Яков IV
| Яков IV Шотландский James IV of Scotland Seumas IV Alba<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Яков IV, король Шотландии</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1488 — 1513 | |||
| Коронация: | 24 июня 1488 | ||
| Предшественник: | Яков III | ||
| Преемник: | Яков V | ||
| Вероисповедание: | христианство | ||
| Рождение: | 17 марта 1473 замок Стерлинг (Стерлинг) | ||
| Смерть: | 9 сентября 1513 (40 лет) Флодден (Нортамберленд) | ||
| Род: | Стюарты | ||
| Отец: | Яков III | ||
| Мать: | Маргарита Датская | ||
| Супруга: | Маргарита Тюдор | ||
| Дети: | Джеймс, Артур, Яков V, Александр | ||
Яков IV (гэльск. Seumas IV, англ. James IV of Scotland, 17 марта 1473 — 9 сентября 1513) — король Шотландии (1488—1513) из династии Стюартов, первый король эпохи Возрождения в Шотландии.
Содержание
Молодые годы
Яков IV был старшим сыном короля Шотландии Якова III и Маргариты Датской. Сразу после рождения он получил титулы герцога Ротсея, графа Каррика и лорда Каннингема.
В 1488 году пятнадцатилетний Яков стал номинальным лидером мятежа южно-шотландских баронов против своего отца. Королевская армия была разбита восставшими в битве при Сочиберне 11 июня 1488 года, Яков III погиб, спасаясь бегством, и молодой принц взошёл на престол Шотландии под именем Якова IV.
Высшие посты в королевской администрации заняли лидеры мятежа против Якова III — представители родов Хепбернов и Хьюмов. Канцлером Шотландии стал граф Аргайл. Однако доминирование в органах власти узкой олигархии нескольких семей вскоре вызвало недовольство других участников мятежа 1488 года, не получивших свою долю вознаграждения. Это привело в 1489 году к восстанию графа Леннокса, которое хотя и было подавлено королевскими войсками, повлекло за собой ликвидацию олигархического правления и привлечение на королевскую службу более широких слоев дворянства. К 1491 году, когда Яков IV полностью избавился от опеки, уже можно говорить о складывании новой системы королевской власти в стране, основанной на сильной, авторитарной власти короля с опорой на самые широкие слои дворянства.
Внутренняя политика
Подчинение Шотландского высокогорья
Установлению сильной центральной власти в Шотландии препятствовало полунезависимое состояние горских кланов западного побережья и Гебридских островов. Яков IV, который по свидетельству современников свободно владел гэльским языком и поощрял искусство гэльских бардов, тем не менее начал последовательную политику подчинения гэльских регионов страны. В 1493 году последний лорд Островов под давлением короля отрекся от власти и уступил свои обширные владения на Гебридах короне. Яков IV предпринял несколько экспедиций на западное побережье страны: от гэльских вождей была получена присяга верности, заново были отстроены существующие и сооружены новые королевские крепости, наиболее беспокойные лидеры были казнены, на острова назначены шерифы и сборщики налогов, вожди кланов стали ответственными перед королём за преступления, совершенные членами их кланов.
Усиление королевской власти на западном побережье не могло не вызвать недовольства гэльских лидеров. В то же время, в 1499—1501 гг. король перепоручил заботу о наведении порядка в шотландском высокогорье графам Аргайлу и Хантли. Этим воспользовались вожди гэльских кланов во главе с Торкилем Мак-Леодом. Они в 1501 году освободили Дональда Дуфа («Чёрного Дональда»), последнего представителя рода лордов Островов, который уже 20 лет находился в заключении у графа Аргайла. Выход Дональда на свободу послужил толчком к мощному гэльскому восстанию, охватившему Гебридские острова и северо-западное побережье Шотландии. Лишь ценой значительных усилий и концентрации на Гебридах всего королевского флота и значительной части артиллерии королевским войскам во главе с графом Хантли удалось к концу 1504 года подавить основные очаги сопротивления. Укрепления Торквиля Мак-Леода на острове Льюис пали только в 1506 году, вскоре после этого был вновь захвачен Дональд Дуф.
Следует отметить, что подавление восстания 1501—1506 гг. не означало окончательного решения гэльской проблемы. Любое ослабление королевской власти в XVI веке использовалось вождями горских кланов для возобновления волнений и усобиц. В то же время резко усилилось влияние королевских агентов в горных регионах — графов Аргайла и Хантли, что позволило им в дальнейшем играть важные роли в шотландской политике.
Церковная политика
В отношении церкви Яков IV продолжал политику своих предшественников, направленную на усиление королевской власти в церковных делах. Яков IV фактически узурпировал право папы римского назначать епископов и других должностных лиц в церковной иерархии и решительно вмешивался в организационные вопросы шотландской церкви. Так в 1492 году, по инициативе короля в Глазго было создано второе шотландское архиепископство. Брат короля, двадцатилетний Джеймс, герцог Росский, в 1497 году стал архиепископом Сент-Эндрюсским, а после его смерти в 1504 году архиепископом был избран одиннадцатилетний незаконный сын Якова IV Александр Стюарт. Это означало полное подчинение главной церковной кафедры Шотландии королю и концентрацию церковных доходов в руках Якова IV. Переход церкви под контроль королевской власти вместе с повсеместным распространением непотизма и симонии резко подорвали позиции католической церкви в Шотландии.
Финансовое состояние и административные реформы
В период правления Якова IV резко увеличилось количество городов и местечек в Шотландии, что свидетельствует об оживлении внутренней торговли. Однако в целом шотландские города и торговля оставались на достаточно низком уровне развития. Доходы казны от таможни едва достигали трети таможенных поступлений эпохи правления Давида II. Усиление королевской власти также привело к ограничению городского самоуправления: налоги часто собирались без согласия горожан как сословия, города были включены в единую королевскую судебную систему.
В отличие от своего отца, Яков IV активно занимался вопросами правосудия и наведения порядка в стране. Упорядочение судебной системы Шотландии, предпринятое королём, позволило значительно увеличить поступления в государственную казну от штрафов, судебных платежей и продаж помилований. Также временному улучшению финансового состояния страны способствовало расширение королём практики раздачи земель в наследственную аренду с фиксированной арендной платой («фью-фарминг»). Но львиную часть доходной части бюджета страны приносили взносы и другие платежи королю шотландской церкви, поставленной Яковом IV под полный контроль государства.
Усиление королевской власти в период правления Якова IV привело также к падению значения парламента — его созыв перестал быть регулярным, а после 1509 года вообще прекратился. Место парламента занял тайный совет и собственно королевский двор. Именно в ближайшем окружении короля теперь стали формироваться основы внутренней и внешней политики государства. Яков IV активно раздавал графские титулы, обеспечив тем самым поддержку среднего дворянства. Высшая знать была полностью подчинена королю.
Внешняя политика
С начала правления Якова IV отношения между Шотландией и Англией, юридически продолжающих находиться в состоянии перемирия, оставались достаточно напряженными: шла необъявленная полупиратская война на море, в 1492 году был возобновлен анти-английский союз с Францией, в 1495 году Яков IV оказал поддержку Перкину Уорбеку, выдающему себя за чудом спасшегося Ричарда Йоркского, младшего сына короля Эдуарда IV. Однако военные действия, предпринятые в поддержку претендента на английский престол в 1496—1497 гг., не увенчались успехом. Неудачи, однако, не обескуражили Якова IV: испытывающий внутренние трудности король Англии Генрих VII не смог решительно ответить на шотландские набеги, что породило у Якова иллюзию собственной военной силы. Это в конце правления короля повлечет катастрофические последствия для страны.
Решение англо-шотландских противоречий король Яков IV стал искать в возможном династическом союзе. Вообще, центральным вопросом внешней политики короля была проблема его женитьбы. Ещё в 1474 году годовалый принц был обручен с дочерью английского короля Эдуарда IV Сесилией, однако после войны 1480—1482 гг. помолвка была разорвана. В 1492 году король пытался добиться руки инфанты Испании, предлагая в ответ разорвать союз с Францией. С конца 1490-х гг. Яков IV стал добиваться руки старшей дочери Генриха VII Маргариты Тюдор. Англо-шотландские переговоры по этому поводу завершились подписанием 24 января 1502 года брачного соглашения, который сопровождался первым с 1328 года мирным договором между двумя британскими государствами. 8 августа 1503 года состоялась свадьба Якова IV и Маргариты Тюдор. Этот брак через 100 лет обеспечит правнуку Якова IV английский престол.
Будучи по материнской линии потомком датских королей, Яков IV поддерживал тесный союз с Данией, а в 1502 году даже оказал поддержку шотландским флотом в борьбе короля Дании с восставшими шведами. Династический союз с Англией не привел к разрыву отношений с Францией: ещё в 1492 году был возобновлен франко-шотландский союз, а в 1499 году сложился блок Франции, Дании и Шотландии.
Широкая дипломатическая активность Якова IV и рост престижа шотландского флота позволили увеличить влияние Шотландии в европейской политике. До смерти Генриха VII (1509 года) Шотландия не имела иностранных противников, зато обладала многочисленными союзниками.
Королевский двор и влияние Возрождения
Якова IV отличала от своих предшественников его кипучая энергия: он неустанно занимался правосудием, постоянно разъезжал по стране, обеспечивая тем самым личный контакт своих подданных с королём, поддерживал традиции рыцарства и активно занимался меценатством и благотворительностью. По словам испанского посла при дворе Якова IV, король владел, помимо английского, шотландского и гэльского, французским, латынью, немецким, фламандским и испанским языками. При дворе короля играли гэльские барды и итальянские музыканты, работали французские алхимики и фламандские оружейники, расцвели таланты первых крупных шотландских поэтов — Роберта Генрисона, Уильяма Данбара, Гэвина Дугласа.
Именно при Якове IV в Шотландию начинает проникать влияние итальянского Возрождения. Это ощущалось не только при дворе, но и по всей стране: средневековые замки стали вытесняться облегчёнными по конструкциями позднеготическими дворцами, резко возросла популярность искусств и образования. Уже в 1496 году королём было введено обязательное начальное образование для старших сыновей дворян. В 1495 году в Абердине был основан третий в Шотландии университет. Сын короля, Александр Стюарт, был послан на обучение в Италию, где ему преподавал сам Эразм Роттердамский. Яков IV поощрял развитие медицины и алхимии. Впервые была развернута широкая программа строительства флота. Королевское судно «Михаил», спущенное на воду в 1511 году, считалось крупнейшим кораблем Европы.
Флодденская катастрофа
Период относительного благополучия и процветания королевства продолжался недолго. В 1509 году скончался миролюбивый Генрих VII и на английский престол вступил его воинственный сын Генрих VIII. Англо-шотландские отношения осложнились тем фактом, что жена Якова IV Маргарита Тюдор стала наследницей престола Англии. Участились стычки между английскими и шотландскими моряками. В 1512 году был возобновлен союз Шотландии и Франции, причем каждая из сторон обязалась вступить в войну с Англией в случае её нападения на другую. Генрих VIII вступил в Священную лигу против Франции, и в 1513 году английские войска высадились на французском побережье. В ответ Яков IV выслал свой флот на помощь Франции и объявил о мобилизации ополчения. 22 августа 1513 года шотландские войска пересекли английскую границу и захватили крепости Норхэм, Итал и Уарк. Навстречу шотландцам двинулись войска Томаса Говарда, графа Суррея. 9 сентября 1513 года в битве при Флоддене шотландская армия была полностью разбита, король Яков IV, его внебрачный сын архиепископ Александр и множество видных шотландских дворян погибли на поле боя.
Брак и дети
- (1503) Маргарита Тюдор, дочь Генриха VII, короля Англии
- Джеймс (1507—1508)
- Артур (1509—1510)
- Яков V (1512—1542), король Шотландии (с 1513 г.)
- Александр (1514—1515)
До брака с Маргаритой Тюдор король имел несколько внебрачных связей. Так, от леди Мэрион Бойд у короля в 1493 году родился незаконный сын — Александр Стюарт, будущий архиепископ Сент-Эндрюсский, а 1495 году дочь — Катерина Стюарт, которая вышла замуж за Джеймса Дугласа, 3-го графа Мортона. Затем место в сердце короля заняла Маргарита Драммонд, а позднее — Джанет Кеннеди, от которой Яков IV имел сына Джеймса, графа Морея.
Напишите отзыв о статье "Яков IV"
Литература
- Mackie R.L. King James IV of Scotland, 1958
- Mackie J.D. Earlier Tudors, 1485—1558', 1952 (англо-шотландские отношения)
- Nicholson R. Scotland: the Later Middle Ages, 1974
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Яков IV
Лошадей подали.– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
