Дестивель, Иакинф
Поделись знанием:
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
(перенаправлено с «Иакинф Дестивель»)
| Иакинф Дестивель Hyacinthe Destivelle | ||
| ||
|---|---|---|
| Август 2010 года — Июль 2013 года | ||
| Церковь: | Римско-католическая церковь | |
| Предшественник: | о. Сергей Альхимёнок | |
| ||
| Декабрь 2010 года — Июль 2013 года | ||
| Церковь: | Римско-католическая церковь | |
| Община: | прихода Святой Екатерины | |
| Предшественник: | о. Мачей Русецкий | |
| Образование: | Институт политических исследований (Париж) Свято-Сергиевский православный богословский институт аспирантура Санкт-Петербургского государственного университета кандидат философских наук, доктор богословия | |
| Имя при рождении: | Лоран Жак Юбер Дестивель | |
| Оригинал имени при рождении: |
Laurent Jaques Hubert Destivelle | |
| Рождение: | 1970 Париж, Франция | |
| Принятие священного сана: | 2001 год | |
| Принятие монашества: | 1994 год | |
Иакинф Дестивель ОР (фр. Hyacinthe Destivelle, род. в 1970 году, Париж, Франция) — католический священник, монах, общественный деятель, богослов.
Содержание
Биография
Образование
- Институт политических исследований (Париж)
- В 2001—2003 годах обучался на магистерском курсе Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже.
- В 2003—2005 годах обучался в аспирантуре философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Кандидат философских наук[1].
- 11 декабря 2008 года на совместном заседании преподавательских составов Института славянских исследований Университета Париж IV Сорбонна, Католического института Парижа и Свято-Сергиевского богословского института защитил докторскую диссертацию на тему: «Реформа церковных академий и преподавание православного богословия в России в начале ХХ века». По результатам голосования были присуждены учёные степени: доктора философии по славистике Парижского университета Сорбонна (Париж 4), доктора богословия Католического института Парижа и степень доктора религиозных наук Свято-Сергиевского православного богословского института[2][3].
Церковное служение
После окончания института политических наук, один год отслужил в армии, был моряком на авианосце «Фош»[4].
В детстве пел в известном церковном хоре Les petits chanteurs à la croix de bois.
В 1994 году поступил в орден доминиканцев и принял монашеский постриг под именем Иакинф, в честь французского доминиканца Иасента Мари Кормьера (фр. Hyacinthe-Marie Cormier), причисленного к лику блаженных в 1994 году[4].
В 2001 году рукоположен в сан священника.
В 2005—2010 годах[1] — директор парижского научно-церковного центра «Истина», специализирующегося в области православно-католического диалога, а также главный редактор журнала «Истина». Преподавал экклезиологию на богословском факультете Парижского католического университета и являлся членом Православно-католического богословского комитета Франции, а также членом Международной академии религиозных наук (Académie internationale des sciences religieuses).
Преподавал в Русской духовной семинарии во Франции[5].
С августа 2010 года — декан Северо-Западного региона Архиепархии Матери Божией с центром в Москве[6].
С декабря 2010 года — настоятель прихода Святой Екатерины в Санкт-Петербурге[6].
25 января 2011 года во время торжественного богослужения архиепископ Паоло Пецци, митрополит архиепархии Матери Божией в Москве, официально ввёл его в должность настоятеля прихода св. Екатерины Александрийской в С-Петербурге[1].
Член совета священников Архиепархии Божией Матери в Москве[7].
С 24 марта 2011 года — член Консультативного Совета по делам национально-культурных объединений при Правительстве Санкт-Петербурга[8].
В июле 2013 года получил назначение в Папский совет по содействию христианскому единству, после чего был освобождён от обязанностей декана Северо-западного региона архиепархии Матери Божией и настоятеля прихода Святой Екатерины и покинул Россию[9][10].
Труды
Труды на русском языке
- Иакинф Дестивель. Поместный Собор Российской Православной церкви 1917-1918 годов. — М.: Издательство Крутицкого Патриаршего подворья при Синодальном отделе по делам молодежи Московского Патриархата, 2008 год. — 312 с. — (Материалы по истории Церкви).
Труды на французском языке
- Hyacinthe Destivelle. Les Sciences théologiques en Russie. Réforme et renouveau des Académies ecclésiastiques au début du XXe siècle. — Париж: Éditions du Cerf, 2010 год. — 973 с. — ISBN 978-2-204-09039-1.
- Hyacinthe Destivelle. Le Concile de Moscou (1917-1918). La création des institutions conciliaires de l'Église orthodoxe russe. — Париж: Éditions du Cerf, 2006 год. — ISBN 2-204-07649-X.
- Hyacinthe Destivelle. L'Ecclésiologie eucharistique. — Париж: Éditions du Cerf, 2009 год. — ISBN 978-2-204-08920-3.
- Hyacinthe Destivelle Composition et procédures de décision au concile local de Moscou de 1917-1918 : les principes et leur application (фр.) // Nouveaux apprentissages pour l'Église : сборник. — Париж: Éditions du Cerf, 2006 год. — P. 195-321. — ISBN 2-204-08075-6.
Труды на итальянском языке
- Hyacinthe Destivelle. La Chiesa del Concilio di Mosca: (1917-1918). — Рим: Qiqajon, 2003 год. — ISBN 8882271420.
Переводы на французский язык
- Les Fondements de la doctrine sociale / Переводчики: Иакинф Дестивель, иеромонах Александр (Синяков) и Клер Черникина. — Париж: Éditions du Cerf, 2007 год. — 189 с. — ISBN 978-2-204-08567-0.
См. также
Напишите отзыв о статье "Дестивель, Иакинф"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [praedicatores.ru/index.php/news-spb/198-vvedenie-2 В приходе св. Екатерины введён в должность новый настоятель]
- ↑ [www.verav.ru/common/message.php?table=news&num=6363 Восторженные отзывы. В Сорбонне прошла защита докторской диссертации, написанная католиком и посвящённая проблемам духовного образования в России]
- ↑ [www.saint-serge.net/article.php3?id_article=309 11 décembre 2008 — Le père dominicain Hyacinthe Destivelle, un nouveau docteur en théologie de l’Institut] (фр.)
- ↑ 1 2 [catherine.spb.ru/index.php/comments/o_jacent о. Иакинф Дестивель ОР: «Я бы хотел, чтобы наш приход был настоящей семьей»]
- ↑ [www.wmaker.net/seminaria/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%89%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B8%D0%BA-%D0%98%D0%B0%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D1%84-%D0%94%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D0%BB%D1%8C_a62.html Преподаватели. Священник Иакинф Дестивель]
- ↑ 1 2 [www.cathmos.ru/content/ru/section-2009-07-17-13-00-19.html Сообщения курии Архиепархии Матери Божией с центром в Москве]
- ↑ [www.praedicatores.ru/index.php/dom-spb Доминиканцы в Петербурге]
- ↑ [ksp.assembly.spb.ru/printdoc?tid=&nd=891848952&prevDoc=8404830 Постановление Правительства Санкт-Петербурга от 24 марта 2011 года № 367 «О внесении изменений в постановление Правительства Санкт-Петербурга от 30.11.2004 № 1879»]
- ↑ [catherine.spb.ru/index.php/blog/comments/destivelle_obrashcheniye_k_prohodu Обращение настоятеля, о. Иакинфа Дестивеля ОР]
- ↑ [www.cathmos.ru/content/ru/publication-2012-07-27-16-10-51.html Сообщения курии Архиепархии Матери Божией с центром в Москве]
Ссылки
- [www.editionsducerf.fr/html/fiche/ficheauteur.asp?n_aut=7360 Иакинф Дестивель на сайте Éditions du Cerf] (фр.)
- [www.bogoslov.ru/text/296550/index.html Вышло в свет исследование французского историка священника Иакинфа Дестивеля, посвященное Всероссийскому Поместному Собору 1917—1918 гг.] на сайте bogoslov.ru
- [orthodoxie.typepad.com/ficher/Synopsis.pdf Тезисы докторской диссертации] (фр.)
Отрывок, характеризующий Дестивель, Иакинф
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
