Иаков (Немоловский)
Иаков (в миру Яков Иванович Немоловский[1]; 1862 — после 1935) — деятель обновленчества, до 1924 года — епископ Русской православной церкви, епископ Староконстантиновский, викарий Волынской епархии.
Биография
В 1884 году окончил Волынскую духовную семинарию по первому разряду[1][2] и назначен надзирателем Житомирского духовного училища.
В 1887 году рукоположен во священника.
В 1894 году окончил Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия и определён законоучителем Волынского женского духовного училища в сане протоиерея.
С 1903 году — инспектор классов того же училища.
С 2 мая 1915 года — преподаватель Житомирского духовного училища.
С 12 августа 1915 года — смотритель Камышинского духовного училища.
С 1917—1919 годы — ректор Волынской духовной семинарии. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал, что «в Житомире выгнали ректора семинарии архимандрита Иерофея и выбрали своего — протоиерея Иакова Немоловского; в разных приходах изгонялись священники, агитация невежественных „социал-псаломщиков“ и т. д.»[3].
6 мая 1922 года хиротонисан во епископа Старо-Константиновского и Изяславского, викария Волынской епархии.
В ту пору усилиями местной власти в начало епархии активно насаждаться обновленчество. Не обладая полной информацией о обновленчестве и находясь под сильным давлением ГПУ, правящий епископ Волынский Аверкий (Кедров) 7 февраля 1924 провёл пленум Волынского Епархиального Управления, принявший постановление: «Признать Времен. Всеукраинский Священ. Синод высшим церковным административным органом управления Православной Церковью на Украине до Собора». На самом деле волынская епархия находилась в канонической автономии и не признавала обновленческий синод. 6 ноября 1924 года епископ Аверкий выехал «в Москву для выяснения вопроса о состоянии Церкви в настоящее время». Покидая Житомир, он передал управление епархией «старейшему по хиротонии из своих викариев епископу… Иакову (Немоловскому). Но он отказался от управления епархией, и владыка Аверкий передает управление епархией недавно рукоположенному епископу Полонскому Максиму (Руберовскому)»[4].
Однако в конце декабря Волынское губернское ГПУ, узнав о независимой позиции Волынской епархии, потребовало срочно созвать епархиальный съезд, прошедший 30 декабря 1924 года. Съезд, признавший обновленческую власть, завершился окончательным расколом между «обновленцами» и «тихоновцами». Викарные епископы Максим (Руберовский) и Леонтий (Матусевич) поддержали каноническую церковную власть, а епископ Иаков (Немоловский) подчинялся обновленческому синоду[4].
В 1925 году присутствовал на Всероссийском обновленческом съезде.
С октября 1935 года, вследствие закрытия Староконстантиновской обновленческой епархии, уволен на покой.
Дальнейшая судьба неизвестна. Скорее всего был расстрелян во время большого террора 1937—1938 годов.
Напишите отзыв о статье "Иаков (Немоловский)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.petergen.com/bovkalo/duhov/kievda.html Выпускники Киевской духовной академии]
- ↑ [www.petergen.com/bovkalo/duhov/wolynsem.html Выпускники Волынской духовной семинарии]
- ↑ pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=736
- ↑ 1 2 istvolyn.info/index.php?option=com_datsogallery&func=detail&catid=2&id=1288&Itemid=18
|
Это заготовка статьи о епископе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Иаков (Немоловский)
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
