Гонейм, Мухаммед Закария

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ибд эль Гомейн»)
Перейти к: навигация, поиск

Гоне́йм Мухаммед Закария (Захария; 19051959) — египетский египтолог и археолог.





Биография

Мухаммед Гонейм окончил Каирский университет в 1934 году, где он занимался на кафедре египтологии, основанной русским египтологом В. С. Голенищевым, который был первым руководителем этой кафедры с 1924 по 1929 годы. После окончания университета Мухаммед Гонейм работал сначала хранителем Департамента древностей в Саккара, а затем, в 1939 году получил должность Главного инспектора Департамента древностей в Саккара. В качестве инспектора Департамента древностей учёный успел поработать в Асуане, в Эдфу (Идфу), в фиванском некрополе в Луксоре, какое-то время занимал эту должность для всего Южного Египта.

9 марта 1951 года Мухаммеда Гонейма снова перевели инспектором в Саккара. На этом посту учёный принимал активное участие в раскопках в некрополе Саккара, а также изучал храм Униса, расположенный близ Мемфиса. 27 сентября 1951 вернулся к раскопкам в Саккара, и 29 января 1952 сделал открытие, принёсшее ему мировую известность: обнаружил там остатки незавершённой пирамиды, засыпанной песками пустыни. Раскопки этой пирамиды продолжались несколько лет, и 31 мая 1954 года Гонейм вступил в погребальную камеру, где обнаружился нетронутый алебастровый саркофаг. Путём анализа надписей на печатях от сосудов и путём сравнительного анализа незаконченной пирамиды и гробниц фараонов III династии Гонейм доказал, что обнаруженное в пирамиде имя, обведённое в серех Хора, вероятно принадлежит неизвестному до тех пор наследнику Джосера — Сехемхету. Таким образом, открытая Гонеймом пирамида стала считаться второй по древности в Египте после пирамиды Джосера.

Мухаммед Закария Гонейм погиб при трагических обстоятельствах (безосновательно обвинённый в нелегальной контрабанде древностей, Гонейм бросился в Нил) в 1959 году. Его мраморный бюст выставлен перед Египетским музеем в Каире.

Опубликованные работы

  • The buried pyramid. Longmans, Green; — L., N. Y., 1956.
  • The lost pyramid. Rinehart; — N. Y., 1956 (русский перевод: Потерянная пирамида. — М.: Географгиз, 1959. — 118 с.: илл.).
  • Excavations at Saqqara: Horus Sekhem-khet, the unfinished step pyramid at Saqqara; Impr. de l’Institut français d’archéologie orientale; Le Caire, 1957

Издание на русском языке

Напишите отзыв о статье "Гонейм, Мухаммед Закария"

Литература

Отрывок, характеризующий Гонейм, Мухаммед Закария

– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.