Ибаньес, Андрес
| Андрес Ибаньес | |
 | |
| Имя при рождении: |
Ибаньес, Андрес |
|---|---|
| Род деятельности: |
революционер, юрист |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Андрес Ибаньес (7 февраля 1844, Санта-Крус-де-ла-Сьерра — 1 мая 1877, около Сан-Диего, Боливия) — боливийский общественный деятель, лидер «Клуба равенства», один из руководителей восстания в провинции Санта-Крус.
Содержание
Детство и молодость
Родился 7 февраля 1844 года в Санта-Крус в богатой креольской семье. Его родной Санта-Крус со времен конкисты обладал значительными льготами (например, освобождение от алькабалы, гербового сбора и т. д.)[1]. В его родном городе численно преобладали ремесленники, причём уровень грамотности был самый высокий в стране[2]. Андрес в феврале 1868 году получил диплом адвоката Университета Сукре и вернулся на родину, где стал сначала секретарём префектуры, а потом районным прокурором[3].
Политическая деятельность
Ибаньес и его отец в 1870 году участвовали в восстании против диктатуры Мельгарехо, для свержения которого предоставили свой дом в Санта-Крусе[4]. В результате, Андрес Ибаньес стал очень популярен среди земляков. В 1871 году был избран на выборах в Конгресс Боливии, где занимался делами Санта-Крус[5]. На него было совершено неудачное покушение. С 1872 года Ибаньес и его сторонники издавали газету «El Eco de la Igualdad» («Эхо равенства») под лозунгом «газета народа и для народа»[6]. В 1874 году на перевыборах в Конгресс Ибаньес в знак равенства с народом снял фрак и туфли (одежда, которую носили богатые креолы)[5]. В 1874 году он основал «Клуб равенства», члены которого назывались игуалитариями[6]. Возможно, на взгляды Ибаньеса оказала влияние Парижская коммуна, во всяком случае местные газеты называли его коммунистом. В 1875 году Ибаньес и его сторонники попытались захватить власть в Боливии, нанеся три удара: по Ла-Пасу, по Санта-Крусу (им командовал лично Ибаньес) и в Кочабамбе[7]. Все атаки были отбиты (хотя удалось сжечь президентский дворец), а Ибаньес бежал[7]. Однако вскоре (в феврале 1876 года) президент страны Фриас объявил амнистию по всем политическим преступлениям, и Ибаньес смог вернуться в Санта-Крус[7]. Его «Клуб равенства» вновь заработал и его численность к апрелю того же года превысила 600 человек. Шла подготовка к назначенным на май того же года выборам в Конгресс, но 4 мая 1876 года в результате военного переворота власть в Боливии захватил один из участников предвыборной кампании Даса[8]. Хотя Даса был на предстоящих выборах кандидатом, которого активно поддерживали игуалитарии, но он не оправдал их надежд: уже в августе 1876 года новый президент решил передать власть в Санта-Крусе совету нотаблей[8]. Против этого выступил Ибаньес, за что был арестован и должен был быть отправлен в Ла-Пас для суда.
Революционное восстание 1876—1877 годов
1 октября 1876 года гарнизон Санта-Крус поднял восстание (к которому примкнули местные жители) и освободил Ибаньеса[9]. Причины восстания носили чисто экономический характер — солдатам 6 месяцев не платили жалованье. Ибаньес пообещал погасить задолженность. На следующий день в часовне Колехио прошёл городской сход, на котором Андрес Ибаньес был провозглашен префектом и командующим. Там же приняли манифест «Акт народа», согласно которому Ибаньес должен был управлять департаментом в соответствие с идеями игуалитариев. Власть Ибаньеса была ограничена комиссией, состоявшей из епископа Франсиско Хавьера Родригеса и Франсиско Веласко. Идеи равенства, которые проповедовал Ибаньес привели к бегству из города части зажиточных креолов. Для того, чтобы выплатить задолженность перед гарнизоном (около 39 тыс. песо) было собрано добровольных взносов около 1500 песо, а также конфисковано (в основном у откупщиков и церкви) более 48000 песо[10]. Также было конфисковано имущество вице-консула Аргентины и одновременно самого богатого торговца города Анхеля Костаса. Позднее, в январе 1877 года для закупки оружия и патронов, были посажены в тюрьму трое богачей и отпущены только после уплаты выкупа. Конфискации привели к расколу игуалитариев — в декабре 1876 года «Клуб равенства» покинул его президент Барбери[11]. Вооружая сторонников, Ибаньес одновременно заявлял о своей лояльности и приверженности принципу территориальной целостности Боливии. Так он в декабре 1876 года принял назначенного президентом нового префекта Санта-Крус Переса. Однако договориться с ним не удалось, и в Рождество 1877 года произошло восстание — солдаты в Санта-Крусе вывели Ибаньеса на площадь и провозгласили создание Федерации. Была создана Военная хунта Восточного федерального штата, в которую вошли Ибаньес (военный и финансовый министр) и ещё два человека[11]. Федеральная хунта сразу же издала прокламацию, в которой признала верховную власть президента Боливии. Однако Даса отказался доверить Ибаньесу управление Санта-Крусом. Не подчинились Ибаньесу и другие города департамента кроме столицы и Чикитания. Ибаньес принялся устанавливать власть в провинции — лично организовал успешный военный поход против непокорного города Вальегранда. Защищавшая этот населённый пункт национальная гвардия была разбита, сам город взят игуалитариями. Однако стало известно, что к Санта-Крусу приближаются президентские войска во главе с военным министром Карлосом де Вильегасом[12]. Ибаньес с 300 людьми и 2 пушками бежал из Санта-Круса, куда без боя уже 9 марта вступили президентские части[13]. Хотя Вильегас объявил амнистию всем добровольно сдавшимся, но президент Даса её отменил и были проведены репрессии. Ибаньес и шесть его сторонников были схвачены в конце апреля 1877 года в местечке Сан-Диего около границы с Бразилией и после быстрого суда расстреляны 1 мая того же года[14].
Напишите отзыв о статье "Ибаньес, Андрес"
Примечания
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 47
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 48
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 49
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 50
- ↑ 1 2 Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 51
- ↑ 1 2 Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 53
- ↑ 1 2 3 Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 54
- ↑ 1 2 Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 59
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 61
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 63
- ↑ 1 2 Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 66
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 72
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 72 — 73
- ↑ Щелчков А. А. «Революция равенства» в Санта-Крусе (1876—1877) // Латиноамериканский исторический альманах. — 2009. — № 9. — С. 74
Ссылки
Отрывок, характеризующий Ибаньес, Андрес
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
