Гогебашвили, Яков Семёнович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иакоб Семёнович Гогебашвили»)
Перейти к: навигация, поиск
Гогебашвили Яков Семёнович
груз. იაკობ გოგებაშვილი
Иакоб Гогебашвили
Дата рождения:

15 октября 1840(1840-10-15)

Место рождения:

деревня Вариани близ Гори (Российская империя; ныне — Горийский район, Грузия)

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

1 июня 1912(1912-06-01) (71 год)

Место смерти:

Тифлис, Российская империя

Иакоб (Яков) Гогебашвили (груз. იაკობ გოგებაშვილი; 15 октября 1840 — 1 июля 1912) — грузинский педагог, детский писатель и журналист, считается основателем научной педагогики в Грузии.

Известен также своим виртуозно составленным букварём для детей «Деда эна» (груз. დედა ენა — «Родной язык»), который в обновлённом виде и по сей день является учебным пособием в грузинских школах. С 1880 года каждый грузин учился читать и писать на родном языке с помощью букваря Гогебашвили[1][2].





Биография

Иакоб Гогебашвили родился в деревне Вариани близ Гори Грузия в бедной семье священника Симона Гогебашвили 15 октября (27 октября по новому стилю) 1840 года. До девяти лет получал домашнее воспитание под руководством отца.[3]

Он учился в духовном училище в Гори и с 1849 г. Тифлисской духовной семинарии, а затем поступил в духовную академию в Киеве в 1861 году. Одновременно он посещал лекции по естественным наукам в Киевском университете, где он познакомился с политическими идеями русских просветителей, таких как Герцен, Белинский и Чернышевский. Тем не менее, в отличие от многих современных ему грузинских студентов, он не подпал под влияние русских радикалов. Большее влияние на становление Иакоба Гогебашвили оказала духовная семинария.[4] Возвратившись в Грузию в 1863 году по болезни,[3] он преподавал арифметику и географию в Тифлисской духовной семинарии, а затем стал её инспектором[5].

Гогебашвили был активным участником национально-либерального движения и группы «Пирвели Даси». Его имя ставят в один ряд с именами Ильи Чавчавадзе и Акакия Церетели[5]. Квартира Гогебашвили, посещаемая студентами семинарии, вскоре стала убежищем для обсуждение запрещённых тем искусства и политики[6]. Его активная позиция привела к тому, что в 1874 году Гогебашвили уволили по приказу священного Синода, с тех пор он не занимал государственных постов[5]. Его обвинили в политическом двурушничестве, сепаратизме и пропаганде среди учащихся атеизма, либерализма и радикализма.[3]

После этого Гогебашвили посвятил всю свою энергию делу распространения образования среди своих соотечественников. В 1879 году он помог основать Общество по распространению грамотности среди грузин. Гогебашвили боролся с русификацией, остановил процесс эрозии грузинского языка, чей статус он сравнивал с «несчастным подкидышом, лишённым всех забот и защиты.»[7] Гогебашвили быстро приобрёл влияние среди интеллигенции и стал соратником Ильи Чавчавадзе, который возглавлял движение за национальное возрождение грузинской нации, до убийства Чавчавадзе в 1907 году.

Наиболее известное произведение Гогебашвили, букварь Деда Эна, было впервые опубликовано в 1876 году. Переход от алфавита к литературным текстам, ряд энциклопедических статей, букварь прошёл через бесчисленные издания, обновления и модификации, и стал эталоном букваря на грузинском языке.[1]

Кроме букваря, Якоб Гогебашвили подарил детям еще две большие книги: «Ключ к природе» и «Русское слово». Переводил на грузинский язык лучшие рассказы Л.Толстого, К.Ушинского и других. Участвовал в создании первого детского журнала. Написал множество рассказов.

Из актуальных общественных проблем своей эпохи Якоб Гогебашвили считал первостепенной национальную проблему. Как он сам говорил, «это объясняется тем обстоятельством, что наше национальное положение более опасно, чем экономическое. Национальная сторона нашего существования была болезненной и беспокоила нас сильнее, чем социальная».[8]

Умер 1 июня (14 июня по новому стилю) 1912 года в Тифлисе.

Память

  • Правительством Грузинской ССР в 1960 году была учреждена медаль им. Гогебашвили, которой награждаются деятели педагогической науки и народного просвещения.
  • В 1960 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Гогебашвили.

Библиография

Ниже представлен ряд работ Якова Гогебашвили[5]:

  • Алфавит грузинского языка и первая книга для чтения для учеников; груз. ქართული ენის ანბანი და პირველი საკითხავი წიგნი მოსწავლეთათვის, Kartuli enis anbani da pirveli sakitkhavi tsigni mostsavletatvis (1865 год);
  • Врата природы; груз. ბუნების კარი, Bunebis kari (1865 год);
  • Деда Эна (Родной язык) груз. დედა ენა, Deda ena (1876 год).

Напишите отзыв о статье "Гогебашвили, Яков Семёнович"

Примечания

  1. 1 2 Рейфилд, стр. 173.
  2. Ланг, стр. 111.
  3. 1 2 3 Очерки истории Грузии. Том 5. Грузия в IV—X веках / [Ред.: М. Лордкипанидзе, Д. Мусхелишвили] — , 1988—580 с.
  4. Рейфилд, стр. 174.
  5. 1 2 3 4 [www.georgianbiography.com/bios/g/gogebashvili.htm GOGEBASHVILI, JACOB (IAKOB)] (англ.). Словарь грузинской национальной биографии. [www.webcitation.org/66xqXMxnV Архивировано из первоисточника 16 апреля 2012].
  6. Сюни, стр. 135.
  7. Ланг, стр. 111; Рейфилд, стр. 174; Сюни, стр. 133
  8. Гогебашвили Я. С.* Внутреннее обозрение — Соч. в 10 томах, т. I. Под ред. Г. Тавзишвили, Д. Лорткипанидзе, 3. Кикнадзе, В. Каджая. Тбилиси, 1952—1965, с. 391.

Ссылки

  • Гогебашвили Яков Семенович — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.biogr.ru/biography/?id_rubric=14&id=1527 Биография Гогебашвили Якова Семёновича]
  • [www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=4609&level1=main&level2=articles Герман Цверианишвили Выдающийся педагог-гуманист Якоб Гогебашвили]

Отрывок, характеризующий Гогебашвили, Яков Семёнович

– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.