Януарий (Вознесенский)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ианнуарий (Попов-Вознесенский)»)
Перейти к: навигация, поиск

Епископ Януа́рий (или Иануарий, в миру Ива́н Ива́нович Попо́в-Вознесе́нский; 1823, село Михайловское, Белгородский уезд, Курская губерния — 5 сентября 1883, Каменец-Подольский) — епископ Русской православной церкви, епископ Балтский, викарий Подольской епархии.



Биография

Родился в 1823 году в селе Михайловском, Белгородского уезда, Курской губернии в семье пономаря.

Окончил Курскую духовную семинарию, поступил в Киевскую духовную академию.

11 октября 1849 года по окончании курса академии пострижен в монашество; 7 ноября того же года рукоположен во иеродиакона, а 14 ноября — во иеромонаха.

Определён учителем Киевской семинарии. С 1850 года там же преподаватель философских наук.

В январе 1852 года перемещён в Подольскую семинарию помощником ректора и учителем по классу богословских наук.

9 июля 1852 года года удостоен степени магистра за выслугу лет.

29 октября 1856 года назначен инспектором Подольской семинарии.

С 1857 года — строитель Свято-Троицкого монастыря Подольской епархии.

27 июля 1860 года возведён в сан архимандрита.

4 октября 1862 года определён ректором Астраханской семинарии и настоятелем Иоанна-Предтеченского монастыря Астраханской епархии.

8 апреля 1868 года назначен ректором Минской семинарии и настоятелем Ляданского Благовещенского монастыря.

5 июня 1877 года хиротонисан во епископа Брестского, викария Виленской епархии.

17 февраля 1879 года — епископ Балтский, викарий Подольской епархии.

Скончался 5 сентября 1883 года в Каменце.

Публикации

  • Собрание проповедей архим. Ианнуария. СПб, 1875 и 1877.
  • Собрание речей, слов и бесед. СПб и Каменец-Подольск, 1878, 1879.

Напишите отзыв о статье "Януарий (Вознесенский)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Януарий (Вознесенский)

– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.