Ибн Хаджар аль-Аскаляни

Ибн Хаджар аль-Аскаляни
араб. ابن حجر العسقلاني
Верховный судья с 1423 по 1448 год (с перерывами)
Личная информация
Имя при рождении:	Ахмад ибн Али ибн Мухаммад ибн Али ибн Махмуд
Отец:	Али ибн Мухаммад ибн Али
Богословская деятельность
Ученики:	Список
Оказал влияние:	шафииты
Редактирование Викиданных

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

В Википедии есть статьи о других людях с лакабом Шихабуддин, куньей Абуль-Фадль, именем Ахмад и насабом ибн Хаджар.

Шихабу-д-дин Абу-ль-Фадль Ахмад ибн Али аль-Аскаляни, более известный как Ибн Хаджар аль-Аскаляни (араб. ابن حجر العسقلاني‎; 18 февраля 1372, Каир — 2 февраля 1448, Каир) — известный исламский учёный-богослов и историк. Удостоился высокого звания шейх ислама (шайху ль-ислам) и предводитель правоверных в хадисах (амир аль-му’минин фи ль-хадис).

Биография

Его полное имя: Шихабуддин Абуль-Фадль Ахмад ибн Али ибн Мухаммад ибн Мухаммад ибн Али ибн Махмуд ибн Ахмад ибн Ахмад ибн аль-Канани аль-Аскаляни аль-Мисри аш-Шафии аль-Канани. Родился в 1372 году в Каире. Детство прошло на родной земле, где он выучил наизусть Коран, «Аль-Хави» и «Аль-Мухтасар» Ибн аль-Хаджиба и другие труды.

В сопровождении одного из опекунов он отправился в Мекку, где посещал уроки известных алимов. Для усовершенствования своих знаний об исламе он посещал уроки и лекции знатоков хадисов в Хиджазе, Шаме, Египте. В течение 10 лет Ибн Хаджар обучался у З. аль-Ираки. Кроме того он обучался у С. аль-Балькини и Ибн аль-Мулаккина. После обучения Ибн Хаджар получил разрешение преподавать исламские науки.

Ибн Хаджар преподавал толкование священного Корана, мусульманское право и искусство проповеди в нескольких медрасе. Он читал проповеди в аль-Азхаре, центральной мечети ‘Амра (Египта) и многих других местах. Среди его учеников было много признанных ученых.

Более двадцати лет Ибн Хаджар занимался юриспруденцией. Вначале он выполнял обязанности судьи в Египте, а затем — в Шаме (Сирия). Ему предлагали пост Верховного судьи. Долгое время он отказывался от поста верховного судьи, однако 12-го числа месяца Мухаррам 1423 года ему пришлось занять этот пост. Спустя некоторое время он подал в отставку, но ему ещё семь раз приходилось занимать этот важный пост. Последний раз он подал в отставку в 1448 году. Это был тот самый год, когда богослов скончался.

Ибн Хаджар аль-Аскаляни умер в ночь на субботу, после вечернего намаза 18-го Зуль-хиджа 1448 года.

Библиография

Ибн Хаджар — автор 150-ти трудов по всем исламским наукам. Эти труды получили признание и известность ещё при жизни автора. Многие из них были приобретены мусульманскими правителями и наместниками. Вот некоторые труды Имама:

• «Ад-Дурар аль-Камина фи А’йан аль-Миа ас-Самина»;
• «Аль-Исаба фи Асма ас-Сахаба»;
• «Аль-Кауль аль-Мусаддад фи Забб ‘ан Муснад аль-Имам Ахмад»;
• «Аль-Мукаддама»;
• «Аль-Хисаль аль-Мукаффира»;
• «Ат-Такриб»;
• «Базль аль-Ма’ун»;
• «Булуг аль-Марам мин Адиллат аль-Ахкам»;
• «Диван аль-Хутаб»;
• «Диван аш-Ши’р»;
• «Ибн аль-Хаджиб»;
• «Итхаф аль-Махара»;
• «Мулаххас ма Йукаль фи ас-Сабах ва аль-Маса»;
• «Муштабах ан-Нисба»;
• «Нухбат аль-Фикр ва Шархуха»;
• «Та’джиль аль-Манфа’а би Риджаль аль-Арба’а»;
• «Тальхис аль-Хабир фи Тахридж Ахадис ар-Рафи’и аль-Кабир»;
• «Тахзиб ат-Тахзиб»;
• «Тахридж аль-Кашшаф»;
• «Тахридж аль-Масабих».

Но самый значимый труд Ибн Хаджара — Пятнадцатитомный «Фатх аль-Бари фи Шарх Сахих аль-Бухари». Это толкование известного сборника хадисов «Аль-Джами’ ас-Сахих» имама аль-Бухари. Ибн Хаджар написал предисловие к этому труду в 813-м году по хиджре. Спустя четыре года он начал работу над самой книгой и завершил свой труд в первых числах месяца Раджаб 842-го года по хиджре.

Исторический трактат «Китаб анба ал-гамбр биабна ал-амр» (извещение о неразумных детях века) используется современной исторической наукой (См. например, В. В. Трепавлов. История Ногайской Орды. Москва. «Восточная литература»,2002).

Ссылки

• [darulfikr.ru/node/1151 Имам Хафиз Ибн Хаджар аль-Аскаляни]. Даруль-Фикр.Ру (28 ноября 2009). Проверено 29 июля 2014.

Отрывок, характеризующий Ибн Хаджар аль-Аскаляни

– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.