Ивановское (Москва)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ивановское — бывшее село в России, вошедшее в состав Москвы в 1960 г. Находилось на территории современного района Ивановское.[1]



История

Село Ивановское впервые упоминалось в 1576 г.[1]

Село очень сильно пострадало в годы Смутного времени и к середине XVII в. значилось как пустошь, входящая во владения села Измайлова. По приказу царя Алексея Михайловича в 1660-е годы её снова заселили и восстановили. Крестьян привезли со всей страны, а также из Белоруссии, где в то время шла война с Польшей.[1]

В 1666 г. была восстановлена деревянная церковь Рождества Иоанна Предтечи. По описанию 1687 г., в храме в Ивановском было два придела: Василия Великого и страстотерпца Георгия.[1]

Долгое время Ивановское числилось присёлком Измайлова.[1]

В 16651669 гг. недалеко от Ивановского были построены две земляные плотины — Ивановская и Лебедевская, при которых находились две мельницы. В Ивановском выращивали рыбу, а южнее Лебедянского пруда находился тутовый сад для разведения шелкопряда.

К 1700 г. в приселке насчитывалось 69 дворов и он принадлежал Дворцовому ведомству. В 1744 г. сенокосные луга Ивановского стали владениями знаменитого Измайловского зверинца. К 1760 г. число дворов увеличилось до 83, а количество жителей — до 417 человек.[1]

В 1801 г. была построена и освящена каменная церковь Рождества Иоанна Предтечи в стиле классицизма. Храм с приходским кладбищем находились у Старой Владимирской дороги.[1]

Во время войны 1812 г. Ивановское шли боевые действия. Сохранился доклад генерал-лейтенанта Голицына М. И. Кутузову от 17 сентября 1812 г.:[1]

«Адъютант мой, узнав от мужика, что в 11 верстах от Москвы в селе Ивановском французы грабят, дал знать казакам, кои, дождавшись ночи, на них напали и всех захватили в плен, из которых двух ранили. С нашей стороны никакой потери не было. Пленных 11 человек: 7 пруссаков, 3 поляка, 1 француз; при конвое препровождены во Владимир к г. гражданскому губернатору».

В 1859 г. в Ивановском значилось 84 двора, в которых проживало 570 человек. К 1881 г. количество дворов увеличилось до 110. В конце XIX в. Ивановское входило в состав Пехорской волости. К югу от села, между Гиреевом и Реутовом, работал свечной завод. Местные жители выращивали картофель, овёс и рожь. После 1860 г. местные крестьяне стали сдавать принадлежавшие им земли в аренду. В первой половине XIX в. в Ивановском появились бумагопрядильное предприятие московского купца С. А. Мазурина, шёлковые фабрики Д. А. Денисова и П. А. Дурнеевой, стеариновый завод Г.Гирш и ткацкая фабрика Г.Миллер.[1]

В 1926 г. в Ивановском находилось 218 дворов и 169 крестьянских хозяйств. Население составляло 1275 человек. После 1928 г. в селе был организован колхоз «Вперед», занимавшийся животноводством и земледелием.[1]

Во время Великой Отечественной войны недалеко от села находились подразделения противовоздушной обороны, которые защищали столицу от налетов немецкой авиации.[1]

Село Ивановское вошло в состав Москвы в 1960 г. Часть села была снесена из-за строительства Кольцевой автодороги. В 19721973 гг. здесь началось массовое жилищное строительство.[1]

Напишите отзыв о статье "Ивановское (Москва)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 История московских районов. Энциклопедия/под ред. Аверьянова К. А.. - М.: Астрель, АСТ, 2008. - 830c.



Отрывок, характеризующий Ивановское (Москва)

В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.