Ибрагимов, Галимджан Гирфанович

Галимджан Гирфанович Ибрагимов
Дата рождения:	12 марта 1887(1887-03-12)
Место рождения:	деревня Султанмуратово, Стерлитамакский уезд, Уфимская губерния (ныне Аургазинский район республики Башкортостан)
Дата смерти:	21 января 1938(1938-01-21) (50 лет)
Место смерти:	Казань, Татарская АССР, СССР
Род деятельности:	писатель, языковед, редактор, общественный деятель
Жанр:	проза, рассказ, повесть
Язык произведений:	татарский
Дебют:	1907 (рассказ «Изгнание из медресе Заки-шакирда»)
Награды:	Герой Труда

Галимджан Гирфанович Ибрагимов (тат. Галимҗан Гирфан улы Ибраһим Ğalimcan Girfan ulı İbrahim, 12 марта 1887, д. Султанмуратово, Стерлитамакский уезд, Уфимская губерния (сейчас Аургазинский район) — 21 января 1938, Казань) — татарский писатель и языковед, общественный деятель. Один из зачинателей татарской советской литертуры.

Герой Труда (1932). Был репрессирован. Реабилитирован 24 сентября 1955 года.

Обучение

• Домашнее образование — родился в семье муллы.
• 1899 — поступил в медресе «Хусаиния» (Оренбург).
• 1906—1908 — шакирд медресе «Галия».

Писатель, редактор, издатель

Дебютировал автобиографическим рассказом «Изгнание из медресе Заки-шакирда» (1907). В 1910 вышел первый сборник рассказов «Начало весны» («Яз башы»). Написал рассказы и повести «Судьба татарской женщины», «Старый батрак» («Карт ялчы», 1912), «Дети природы» («Табигать балалары», 1914), романов «Молодые сердца» («Яшь йөрәкләр», 1912), «Наши дни» («Безнең көннәр», 1920) и др. Его творчество оказало влияние на развитие художественной прозы тюркоязычных народов.

Редактор ж. «Безнең юл» («Наш путь»), «Мәгариф» («Просвещение»), де-факто «Ан» (Казань); газеты «Чулпан». Совместно с Фатыхом Сайфи-Казанлы выпускал газету «Ирек» («Воля»).

Научная и преподавательская деятельность

Автор трудов по татарской филологии и лингвистике.

• «Татарская грамматика» (1911),
• «Теория литературы» (1916),
• «Методика преподавания родного языка» (1918).

Преподавал (с 1913 года, в медресе «Галия»).

Возглавлял Академический центр Наркомпроса республики (1925—1927) (снят за «активную националистическую деятельность»).

В феврале 1926 года Ибрагимов возглавил делегацию ТатАССР на I Всесоюзном тюркологическом съезде (Баку), посвященном вопросам латинизации письменности тюркоязычных народов, где он выступил против латинизации.

Революционная деятельность

В 1912 году переехал в Киев, где при его активном участии возникает тайная мусульманская студенческая организация.

В 1913 году арестован и в том же году освобожден за недостаточностью улик. Долгое время находился под надзором полиции.

Тема революции стала одной из главных в творчестве писателя. В романе «Наши дни» описал события революции 1905 года и боевую дружбу русских и татарских рабочих. В повести «Сказание о красных цветах» (1920), в романе «Глубокие корни» (1928) дан образ борца за Советскую власть.

В 1917 году избран в Всероссийское учредительное собрание в Уфимском избирательном округе по списку № 3 (левые мусульмане, эсеры (татары)).

Послереволюционная деятельность

• В 1920—1924 — сотрудник Издательского отделения Центрального бюро Комитета народов Востока при ЦК РКП(б) и ж. «Красный Восток», преподаватель Коммунистического университета в Казани.
• В 1925 — председатель Академического центра при Наркомате просвещения, член коллегии Наркомпроса ТАССР.
• До 1937 работал заместителем председателя Мусульманского комиссариата при Наркомате национальностей по переводу и изданию на татарский язык сочинений В. И. Ленина..

Арест

3 августа 1937 года в Ялте Ибрагимов был арестован, сдан в горотдел и после прибытия в Казань помещен в тюремную больницу НКВД ТАССР. Суда над писателем не было, не было никакого приговора, но его произведения были изъяты из библиотек, а имя запрещено к употреблению. Следствие было прекращено в связи со смертью писателя 21 января 1938 года.

Память

ГЕРОЮ ТРУДА

Гр. Ибрагимову Галимджану Гирфановичу

Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, отмечая Вашу выдающуюся и исключительно полезную деятельность в области социально-культурного развития татарских трудящихся масс, выразившуюся в создании классических произведений татарской художественной литературы, в издании специальных трудов по изучению классовой борьбы и революционного движения среди татар, а также учитывая Вашу активную общественную работу, — награждает Вас званием Героя Труда.

Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета М. Калинин

И. О. Секретаря Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Н. Новиков

Москва, Кремль.

11 ноября 1932 года.

№ 118

— В. П. Россовский. Герои Труда. Калуга, 1999

• Посмертный памятник Ибрагимову стоит на Арском кладбище в городе Казани.
• Имя Ибрагимова присвоено Казанскому институту языка, литературы и истории АН Республики Татарстан.
• В 1987 году в родной деревне писателя был открыт музей.
• В Казани есть Проспект Ибрагимова.
• В Казани в честь Г. Г. Ибрагимова названа Татарская Гимназия № 17, во дворе которой установлен бюст писателя.
• В Уфе в честь Галимджана Ибрагимова названа улица — Бульвар Ибрагимова, где ему установлена мемориальная доска.
• Художник Ханиф Хабибрахманов создал барельеф Ибрагимова.

Литература

• Большая Советская энциклопедия: В 30 т. Том 9. — 3-е изд. — М., 1969—1978. — С. 621.
• Россовский В. П. Герои Труда: Биографический справочник. — Калуга: Золотая аллея, 1999. — 256 с.
• Поварисов С. Ш. Галимджан Ибрагимов и татарский литературный язык: Учебное пособие. — Уфа: Башкирский государственный университет, 2009.
• Поварисов С. Ш. Галимджан Ибрагимов — величайший мастер художественного слова. — Уфа: Гилем, 2012. — 376 с.

Отрывок, характеризующий Ибрагимов, Галимджан Гирфанович

– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.