000 м.[6]

В 1945 году на полигоне в Кубинке были проведены специальные испытания обстрелом ИС-2 со спрямлённой верхней лобовой деталью из трофейной немецкой ранней модификации САУ Hornisse, вооружённой мощной 88-мм артсистемой «Panzerjägerkanone» 8,8 cm Pak 43/1 L/71 с длиной ствола 71 калибр. Как и в случае 88-мм пушки KwK 36, верхняя лобовая деталь ИС-2 калиберным бронебойным снарядом ни разу не была пробита, но, как и следовало ожидать, дальность действительного поражения менее защищённых мест танка ощутимо возросла по сравнению с KwK 36[7].

Вооружение

Основным вооружением ИС-2 являлась пушка Д-25Т калибра 122 мм. Орудие монтировалось на цапфах в башне и было полностью уравновешено. Однако в целом башня с орудием Д-25Т уравновешенной не являлась: её центр масс не располагался на геометрической оси вращения, что затрудняло её поворот при крене машины. Это негативное обстоятельство было следствием того факта, что башня проектировалась и была уравновешена для 85-мм пушки Д-5Т, которая была первоначальным вариантом вооружения танков ИС. Установка орудия Д-25Т с гораздо более длинным и массивным стволом нарушила расчётное распределение масс вокруг оси вращения башни. Пушка Д-25Т имела вертикальные углы наводки от −3 до +20°, при фиксированном положении башни она могла наводиться в небольшом секторе горизонтальной наводки (т. н. «ювелирная» наводка). Выстрел производился посредством электрического или ручного механического спуска.

Боекомплект орудия составлял 28 выстрелов раздельного заряжания. Снаряды и метательные заряды к ним укладывались в башне и вдоль обоих бортов боевого отделения. По сравнению с широким ассортиментом боеприпасов 122-мм орудия А-19 — родоначальника пушки Д-25Т, боекомплект ИС-2 был существенно менее разнообразен. В его состав входили[6]:

  • остроголовый бронебойно-трассирующий снаряд БР-471 массой 25 кг (масса взрывчатого вещества (тротил) — 156 г).
  • тупоголовый бронебойный снаряд с баллистическим наконечником БР-471Б массой 25 кг (масса взрывчатого вещества (А-IX-2) — ? г); разработан в 1944 году, но в войсках в массовых количествах появился в самой завершающей фазе войны — весна 1945 года.
  • осколочно-фугасная пушечная граната ОФ-471 массой 25 кг (масса взрывчатого вещества — тротил или аммотол — 3 кг).

Все виды снарядов выстреливались на полном заряде Ж-471, который сообщал им начальную скорость 792—800 м/с.

На танке ИС-2 устанавливались три 7,62-мм пулемёта ДТ: неподвижный курсовой, спаренный с орудием и кормовой в шаровой установке в приливе на задней части башни. Боекомплект ко всем ДТ составлял 2520 патронов в дисках. Эти пулемёты монтировались таким образом, что при необходимости их можно было снять с монтировок и использовать вне танка. Начиная с января 1945 года на ИС-2 стали устанавливать крупнокалиберный 12,7-мм зенитный пулемёт ДШК с коллиматорным прицелом К-8Т. Боекомплект ДШК составлял 250 патронов в лентах в коробке, крепящейся к пулемёту. Также для самообороны экипаж имел несколько ручных гранат Ф-1 и иногда снабжался пистолетом для стрельбы сигнальными ракетами.

Огневая мощь

122-мм танковая пушка представляла собой модификацию корпусной пушки образца 1931/1937 г. А-19[8], получила индекс Д-25Т, являлась самым крупнокалиберным серийным танковым орудием Второй мировой войны — её дульная энергия составляла 820 т·м, тогда как у 88-мм пушки KwK 43 немецкого тяжёлого танка PzKpfw VI Ausf B «Тигр II» она равнялась 520 т·м. Пушки KwK 36 и KwK 42 тяжёлых танков PzKpfw VI Ausf H «Тигр I» и PzKpfw V «Пантера» имели соответственно энергию 368 т·м и 205 т·м. Вместе с тем следует отметить, что качество изготовления бронебойных снарядов у немцев было существенно лучше, а их ассортимент включал подкалиберный и кумулятивный варианты, тогда как до 1945 года для Д-25Т выпускался единственный бронебойный калиберный остроголовый снаряд БР-471. По возможности вести борьбу с тяжелой бронетехникой она уступала немецким танковым пушкам и в основном применялось как штурмовое орудие[9].

Таблица бронепробиваемости для Д-25Т[10]
Тупоголовый калиберный бронебойный снаряд БР-471Б
Дальность, м При угле встречи 60°, мм При угле встречи 90°, мм
500 125 152
1000 120 142
1500 110 133
2000 100 122
3000 81 105
Остроголовый калиберный бронебойный снаряд БР-471
Дальность, м При угле встречи 60°, мм При угле встречи 90°, мм
500 122 155
1000 115 143
1500 107 132
2000 97 116
3000 75 82
Приведённые данные относятся к советской методике расчёта пробивной способности. Показатели бронепробиваемости могут заметно различаться при использовании различных партий снарядов и различной по технологии изготовления брони, а также различных методик расчёта.

Практические результаты стрельб из пушек Д-25Т и А-19 на полигоне по немецким трофейным танкам тупоголовым снарядом БР-471Б с дальности 1400 м показали следующие результаты[6] (в отношении некоторых из них существуют сомнения — вследствие путаницы в документах ЧКЗ[1] — какой танк и на какой дистанции обстреливался):

  • Танк PzKpfw IV Ausf H был пробит навылет через лобовую и кормовую бронеплиты.
  • Танк PzKpfw V «Пантера» при попадании в верхнюю лобовую деталь бронекорпуса получил пробоину 150×230 мм с трещиной по сварному шву; при попадании в борт башни образовалась пробоина 130×130 мм, противоположный борт башни был также пробит и его сорвало по сварному шву. При попадании в лоб башни образовалась пробоина 180×240 мм, башня была сорвана с погона и смещена на 500 мм от оси вращения.
  • Танк PzKpfw VI Ausf H «Тигр I» при попадании 122-мм снаряда в уже имевшуюся пробоину от 85-мм снаряда в лобовой бронеплите остался без 82-мм кормовой бронеплиты, вырванной по сварным швам, снаряд прошёл насквозь через всё внутреннее оборудование танка. При попадании в крышу башни (толщина 40 мм, угол наклона 80° к нормали) осталась вмятина с трещиной от срикошетировавшего снаряда; при попадании в лоб башни образовалась пробоина 580×130 мм, сама башня была сорвана с погона и смещена на 540 мм от оси вращения.
  • САУ JagdPz «Фердинанд» в лоб не пробивалась — 122-мм снаряд пробил первую лобовую 100-мм бронеплиту с образованием пробоины 120×150 мм, но отразился от второй, при попадании в рубку в бронеплите осталась вмятина глубиной 100 мм.

Удовлетворительные результаты бронепробиваемости достигались только за счет большой массы снаряда, что в итоге сказалось на чрезвычайно низкую скорострельность орудия и сократило боекомплект танка в сравнении с вооружённым 85-мм орудием «ИС-2» более чем в два раза, до 28 снарядов[9]. В начале ноября 1944 года на полигоне в Кубинке был обстрелян трофейный тяжёлый танк PzKpfw VI Ausf B «Тигр II». 122-мм остроголовый снаряд пробивал верхнюю лобовую деталь (по стыкам бронеплит) с 600 м, собственная 88-мм пушка «Тигра II» KwK 43 справилась с этой бронепреградой с 400 м, а 75-мм пушка «Пантеры» пробила лоб «Тигра II» со 100 м.[6]

Большая мощность фугасного 122-мм позволяла добиваться положительных результатов при стрельбе по вражеским бронецелям[9]. Стоит отметить, что разрушительное действие фугасного снаряда усиливается при его попадании под углом по сравнению с поражением по нормали. Так, осколочно-фугасная граната ОФ-471 при установке на фугасное действие при стрельбах в Кубинке по «Тигру II» при попадании выводила из строя элементы трансмиссии последнего и разрывала сварные швы лобовой части. По чисто фугасному действию 122-мм 25-кг с 3 кг аммотола снаряд в 3 раза превосходил однотипный немецкий 88-мм осколочно-фугасный снаряд массой 9,5 кг с 1 кг аммотола[6] (зависимость массы снаряда от калибра кубическая, ибо у снаряда три измерения, то есть частное от калибров надо возвести в третью степень: 122 мм/88 мм = 1,386; 1,386³ = 2,66 раза большеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3588 дней]).

Самым большим и неустранимым недостатком орудия Д-25Т была низкая скорострельность в сравнении с 75-мм и 88-мм пушками немецких танков, которые могли противостоять ИС-2. Такая скорострельность была обусловлена большой массой снаряда и непростыми условиями работы единственного заряжающего. Последовательность операций с поршневым затвором при этом была такова: открывание затвора, опускание лотка, укладка 25-кг снаряда в лоток, досылка «со звоном» его в камору досыльником, подготовка гильзы, вложение её в патронник, закрывание затвора. При этом следует учесть тот факт, что заряжающий большинство этих операций выполнял левой рукой. Клиновый затвор только облегчил работу заряжающего и слегка поднял скорострельность, которая в самых лучших условиях не превышала 3 выстрела в минуту[11]. В реальности эта цифра была гораздо ниже (что справедливо не только к ИС-2, а вообще ко всем танкам в целом), при тестах в Кубинке при движении со скоростью 12 км/ч боевая скорострельность составила 1,35 выстрела в минуту. Существует мнение, что низкая скорострельность была связана с раздельным заряжанием орудия Д-25Т, однако результаты испытания на полигоне 122-мм орудия Д-25-44 с использованием унитарного снаряда это не подтверждают[12].

Кучность боя 122-мм пушки Д-25Т как минимум не уступала зарубежным орудиям — среднее отклонение 122-мм бронебойного снаряда от точки прицеливания при стрельбе с места на дистанции 1 км составило 170 мм по вертикали и 270 мм по горизонтали. Советские тесты 88-мм пушки KwK 43 при тех же условиях дали отклонение 200 мм по вертикали и 180 мм по горизонтали. Неплохие результаты демонстрировал ИС-2 при стрельбе с ходу. При испытаниях в Кубинке на дистанции 700 м ИС-2 попал четыре раза из пяти по танку «Пантера» и два из трёх по танку PzKpfw III.[6]

Скорость поворота башни ИС-2 составляла 13—16° в секунду, то есть на полный оборот башни требовалось 22—28 с. Электропривод позволял поворачивать башню при заглушённом двигателе и крене машины до 15°. Ручной привод позволял поворачивать башню при крене 8,3° с усилием в 16 кгс. Для сравнения: немецкие тяжёлые танки имели гидравлический либо ручной привод башни. Скорость поворота башни гидроприводом зависела от числа оборотов двигателя (то есть при неработающем двигателе гидропривод был бесполезен), находясь в диапазоне от 5 до 19° в секунду. Отчёты по исследованиям немецких тяжёлых танков в Кубинке утверждают, что гидропривод сложен и громоздок, а управление им неудобно.[6]

Также можно сказать, что мощное вооружение ИС-2 косвенно увеличивало его защищённость, вынуждая танки и САУ противника открывать по ИС-2 огонь с более дальних дистанций по сравнению с боем с любым иным советским танком.[6]

Выдержка из «Отчёта Управления самоходной артиллерии КА о работе в период Великой Отечественной войны» свидетельствует[6]:

…установка 122-мм пушек на танки ИС вернула нашим танкам утраченное на время превосходство над противником в артиллерийском вооружении тяжёлых танков. По мощности своего выстрела 122-мм пушка Д-25 оставила далеко позади 88-мм пушки немецких танков.

Боевые действия танков ИС показали, что 122-мм пушки являются наиболее действенным средством борьбы против тяжёлых и средних танков противника, обеспечив пробитие их брони с дистанции 2500 м…

Выдержка из «Отчёта о боевых действиях 71-го ОГвТТП с 14.07.44 по 31.08.44 г.»[6]:

…Огневое вооружение танков ИС-122 является самым мощным из всех существующих типов танков. 122-мм снаряд обладает большой пробивной способностью, что определяет качество этих танков как лучшее средство в борьбе с тяжёлыми танками противника…

Двигатель

ИС-2 оснащался четырёхтактным V-образным 12-цилиндровым дизельным двигателем В-2-ИС мощностью 520 л. с. Пуск двигателя обеспечивался инерционным стартером с ручным и электрическим приводами или сжатым воздухом из двух резервуаров в боевом отделении машины. Электроприводом инерционного стартера являлся вспомогательный электродвигатель мощностью 0,88 кВт. Дизель В-2-ИС комплектовался топливным насосом высокого давления НК-1 с всережимным регулятором РНК-1 и корректором подачи топлива. Для очистки поступающего в двигатель воздуха использовался фильтр типа «Мультициклон». Также в моторно-трансмиссионном отделении устанавливались подогревающие устройства для облегчения пуска двигателя в холодное время года. Они также могли быть использованы для подогрева боевого отделения машины. ИС-2 имел три топливных бака, два из которых располагались в боевом отделении, и один — в моторно-трансмиссионном. Танк также оснащался четырьмя наружными дополнительными топливными баками ёмкостью 360 л, не связанными с топливной системой двигателя.

Трансмиссия

Танк ИС-2 оснащался механической трансмиссией, в состав которой входили:

  • многодисковый главный фрикцион сухого трения «стали по феродо»;
  • четырёхступенчатая коробка передач с демультипликатором (8 передач вперёд и 2 назад; вторую заднюю передачу можно получить только теоретически, в реальной машине она отсутствует);
  • два бортовых двухступенчатых планетарных механизма поворота с многодисковым блокировочным фрикционом сухого трения «сталь по стали» и ленточными тормозами;
  • два двухрядных комбинированных бортовых редуктора.

Все приводы управления трансмиссией — механические. По сравнению с предыдущей моделью тяжёлого танка КВ-85, новым элементом трансмиссии являлись планетарные механизмы поворота. Применение этого узла позволило поднять общую надёжность трансмиссии в целом, которая как раз была самым существенным недостатком ходовой части танков серии КВ и машин на его базе.

Ходовая часть

Подвеска у ИС-2 индивидуальная торсионная для каждого из 6 цельнолитых двускатных опорных катков малого диаметра (550 мм) по каждому борту. Напротив каждого опорного катка к бронекорпусу приваривались ограничители хода балансиров подвески. Ведущие колёса со съёмными зубчатыми венцами цевочного зацепления располагались сзади, а ленивцы были идентичны опорным каткам. Верхняя ветвь гусеницы поддерживалась тремя малыми цельнолитыми поддерживающими катками по каждому борту; эти катки были заимствованы от конструкции танка КВ-85. Механизм натяжения гусеницы — винтовой; каждая гусеница состояла из 86 одногребневых траков шириной 650 мм.

Подвижность

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Тяжёлый танк ИС-2 по своей подвижности расценивался представителями РККА вполне удовлетворительно, хотя при 520-сильном дизельном двигателе и массе в 46 т его удельная энерговооружённость была самой низкой среди советских крупносерийных средних и тяжёлых танков. Удельное давление на грунт составляло около 0,8 кг/см², что намного превосходило показатели немецких тяжёлых и средних танков. Максимальная скорость не превышала 35 км/ч, но для тяжёлого танка прорыва эта характеристика не являлась определяющей, поскольку основным тактическим применением был бой в одном строю с пехотой, а для развития прорыва предназначались более подвижные Т-34 и «Шерманы». В случае слабого или отсутствующего сопротивления противника ИС-2 могли ограниченно использоваться для углубления прорыва, но его характеристики по подвижности не благоприятствовали такому применению.

В сравнении с немецкими тяжёлыми танками (по советской классификации) ИС-2 занимает промежуточное положение между «Пантерой» и «Тиграми» обеих модификаций. «Пантера» с её 700-сильным двигателем Maybach HL 230 имеет лучшую удельную энерговооружённость, максимальную и среднюю скорости. Однако при этом следует учитывать, что «Пантера» не была танком прорыва и предназначалась для решения других боевых задач, где скорость и оперативно-тактическая подвижность были в числе определяющих параметров. 55-тонный «Тигр I» имел сравнимую с ИС-2 удельную мощность, а 68-тонный «Тигр II» проигрывал ИС-2 по этому параметру. Также следует отметить, что все три типа немецких танков отличались от ИС-2 более высоким удельным давлением на грунт, что накладывало определённый отпечаток на их тактическое применение. В частности, в целях сбережения дорогостоящей и трудноремонтируемой материальной части немецких тяжёлых танковых батальонов, они редко применялись вне дорог (перегружались двигатель и трансмиссия, повышался шанс застревания танка), тогда как ИС-2 был более приспособлен к бездорожью. Следует также отметить, что на территории Германии и Западной Европы с развитой дорожной сетью этот недостаток немецких машин был практически незначим. С другой стороны, «утюжить» окопы в условиях «лунной поверхности» переднего края для «Тигров» было чревато выходом из строя трансмиссии, тогда как ИС-2 вполне был пригоден для такой цели.

Электрооборудование

Электропроводка в танке ИС-2 была однопроводной, вторым проводом служил бронекорпус машины. Источниками электроэнергии (рабочие напряжения 12 и 24 В) были генератор ГТ-4563А с реле-регулятором РРА-24Ф мощностью 1 кВт и две последовательно соединённые аккумуляторные батареи марки 6-СТЭ-128 общей ёмкостью 128 А·ч. Потребители электроэнергии включали:

  • электромотор поворота башни;
  • наружное и внутреннее освещение машины, приборы подсветки прицелов и шкал измерительных приборов;
  • наружный звуковой сигнал и цепь сигнализации от десанта к экипажу машины;
  • контрольно-измерительные приборы (амперметр и вольтметр);
  • электроспуск пушки и пулемётов;
  • средства связи — радиостанция и танковое переговорное устройство;
  • электрика моторной группы — электродвигатель инерционного стартера, бобины свечей зимнего пуска двигателя и т. д.

Средства наблюдения и прицелы

Люк командира и рабочее место заряжающего оборудовались перископическими приборами Mk IV для наблюдения за окружающей обстановкой изнутри машины. Командирская башенка имела шесть смотровых щелей с защитными стёклами. Механик-водитель ИС-2 обр. 1943 г. в бою вёл наблюдение через смотровой прибор с триплексом, который защищался броневой заслонкой. Этот смотровой прибор устанавливался в бронированном люке-пробке на лобовой бронеплите по продольной осевой линии машины. В спокойной обстановке этот люк-пробка мог быть выдвинут вперёд, обеспечивая механику-водителю более удобный непосредственный обзор с его рабочего места. У поздней модификации со спрямлённой бронёй люк-пробка был упразднён, а механик-водитель наблюдал за обстановкой через щель в лобовой бронеплите, используя смотровой прибор со стеклоблоком. Смотровая щель и прибор снаружи защищались плоским броневым колпаком, приваренным к корпусу танка.

Для ведения огня ИС-2 оснащался телескопическим ломающимся орудийным прицелом ТШ-17 для стрельбы прямой наводкой. Машины ранних серий также оснащались перископическим прицелом ПТ4-17, однако впоследствии он был упразднён, а на его место был установлен ещё один прибор Mk IV. Это улучшило обзор для наводчика, но отсутствие перископического прицела затрудняло возможную самостоятельную стрельбу с закрытых позиций. Для обеспечения возможности огня в тёмное время суток шкалы прицелов имели прибор подсветки. Кормовой пулемёт ДТ мог комплектоваться прицелом ПУ от снайперской винтовки с трёхкратным увеличением. Зенитный пулемёт ДШК комплектовался коллиматорным прицелом К-8Т.[2]

Средства связи

Средства связи включали в себя радиостанцию 10Р (или 10РК-26) и переговорное устройство ТПУ-4-Бис на 4 абонента.

Радиостанции 10Р или 10РК представляли собой комплект из передатчика, приёмника и умформеров (одноякорных мотор-генераторов) для их питания, подсоединяемых к бортовой электросети напряжением 24 В.

10Р представляла собой симплексную ламповую коротковолновую радиостанцию, работающую в диапазоне частот от 3,75 до 6 МГц (соответственно длины волн от 50 до 80 м). На стоянке дальность связи в телефонном (голосовом) режиме достигала 20—25 км, в движении она несколько уменьшалась. Бо́льшую дальность связи можно было получить в телеграфном режиме, когда информация передавалась телеграфным ключом азбукой Морзе или иной дискретной системой кодирования. Стабилизация частоты осуществлялась съёмным кварцевым резонатором, плавная подстройка частоты отсутствовала. 10Р позволяла вести связь на двух фиксированных частотах; для их смены использовался другой кварцевый резонатор из 15 пар в комплекте радиостанции.

Радиостанция 10РК являлась технологическим улучшением предыдущей модели 10Р, она стала проще и дешевле в производстве. У этой модели появилась возможность плавного выбора рабочей частоты, число кварцевых резонаторов было уменьшено до 16. Характеристики по дальности связи значительных изменений не претерпели.

Танковое переговорное устройство ТПУ-4-Бис позволяло вести переговоры между членами экипажа танка даже в сильно зашумленной обстановке и подключать шлемофонную гарнитуру (головные телефоны и ларингофоны) к радиостанции для внешней связи.

Модификации

В популярной литературе ИС-2 военного времени принято делить на две модификации — обр. 1943 г. (со ступенчатой верхней лобовой деталью) и обр. 1944 г. (со спрямлённой верхней лобовой деталью); однако известный военный историк полковник И. Г. Желтов в своей монографии «Танки ИС» различает шесть вариантов серийных ИС-2[2].

В послевоенное время ИС-2 были модернизированы с заменой двигателя, установкой приборов ночного видения, надкрылков гусеничного движителя. Этот вариант получил обозначение ИС-2М.

Машины на базе ИС-2

На базе ИС-2 с апреля 1944 года выпускался тяжёлый истребитель танков ИСУ-122, вооружённый 122-мм пушкой А-19С (которая по баллистике идентична Д-25Т, но имеет более габаритные противооткатные устройства и не оснащается дульным тормозом). С сентября того же года на базе ИС-2 параллельно с ИСУ-122 в серийное производство была запущена новая версия самоходки с длинноствольным 122-мм орудием — ИСУ-122С. Её вооружением был самоходный вариант пушки Д-25С, который имел заметные конструктивные отличия от танкового варианта Д-25Т.

Более раннюю самоходку ИСУ-152 рассматривать как машину на базе ИС-2 было бы несколько неправомерно, хотя ходовые части у них были почти идентичны. Прототип ИСУ-152 «Объект 241» был построен в октябре 1943 года, когда сам ИС-2 существовал только на стадии прототипа, и ходовая часть для обеих опытных машин (практически полностью у ИС-2, в меньшей степени у ИСУ-152) заимствовалась от предыдущей модели тяжёлого танка ИС-1 (ИС-85).

Организационно-штатная структура

ИС-2, как и КВ-85 или ИС-1, поступали на вооружение отдельных гвардейских тяжёлых танковых полков прорыва (ОГвТТП). Каждый ОГвТТП имел 21 танк в составе 4 рот по 5 машин плюс танк командира полка. Командир полка обычно имел звание полковника или подполковника, командиры рот — звание капитана или старшего лейтенанта. Командиры танков, как правило, были лейтенантами, а механики-водители — сержантами (часто — техниками — младшими лейтенантами). Остальные члены экипажа по штатному расписанию были рядовыми. ОГвТТП обычно имел в своём составе несколько небронированных машин обеспечения и поддержки — грузовиков, джипов или мотоциклов, численность личного состава полка по штату составляла 214 человек.

Также помимо отдельных танковых полков, тяжёлыми танками ИС-2 вооружались тяжёлые танковые бригады трёхполкового состава штатной численностью 65 машин каждая.

Состоял на вооружении

Боевое применение

Первый бой ИС-2 с «Тиграми» состоялся в апреле 1944 года под г.Тернополь. В этом бою участвовали машины 11-го отдельного гвардейского тяжёлого танкового полка. Отдельные гвардейские тяжёлые танковые полки (ОГвТТП), вооружённые танками ИС-2, принимали активное участие в боевых действиях 1944—1945 гг. В целом новый танк полностью оправдал ожидания командования как средство качественного усиления частей и подразделений, предназначенных для прорыва заблаговременно и хорошо укреплённых полос противника, а также штурмов городов.

Любые же попытки представить ИС-2 как «всесокрушающий и непробиваемый» танк или, наоборот, «не имеющую особой ценности стальную коробку» на основании отдельных боевых эпизодов являются не чем иным, как необоснованной экстраполяцией без учёта конкретных условий боя, выучки экипажей и действий командования обеих сражающихся сторон. Тем не менее, следует признать, что такого рода утверждения достаточно широко распространены в популярной литературе. В качестве примеров совершенно различных результатов боевого применения танков ИС-2 можно привести следующие боевые эпизоды с их участием:

  • Во время Львовско-Сандомирской операции известен эпизод, когда два танка ИС-2 57-го гвардейского отдельного танкового полка, укрывшись в засаде, остановили танковые силы значительно превосходящих сил противника. За два дня экипажи двух советских тяжёлых танков уничтожили в общей сложности 17 немецких танков и САУ, устранив угрозу ликвидации плацдарма на Висле. Из них 9 на счету Ляхова и 8 на счету Луканина.[14]
  • В августе 1944 года 71-й ОГвТТП участвовал в разгроме батальона «Королевских тигров» на Сандомирском плацдарме. В ходе этого боя танки ИС-2 подбили шесть «Королевских тигров». За полтора месяца боёв этот полк подбил и уничтожил 17 немецких танков, 2 САУ и 3 БТР. Потери составили 3 танка сгоревшими и 7 подбитыми.[15]
  • В октябре 1944 года 79-й ОГвТТП удерживал Сероцкий плацдарм на реке Нарев севернее города Сероцка. Противник, имея в общей сложности свыше 200 танков, пытался ликвидировать плацдарм. 4 октября 1944 года к 19:00 положение советских войск стало угрожающим. В 21:00 танкисты совместно с 44-й гвардейской стрелковой дивизией 105-го стрелкового корпуса пошли в атаку. Продвигаясь под сильным огнём, они столкнулись с тяжёлыми танками противника. Было подбито и уничтожено шесть немецких танков Т-V и Т-VI. Потери при этом составили один танк ИС-2 сгоревший и один подбитый. К 6 октября ещё 4 советских, 3 немецких танка и 2 немецких БТР было потеряно. С 6 по 9 октября полк, умело создав оборону, не потерял ни одного танка, при этом сжёг 11 тяжёлых вражеских машин. В ходе этих боёв также отличился экипаж танка ИС-2 под командованием гвардии лейтенанта Ивана Хиценко 30-й гвардейской тяжёлой танковой бригады. Его танковому взводу было получено задание удержать оборону на правом фланге. Взвод атаковал колонну гитлеровцев. Танк Хиценко в этом бою огнём пушки подбил семь вражеских танков «Тигр» и один протаранил, до того как сам сгорел. Немцы не смогли прорваться по правому флангу.[15]
  • 78-й ОГвТТП, наступая на Дебрецен в Венгрии, с 6 по 31 октября уничтожил 46 танков (в том числе 6 «Тигров»), 25 САУ, 109 пушек, 38 БТР, 60 пулемётных точек, 2 склада с боеприпасами и 12 самолётов на аэродроме. Потери полка составили два сгоревших от фаустпатронов ИС-2, ещё 16 танков получили различной степени повреждения.[16]
  • На территории рейха бои были особенно упорными. 70-й ОГвТТП, с ходу форсировав реку Вислу и пройдя свыше 300 км, в конце января вышел к городу Шнейдемюлю. Его осада заняла две недели и стоила полку девять повреждённых машин. 82-й ОГвТТП 8 февраля в 11.00 углом вперёд 1-й и 4-й танковыми ротами начал атаку в районе города Кройцбурга. В 13:00 до 11 танков противника в сопровождении «артштурмов» контратаковали подразделения полка, но, понеся потери, отступили. К 20:00 Кройцбург был взят. За день боевых действий полк уничтожил 4 танка, 4 САУ, 6 орудий и 10 пулемётных точек. Потери полка за день боя тоже оказались немалыми: 11 танков были подбиты, один застрял.[16]
  • В Висло-Одерской операции 80-й ОГвТТП с 14 по 31 января 1945 года уничтожил 19 танков и САУ врага, 41 артиллерийское орудие, 15 пулемётных гнёзд, 10 миномётов и 12 блиндажей. Из 23 участвовавших в боях машин ни одна не была безвозвратно потеряна[6].
  • 81-й ОГвТТП в 3.30 16 февраля 1945 года в составе 16 танков атаковал Кукенен. Командир 144-й стрелковой дивизии, которой был придан полк, посчитал, что ИС-2 способны сделать всё сами. Вышедшие в атаку ИС-2 были встречены фланговым огнём немцев, которые сожгли два ИС-2 и ещё два подбили. 4-я танковая рота прикрыла выход трёх ИС-2 второй танковой роты на окраину населённого пункта Немреттен, но без отрезанной пехоты развить успех не удалось. Два ИС-2 в этой фазе боя были подбиты. В течение трёх часов танкисты вели бой с пехотой, танками и противотанковыми орудиями противника, потеряв ещё девять ИС-2 подбитыми. Попытки увлечь свою пехоту успеха не имели. В результате 16 февраля Кукенен так и не был взят, а полк был выведен из боя для восстановления и обслуживания матчасти. Из 15 числившихся ИС-2 по состоянию на 17 февраля 1945 года боеспособными были семь, два нуждались в среднем ремонте, три остались не эвакуированными с поля боя и три подлежали списанию (то есть их можно занести в безвозвратные потери). По всей видимости, немецкая сторона в этом бою не понесла серьёзного урона, так как в успехах полка за 15—27 февраля 1945 года значатся уничтоженные 4 танка, 4 бронетранспортёра, 17 орудий и одно захваченное штурмовое орудие. По документам, эти успехи были достигнуты во время боя 15 февраля и 19—27 февраля, когда полк оправился от причинённых 16 февраля потерь под Кукененом[6].
  • В боях в марте 1945 года на территории Польши особо отличился командир танка ИС-2 Федотов Михаил Алексеевич. Только за первые два с половиной месяца 1945 года его танк уничтожил 6 немецких танков и САУ, 11 артиллерийских орудий, 2 миномётные батареи, 3 бронетранспортёра и несколько автомашин.[17]

Огромную роль в быстром восстановлении боеспособности советских танковых частей сыграла высокая живучесть и ремонтопригодность ИСов и созданных на их базе САУ. Нередкими были случаи, когда полк, накануне потерявший большую часть своих машин, уже через день-два был снова готов к бою. Так, в 88-м ОГвТТП к 25 января имелось лишь два исправных танка, другие были либо подбиты, либо вышли из строя по техническим и иным причинам (в том числе два утонули в реке). Однако уже к 1 февраля в строй вернулись 15 восстановленных и боеспособных машин.

88-й и 89-й ОГвТТП полки первыми штурмовали при свете прожекторов немецкие позиции с Кюстринского плацдарма в первый день Берлинской операции.

Штурмы городов

Вместе с САУ на его базе ИС-2 активно использовался для штурмовых действий укреплённых городов, таких как Будапешт, Бреслау, Берлин. Тактика действий в таких условиях предусматривала действия ОГвТТП штурмовыми группами из 1—2 танков в сопровождении пехотного отделения из нескольких автоматчиков, снайпера или меткого стрелка из винтовки и иногда ранцевого огнемётчика. В случае слабого сопротивления танки с посаженными на них штурмовыми группами на полном ходу прорывались вдоль улиц к скверам, площадям, паркам, где можно было занять круговую оборону. При наличии сильного огня бойцы штурмовых групп спешивались, а танки вели продольно-перекрёстный огонь вдоль улиц, прикрывая продвижение пехоты вперёд. Основной задачей бойцов штурмовых групп было уничтожение вражеских гранатомётчиков («фаустников») и расчётов буксируемых противотанковых пушек, тогда как ИС-2 со своей мощью огня уничтожали пулемётные гнёзда, вели стрельбу по выявленным позициям снайперов, разрушали бронеколпаки и ДОТы. В случае контратак танков или штурмовых орудий ИС-2 переносили на них тяжесть своего огня, защищая тем самым свою пехоту. В случае обнаружения баррикад, рвов, завалов ИС-2 разрушали их своим огнём, либо обеспечивали огневое прикрытие подразделениям инженеров, которые ликвидировали препятствие. Особо важное внимание наставления для танкистов и самоходчиков уделяли манёвру даже в стеснённых условиях городского боя, действий по принципу «выехал из укрытия, выстрелил, ушёл в укрытие».

В этих боях ИС-2 несли значительные потери, причём популярное мнение приписывает их исключительной эффективности немецких ручных противотанковых гранатомётов «Панцерфауст» и «Панцершрек». Однако статистика потерянных советских танков в Берлинской операции[18] свидетельствует не в пользу этой версии. Более 85 % выведенных из строя танков приходится на ствольную танковую и противотанковую немецкую артиллерию, а имевшиеся случаи массового поражения ИС-2 кумулятивными гранатами объясняются в основном грубыми нарушениями тактики городского боя командирами РККА, когда танки бросались вперёд без надлежащего прикрытия со стороны своей пехоты. К сожалению для советской стороны, во многих случаях попытки взять город с налёта без использования тактики штурмовых групп приводили к более чем серьёзным потерям.

О накале боёв свидетельствует тот факт, что экипажи ИС-2 в городских боях (например, штурме Берлина) расходовали в день два — три боекомплекта, иной раз каким-то образом находя в танке место для дополнительных снарядов (до 42) вместо 28 штатных. В качестве иллюстрации можно привести эпизод с участием ИС-2 34-го ОГвТТП 27 апреля 1945 года. Штурмовая группа в составе ИС-2 и восьми стрелков прорвалась к кирхе на Курфюрстенштрассе, но натолкнулась на сильный опорный пункт, удерживаемый солдатами войск СС численностью свыше сотни. Танк подорвался на мине, в нём погибли заряжающий и наводчик, затем немцы отрезали своим огнём пехотинцев от ИС-2, создав благоприятные условия для «фаустников». Попаданием кумулятивной гранаты убило командира, в живых остался только механик-водитель сержант Герман Шашков. Вторым попаданием из фаустпатрона ИС-2 был подожжён в моторном отделении, но сержант сумел развернуть танк так, чтобы обрушить близстоящую стену и сбить пламя её обломками. Затем он среди тел погибших товарищей встал за орудие и пулемёты и вёл огонь до полного исчерпания боекомплекта, после этого, открыв люк, продолжал отбиваться гранатами.[2] Согласно монографии «Танки ИС в боях»[19], после того, как к танку подошли советские солдаты, окровавленного Шашкова нашли лежащим на днище с ножом в руках. В своих мемуарах В. И. Чуйков добавляет, что отважный танкист отверг предложения противника сдаться и умер вскоре после подхода своих, а вокруг повреждённого ИС-2 валялось более трёх десятков убитых эсэсовцев.[20] Уточнение: Гв. сержант Герман Шашков погиб тремя месяцами ранее, при штурме г. Познани в январе 1945, Указом ПВС 23.03.1945 г. ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза[21].

Танки ИС-2 обеспечивали огневую поддержку штурма Рейхстага[19]:

30 апреля бои вплотную приблизились к стенам Рейхстага. С утра 88-й тяжёлый танковый полк, переправившись через Шпрее по мосту Мольтке, занял огневые позиции на набережной Кронпринценуфер. В 11.30 части 79-го стрелкового корпуса перешли в наступление и преодолели ров на Кенигсплатц перед Рейхстагом. В 13.00 танки полка, участвуя в общей артиллерийской подготовке предшествовавшей штурму, открыли огонь прямой наводкой по рейхстагу. В 18.30 полк своим огнём поддержал и второй штурм рейхстага, и только с началом боя внутри здания танки прекратили его обстрел.

Столкновения с «Тиграми»

Вопрос о боевых эпизодах с участием ИС-2 и немецких тяжёлых танков «Тигр I» или «Тигр II» является одним из наиболее горячо обсуждаемых на форумах военной или компьютерно-игровой направленности. Накал спорящих постоянно поддерживают ссылки на документы тех или иных подразделений РККА или вермахта, а также мемуары видных военачальников и танкистов той эпохи. В них, как правило, фигурируют десятки и сотни уничтоженных или подбитых ИС-2 и «Тигров». Однако при этом следует учитывать то обстоятельство, что и с той, и с другой стороны имели место многочисленные приписки и ошибки в определении типа вражеской техники; более того, зачастую не сходятся место, время и подразделения, участвовавшие в бою. Поэтому наиболее достоверными источниками являются не реляции о числе подбитой и уничтоженной вражеской техники, а отчёты об имеющейся материальной части и донесения трофейных команд. Также следует отметить, что зачастую списание уничтоженной техники официально происходит позже, чем бой, в котором она была потеряна, а отправленные в ремонт подбитые танки могут не считаться за безвозвратные потери и это вносит дополнительные сложности в точный учёт исхода того или иного боя. По результатам своего анализа документов, известные историки М. Барятинский и М. Свирин утверждают о довольно немногочисленных эпизодах с одновременным участием «Тигров» и ИС-2. Это не является удивительным, поскольку эти машины являлись тяжёлыми танками прорыва, не предназначенными в общем случае для боя друг с другом. Наиболее известными эпизодами с доказанным участием этих танков являются бои 71-го ОГвТТП с «Тиграми II» 501-го тяжёлого танкового батальона под Оглендувом и столкновение под Лисувом. В обоих случаях обе стороны понесли тяжёлые потери, например, под Оглендувом погиб командир 71-го ОГвТТП гвардии подполковник Юдин, а его полк потерял сгоревшими 3 ИС-2 и ещё 7 подбитыми (из которых 4 были отремонтированы собственными силами полка). В бою под Лисувом погиб командир 424-го тяжело-танкового батальона майор Сэмиш, а сам батальон потерял почти всю матчасть, с советской стороны также погиб командир 61-й танковой бригады Н. Г. Жуков. Также стоит отметить, что широко известный недостаток ИС-2 — малая скорострельность — в реальной обстановке боя оказался не столь уж влияющим на его исход: лейтенанты Клименков, Беляков и Удалов подбили и уничтожили несколько «Тигров II», причём для вывода из строя последних потребовалось несколько попаданий[6].

Из воспоминаний Фадина Александра Михайловича (Артём Драбкин — «Я дрался на Т-34»):

Стояли мы в капонирах, вырытых на склоне виноградника. В километре пред нами располагался монастырь. Вдруг из-за каменной стены ограды выползает «Тигр». Остановился. За ним ещё один, потом ещё. Выползло их десять штук. Ну, думаем, — хана, достанут они нас. У страха-то глаза всегда велики. Откуда ни возьмись, идут два наших ИС-2. Я их в первый раз увидел. Поравнялись с нами, встали. Два «Тигра» отделяются и выходят чуть вперед, вроде как дуэль. Наши упредили их с выстрелом и снесли обоим башни. А оставшийся — раз, раз и за стену.

Причины потерь

Достаточно информативен отчёт по боевым действиям 72-го ОГвТТП с 20 апреля по 10 мая 1944 года, в котором детально указываются причины безвозвратных потерь ИС-2 в боях[6]:

Танк № 40247 20 апреля в районе Герасимув попал под артиллерийский обстрел САУ «Фердинанд» с дистанции 1500—1200 м. Экипаж смог ответить одним выстрелом, так как отказал спусковой механизм пушки. Уходя из-под огня САУ, ИС-2 получил 5 попаданий в лобовую часть корпуса, не причинивших ему вреда. В это время другая САУ «Фердинанд» незаметно приблизилась с фланга на расстояние 600—700 м и бронебойным снарядом пробила правый борт танка в районе двигателя. Экипаж покинул остановившуюся машину, которая вскоре загорелась.

Танк № 40255 с расстояния 1000—1100 м получил прямое попадание 88-мм снаряда танка «Тигр» в нижний передний наклонный броневой лист, в результате чего был пробит левый топливный бак, механик-водитель ранен осколками брони, а остальные члены экипажа получили лёгкие ожоги. Танк сгорел.

Танк № 4032, после того как выдержал с дистанции 1500—1000 м три попадания из танка «Тигр» в корпус спереди, был уничтожен огнём другого «Тигра» с расстояния 500—400 м. 88-мм бронебойный снаряд пробил с правой стороны нижний лобовой лист, произошло воспламенение пороха гильзы, а затем и топлива. Танкисты, покинув машину, вынесли раненого механика-водителя в тыл.

Танк № 40260 сгорел от попадания с фланга в левый борт 88-мм снаряда танка «Тигр» с дистанции 500 м. Снаряд разрушил двигатель, танк загорелся, командир танка и наводчик получили ранения.

Танк № 40244 получил прямое попадание бронебойным снарядом из танка «Тигр» с дистанции 800—1000 м в правый борт корпуса. Механик-водитель был убит, а в танке загорелось дизельное топливо, вылившееся из разрушенного правого топливного бака. Танк был эвакуирован и затем взорван сапёрами.

Танк № 40263 сгорел от попадания двух снарядов в борт.

Танк № 40273… получил два прямых попадания: первое — в башню, сразу же за ним второе — в бортовой лист в районе моторного отделения. Боевой расчёт в башне погиб, а механик-водитель был ранен. Танк оставлен на территории противника.

Танк № 40254 был подбит огнём САУ «Фердинанд», находившейся в засаде. Первый снаряд подбашенной коробки не пробил, а вот вторым снарядом был пробит борт корпуса и выведен из строя двигатель. Экипаж эвакуировали, а машина сгорела.

Таким образом, этот документ подтверждает, что пожаробезопасность ИС-2 ухудшалась отмеченным выше размещением топливных баков в обитаемых местах машины, что отчасти компенсировалось худшей воспламеняемостью дизельного топлива по сравнению с бензином. Также рапорты из фронтовых частей свидетельствуют, что подожжённые ИС-2 успешно тушились их собственными экипажами при помощи штатного тетрахлорного огнетушителя.[6] При этом надо отметить, что тушение должно было выполняться в противогазах — попадая на раскалённые поверхности, тетрахлорид углерода частично окислялся до фосгена, который является сильнодействующим ядовитым веществом удушающего действия. Уже в то время на танках других стран начали применяться более безопасные углекислотные огнетушители. Как и прочие танки того времени (за редкими исключениями), ИС-2 не отличался взрывобезопасностью из-за расположения боекомплекта в боевом отделении: взрыв боеукладки гарантированно уничтожал танк со всем экипажем.

ИС-2 в польских и чехословацких частях

Армия Войска Польского получила 71 ИС-2 для формирования 4-го и 5-го полков тяжёлых танков. За время боёв в Померании 4-й полк уничтожил 31 танк противника, потеряв при этом 14 своих. Оба полка принимали участие в Берлинской операции. После войны у поляков осталось 26 танков (при этом 21 машину вернули Красной Армии).

Чехословацкие части получили несколько ИС-2 весной 1945 года.

Оценка проекта

ИС-2 был самым мощным советским танком, участвовавшим в Великой Отечественной войне, и одной из сильнейших машин мира своего времени как в категории по массе 40—50 т, так и в классе тяжёлых танков прорыва. Однако оценка данной машины сильно осложняется пропагандой обеих участвовавших в войне сторон и большим количеством послевоенных мифов, так или иначе связанных с идеологической борьбой Советского Союза или против него.

При всей широкой известности ИС-2, его место среди советских машин достаточно часто подвергается сомнениям с разных сторон. С самого начала ИС-2 в какой-то мере рассматривался руководством ЧКЗ как навязанная сверху машина, тем более что башня со 122-мм орудием вполне ставилась на базу отлаженного в производстве «своего» КВ-85 (опытный вариант КВ-122). Несмотря на то, что Ж. Я. Котин был одним из руководителей ЧКЗ, танк ИС, разработанный под его руководством на опытном заводе № 100, воспринимался на ЧКЗ как чужая машина. Как следствие, на ЧКЗ в обстановке секретности велись параллельные работы по созданию «своего» тяжёлого танка, которые в целом были перспективны и небезуспешны; но от этого возникали две большие проблемы: то и дело на свет появлялись проекты и прототипы более совершенных на бумаге тяжёлых танков, чем ИС-2, и доводка последнего шла «со скрипом». Для исправления ситуации народному комиссару танкостроения В. А. Малышеву приходилось использовать всю свою административную мощь, чтобы довести выпуск и качество поставляемых в войска ИС-2 до достойного уровня.

Вторым аспектом «ранних» сомнений в правильности пути, выбранного для тяжёлого танка прорыва, является наличие прототипов танка ИС со 100-мм орудиями. Несмотря на более высокую теоретическую скорострельность, 100-мм орудие в 1944 году никак не могло конкурировать со 122-мм пушкой Д-25Т. Военный историк М. Н. Свирин приводит следующие причины выбора 122-мм пушки[22]:

  • Решающим фактором для выбора Д-25Т он называет то, что к началу выбора артсистемы для вооружения ИС-2 в сентябре 1943 года, пригодных для установки в него 100-мм орудий не было, а другие представленные варианты — 107-мм пушка и гаубицы различных калибров совершенно очевидно уступали 122-мм пушке. 100-мм пушка С-34 неоднократно не выдерживала государственных испытаний и к февралю 1944 года всё ещё не была готова для принятия на вооружение. Появившаяся позже Д-10Т после неоднократных доработок была принята на вооружение только 3 июля 1944 года, притом производство бронебойных снарядов к ней началось только в ноябре того же года.
  • В танке плотной компоновки, которым являлся ИС, раздельное заряжание пушки позволяло разместить больше боезапаса, чем унитарное меньшего калибра, как бы это ни казалось парадоксальным. Унитарный патрон был длинным по сравнению с отдельными снарядом и гильзой, максимум что с ним удавалось сделать — разместить 36 100-мм патронов, из которых 6 практически не могли быть доставлены к пушке (хранились рядом с местом механика-водителя). Боекомплект же 122-мм пушки составлял 28 выстрелов и в ряде случаев доводился до 42.
  • Второй кажущийся парадокс 100-мм унитарного патрона — практически тот же темп огня, что и при 122-мм раздельном заряжании — является логичным следствием всё той же большой длины и стеснённости боевого отделения. На стоянке в спокойной обстановке он действительно выигрывал в скорости заряжания, но в суматохе боя заряжание велось в движении танка при значительной тряске, а в таких условиях испытания показали, что выигрыш в скорости заряжания незначителен.
  • Часто встречающиеся утверждения, что бронепробиваемость 100-мм пушки выше таковой у 122-мм Д-25Т, основаны на таблицах стрельбы середины 1950-х годов, а в 1944 году по этому параметру орудия были равноценны при действии по советской броне, а при обстреле немецких танков с бронёй повышенной хрупкости 122-мм снаряд по эффективной дальности пробития 85-мм наклонной брони (верхняя лобовая деталь «Пантеры») чуть ли не вдвое превосходил 100-мм за счёт большей массы и кинетической энергии (попутно можно отметить, что немецкие 75-мм и 88-мм снаряды обладали ещё худшим действием по немецкой броне, то есть даже при отсутствии легирующих элементов немецким металлургам удалось добиться достойной стойкости брони против калиберных бронебойных снарядов среднего калибра). Кроме того, фугасная и осколочная мощь 122-мм снаряда были ощутимо сильнее, чем у 100-мм.

Исходя из этих предпосылок можно утверждать, что ИС-2 был единственным советским тяжёлым танком, который по совокупности своих боевых и эксплуатационных свойств мог удовлетворить требованиям РККА второй половины войны по проведению наступательных операций с преодолением мощной и глубоко эшелонированной вражеской обороны. Для адекватного противодействия ИС-2 противнику требовались тяжёлые противотанковые средства, которые, как правило, являлись дорогостоящими, трудно восполняемыми и далеко не всегда наличествующими в конкретном месте в нужное время. То же самое в обратном порядке случилось ранее в 1943 году с массовым применением немцами тяжёлых танков «Тигр», что было учтено советским командованием при разработке тактики применения тяжёлых танков.

Производство

Производство ИС-2
Янв. Фев. Март Апр. Май Июнь Июль Авг. Сен. Окт. Ноя. Дек. Всего
1943 35 35
1944 35 75 100 150 175 200 225 250 250 250 250 250 2210
1945 250 250 250 230 155 5 1140

Кроме производства на ЧКЗ, в марте 1945 года 5 ИС-2 собрал восстановленный в Ленинграде ЛКЗ и еще последние 5 танков он сдал в июне. Всего за период с декабря 1943 по июнь 1945 года было выпущено 3395 танков ИС-2.

Послевоенная судьба ИС-2

ИС-2 участвовали в Корейской войне — встречаются упоминания об использовании ИС-2 Народно-освободительной армией Китая, но без каких-либо подробностей[23]. Согласно данным российского исследователя Михаила Барятинского, некоторое количество ИС-2 китайцы передали войскам Вьетнамской народной армии (ВНА), которые применяли их в ходе Индокитайской войны.[23] Однако западные источники отмечают, что в ходе этой войны ВНА не использовала бронетехнику.[24] Официальная история ВНА не упоминает танки в перечне имевшегося к моменту окончания войны вооружения и техники, а в перечне воинских частей и подразделений, существовавших в тот же период, отсутствуют бронетанковые[25]. Согласно официальным вьетнамским данным, бронетанковые войска ВНА были созданы в 1959 году, а «боевое крещение» получили в 1968 году[26].

ИС-2М

В 1957 году советские ИС-2 прошли капитальный ремонт и модернизацию с целью подтягивания его эксплуатационных характеристик до уровня, соответствующего службе в условиях мирного времени. Работы по модернизации заключались в следующем:

  • двигатель В-2-ИС был заменён на В-54К-ИС;
  • установлена новая трансмиссия;
  • заменены опорные катки и направляющие колёса;
  • введён дополнительный топливный бак;
  • боекомплект увеличен до 35 снарядов;
  • изменена конструкция башни — в частности, вместо кормового пулемёта установлен вентилятор;
  • заменён подъёмный механизм орудия;
  • установлена новая радиостанция;
  • установлено новое противопожарное оборудование, крылья другой формы, произведён ряд других мелких изменений.

В начале 1960-х годов два полка ИС-2М были поставлены на Кубу; к концу 1990-х годов они все ещё использовались в береговой обороне этой страны. Тогда же два полка ИС-2М получила КНДР.[23]

В СССР ИС-2М долгое время находились на вооружении, с 1960-х годов в основном в резерве. Значительное количество этих танков было установлено на границе с Китайской Народной Республикой в качестве стационарных долговременных пушечных огневых точек (наследие немецкого опыта Второй мировой войны). Часть танков использовалась там же как подвижные огневые точки — машины находились в парках, а по тревоге должны были выдвигаться в специально построенные танковые окопы.[23] Тем не менее, танк ИС-2 официально продолжал быть в числе действующих образцов бронетанковой техники, периодически машины этого типа привлекались к учениям (в частности, в 1982 году в Одесском военном округе). Официальный приказ о снятии ИС-2М с вооружения Российской армии вышел лишь в 1995 году.[23] К началу 2000-х годов уцелевшие танки ИС-2 — огневые точки в составе укреплённых районов на российско-китайской границе — стали также разрезаться на металл.

Сохранившиеся экземпляры

Многие ИС-2 стали экспонатами музеев. ИС-2 является экспонатом Бронетанкового музея в Кубинке, представлен в экспозициях музея-панорамы «Сталинградская битва» в Волгограде[27], в музее-диораме «Огненная дуга» в Белгороде, в Музее героической обороны и освобождения Севастополя на Сапун-горе в Севастополе[28], Музее боевой славы омичей г. Омска, в Музее отечественной военной истории Истринского района Московской области и ряда других музеев.

ИС-2 в массовой культуре

Кинематограф

ИС-2 использовался при съёмках следующих картин:

Мультипликация

  • Использовался командой «Правда» в анимационном сериале (аниме) «Girls und Panzer»

Компьютерные игры

ИС-2 фигурирует в достаточно большом количестве компьютерных игр разнообразных жанров в симуляторах бронетанковой и авиатехники (в качестве цели), в стратегиях реального времени и в пошаговых стратегиях.

ИС-2 можно увидеть в следующих играх — «World of Tanks», «War Thunder» (3 экземпляра: ИС-2 образца 1943 г., ИС-2 образца 1944 г. и ИС-2 «Месть за брата героя»), «Red Orchestra: Ostfront 41—45», «Ил-2 Штурмовик», «Блицкриг», «Panzer General», «Panzer General III: Scorched Earth», «Sudden Strike», «Sudden Strike 2», «Sudden Strike 3: Arms for Victory», «Panzers — Phase 2», «Company of Heroes — Eastern Front», «Company of Heroes 2», «В тылу врага», «В тылу врага 2», «Order of War», «Вторая мировая», «R.U.S.E.», «Sniper Elite», «Close Combat III: The Russian Front»  (англ.) и его ремейке «Close Combat: Cross of Iron»  (англ.).

Стоит отметить, что отражение тактико-технических характеристик бронетехники и особенностей её применения в бою во многих компьютерных играх часто далеко от реальности.

Игры на Android

ИС-2 можно встретить в следующих играх на Android — Wild tanks online, Armored Aces, War Boxes, World of Tanks "Blitz".

Стендовый моделизм

Масштабные копии ИС-2 выпускаются рядом фирм-производителей модельной продукции. Широко доступна пластмассовая сборная модель ИС-2 фирмы «Звезда» в масштабе 1:35. Этот набор соответствует ИС-2 со спрямлённой лобовой бронёй и достаточно долго присутствует в каталоге выпускаемой «Звездой» модельной продукции. Однако модель не совсем точно воспроизводит прототип и подвергается критике со стороны некоторых моделистов.

Наиболее точной моделью в масштабе 1:35 и второй широко доступной моделью является JS-2 (Josef Stalin) японской фирмы Tamiya. Модель обладает точной геометрией и достойным воспроизведением мелких деталей, за что пользуется большой популярностью среди опытных моделистов. Модель ИС-2 в масштабе 1:72 производится компанией Italeri. Летом 2013 года стала доступна новая модель компании «Звезда» ИС-2 в масштабе 1:72. Модель сделана под позднюю версию с пулемётом на крыше башни и со спрямлённой верхней лобовой деталью. Также модель ИС-2 из картона в масштабе 1:25 выпускается польской фирмой Modelik. Чертежи для самостоятельной постройки модели неоднократно публиковались в журналах «Моделист-конструктор», «М-Хобби», «Бронеколлекция» и др.

Напишите отзыв о статье "ИС-2"

Примечания

  1. 1 2 3 Свирин М. Н. Стальной кулак Сталина. История советского танка. 1943—1955.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Желтов И. Г. и др. Танки ИС.
  3. Своими корнями это поверье уходит к мемуарам конструктора Шашмурина, одного из создателей танков ИС. Однако отчёты об опытных стрельбах ничего про это не говорят, см. Свирин М. Н. Стальной кулак Сталина. История советского танка 1943—1945.
  4. Не следует путать с КВ-122 — опытным танком с башней от ИС-122 на шасси КВ-85.
  5. Желтов И. Г., Павлов И. В., Павлов М. В., Солянкин А. Г. Советские тяжёлые самоходные артиллерийские установки 1941—1945 гг.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 И. Желтов и др. Танки ИС. Боевое применение.
  7. М. Коломиец. Противотанковая артиллерия вермахта 1939—1945 гг. — (Фронтовая иллюстрация, № 1, 2006).
  8. Тяжелый танк ИС-2. М. Барятинский.
  9. 1 2 3 Тяжелый танк ИС-2. М. Барятинский
  10. Широкорад А. Б. Энциклопедия отечественной артиллерии. — Мн.: Харвест, 2000. — 1156 с.
  11. Михаил Барятинский. «Тигр» — взгляд изнутри и снаружи // «Тигры» в бою. — М.: Яуза, Эксмо, 2008. — С. 29. — 320 с. — (Великая Отечественная. Танки в бою). — Доп, тираж 4 000 экз. — ISBN 978-5-699-22715-0.
  12. [www.battlefield.ru/d25.html 122-мм танковая пушка Д-25]. The Russian Battlefield.
  13. The Military Balance 2007. — P. 70.
  14. [region.krasu.ru/node/394 Танкист Луканин из 3-й гвардейской…]
  15. 1 2 [bronetehnika.narod.ru/is2/is2_5.html Тяжёлый танк ИС-2]
  16. 1 2 [bronetehnika.narod.ru/is2/is2_6.html Тяжёлый танк ИС-2]
  17. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12766 Герой Советского Союза Федотов Михаил Алексеевич]
  18. И. Желтов, М. Павлов, И. Павлов, А. Сергеев, А. Солянкин. Неизвестный Т-34. — М.: Экспринт, 2001. — ISBN 5-94038-013-1.
  19. 1 2 И. Желтов и др. Танки ИС в боях.
  20. Чуйков В. И. Штурм // Конец Третьего рейха.
  21. [www.podvignaroda.ru/?#id=46762020&tab=navDetailManAward Шашков Герман Петрович]
  22. М. Н. Свирин. Д-25. Альтернативы не было! // Полигон. — 2001. — № 3.
  23. 1 2 3 4 5 М. Барятинский. Тяжёлый танк ИС-2.
  24. Kenneth Conboy, Kenneth Bowra. The NVA and Viet Cong. — London: Osprey Publishing, 1991. — P. 45. — (Elite, № 38). — ISBN 1-85532-162-9.
  25. Victory in Vietnam: The Official History of the People’s Army of Vietnam, 1954—1975. — University Press of Kansas, 2002. — P. 9—12.
  26. Victory in Vietnam: The Official History of the People’s Army of Vietnam, 1954—1975. — University Press of Kansas, 2002. — P. 29—30, 222.
  27. [www.volfoto.ru/volgograd/panorama/tehnika/ Экспозиция военной техники музея-панорамы «Сталинградская битва»]
  28. Сапун-гора. Путеводитель/Музей героической обороны и освобождения Севастополя. — Симферополь: ПолиПРЕСС, 2006. — 160 с.
  29. [fotki.yandex.ru/next/users/vorron2008/album/69316/view/241559?page=1 Д. Ворон — ИС-2] на Яндекс.Фотках.

Литература

  • М. Барятинский. Тяжёлый танк ИС-2. — 1998. — (Бронеколлекция).
  • И. Желтов, И. Павлов, М. Павлов, А. Сергеев. Танки ИС // Танкомастер (спецвыпуск). — 2004.
  • И. Желтов, И. Павлов, М. Павлов, А. Сергеев. Танки ИС в боях // Танкомастер (спецвыпуск). — 2002.
  • И. Желтов, И. Павлов, М. Павлов, А. Сергеев. Танки ИС. Боевое применение // Танкомастер (спецвыпуск).
    Текст и иллюстрации доступны на сайте «Отвага»:
    • [otvaga2004.ru/tanki/v-boyah/tank-is-chast-1/ Часть 1]
    • [otvaga2004.ru/tanki/v-boyah/tank-is-chast-2/ Часть 2]
    • [otvaga2004.ru/tanki/v-boyah/tank-is-chast-3/ Часть 3]
  • Свирин М. Н. Стальной кулак Сталина. История советского танка. 1943—1955. — М.: Яуза; Эксмо, 2007. — 448 с., ил. — ISBN 5-699-14628-8.
  • Шунков В. Н. Оружие Красной армии. — Мн.: Харвест, 1999. — 544 с. — ISBN 985-433-469-4.
  • Жаркой Ф. М. Танковый марш. Изд. 4-е, МВАА. — СПб., 2014. [www.tankm.ru/ Танковый марш.]

Ссылки

  • [www.battlefield.ru/js1-js2.html Тяжелый танк ИС-2: история создания, боевое применение, сравнение с немецкими танками]. The Russian Battlefield. [www.webcitation.org/65QxV8Gyy Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • [www.battlefield.ru/photos/category/13-js1-js2.html Тяжелый танк ИС-2: фотографии]. The Russian Battlefield. [www.webcitation.org/65QxWc9q1 Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • [www.battlefield.ru/photos/category/15-js2-dismalting-top.html Тяжелый танк ИС-2: разборка танка (вид сверху)]. The Russian Battlefield. [www.webcitation.org/65QxXQVVo Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • [www.battlefield.ru/photos/category/16-js2-dismalting-bottom.html Тяжелый танк ИС-2: разборка танка (вид снизу)]. The Russian Battlefield. [www.webcitation.org/65QxYXhJd Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • [www.armor.kiev.ua/Tanks/WWII/IS2/ ИС-2]. Броне-сайт Чобитка Василия. [www.webcitation.org/65QxZfA0o Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • [scalemodels.ru/modules/photo/viewcat_cid_118.html 18 фотографий ИС-2 из города Ульяновска]
  • [www.volfoto.ru/volgograd/panorama/tehnika/photos/?photo=814 Фотографии ИС-2 в экспозиции музея-панорамы «Сталинградская битва» в Волгограде]
  • Передача «Военное дело». [rutube.ru/video/eff35d373f68f24ed6bb4c23e815739d/ Танк ИС-2]. Rutube

Отрывок, характеризующий ИС-2

И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.