Иберо-Америка

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ибероамерика»)
Перейти к: навигация, поиск

Ибе́ро-Аме́рика — определение, использующееся со второй половины XIX века для обозначения части мира, объединяющей испано- и португалоязычные государства Европы и Латинской Америки.

Термин происходит от названия Иберийского (Пиренейского) полуострова, на котором располагаются Испания и Португалия, захватившие в XVI-XVII веках земли Центральной и Южной Америки.

В России термин употребляется сравнительно редко, однако при МГИМО имеется Иберо-Американский центр, специализирующийся на иберо-американистике. При Институте Латинской Америки РАН существует Ассоциация исследователей ибероамериканского мира, издается журнал «IberoAmérica» на испанском языке.





История

История Иберо-Америки начинается с завоевательных походов конкистадоров в страны Южной Америки.

В XVI-XVII веках под властью испанской короны были объединены почти все земли Центральной и Южной Америки. Часть земель находилась под властью португальской короны.

Государства Иберо-Америки

  • Испаноязычные государства: (более 400 миллионов человек)
Аргентина 38,747,000
Боливия 9,182,000
Венесуэла 26,749,000
Гватемала 12,599,000
Гондурас 7,205,000
Доминиканская республика 8,895,000
Испания 47,116,000
Колумбия 45,600,000
Коста-Рика 4,401,000
Куба 11,269,000
Мексика 107,029,000
Никарагуа 5,487,000
Панама 3,232,000
Парагвай 6,158,000
Перу 27,968,000
Пуэрто-Рико 3,955,000
Сальвадор 6,881,000
Уругвай 3,463,000
Чили 16,295,000
Эквадор 13,228,000
  • Португалоязычные государства: (около 200 миллионов человек)
Бразилия 196,342,592
Португалия 10,495,000
  • Каталоноязычные государства:
Андорра 69,150

См. также

Напишите отзыв о статье "Иберо-Америка"

Ссылки

  • [www.oei.es Сайт Организации иберо-американских государств]

Отрывок, характеризующий Иберо-Америка

Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.