Ивановское (усадьба)

Об усадьбе Барятинских см. Марьино

Усадьба
Ивановское
Главный дом с флигелями
Страна	Россия
Местоположение	Московская область, Подольск, Парковая улица, 1
Тип здания	усадьба
Архитектурный стиль	палладиева архитектура
Основатель	Фёдор Андреевич Толстой
Первое упоминание	1627
Основные даты: начало XIX века
Здания: Главный усадебный дом, флигеля, домик управляющего
Известные насельники	Фёдор Андреевич Толстой, Аграфена Фёдоровна Закревская, Александр Алексеевич Бахрушин
Статус	Объект культурного наследия РФ № 5010353000

Ивановское — богатая дворянская усадьба в одноименном селе на берегу реки Пахры. Со 1-й половины XX века находится в черте города Подольска и соседствует с современными жилыми кварталами. Внутри усадьбы — музей.

При Толстых

Усадьба, принадлежавшая в XVIII веке Головиным, была отстроена в камне в самом начале XIX века сенатором и библиофилом, графом Фёдором Толстым (1758—1849). Разбогатев за счёт брака с внучкой горнозаводчика Мясникова, он собрал одну из самых полных в России того времени коллекций редких книг и рукописей. Его родной брат Илья — дед Льва Толстого.

Большой господский дом классической архитектуры (6-колонный, первоначально 2-этажный) обращён фасадом к берегу Пахры, укреплённому каменной террасой. В центре среднего этажа, который считался парадным, помещался большой лепной зал в два света, где проходили балы и приёмы, с камином в стиле Людовика XVI. К дому примыкали два флигеля, в которые можно было попасть по низким каменным переходам. «Рассчитанный на отражение в реке, на чудесную раму зелени, дом в Ивановском со стороны сада казался очень стильным и выдержанным».

В основе оформления Ивановского дворца — колонные лоджии коринфского ордера с фронтоном на главном и парковом фасадах здания. Этот мотив прямо заимствован у Палладио, оформлявшего подобными портиками в лоджиях сооружаемые им виллы венецианских вельмож. Для облика данного типа усадебного дома характерна также ровная гладь стен, прорезанных строгими прямоугольниками окон и лишенных какого бы то ни было декора.

— М. М. Дунаев

Ещё ближе к речному откосу высилось двухэтажное здание померанцевой оранжереи с выпуклой полуротондой двусветного зала, где так же находился крепостной театр. До новейшего времени подобные деревенские театры сохранились, кроме Ивановского, только в Останкине, Архангельском, Ольгове и Люблине.

При Закревских

Дочь и наследница графа Толстого, Аграфена Фёдоровна, известна сегодня благодаря крылатым строкам Пушкина: «И мимо всех условий света Стремится до утраты сил, Как беззаконная комета В кругу расчисленном светил». После свадьбы графини Толстой с блестящим военным Арсением Закревским дом в Ивановском видел многих из его боевых товарищей — героев 1812 года.

Перед тем, как быть назначенным в 1848 году московским генерал-губернатором, граф Закревский целых 17 лет провёл в отставке. Эти годы он посвятил усовершенствованию имений своей супруги, и в первую очередь Ивановского. «Вся Москва съезжалась сюда», — свидетельствовал служивший под началом Закревского писатель Маркевич.

Одну пару флигелей Закревский надстроил до высоты главного дома, а другую соединил с ними крытыми галереями, со стороны парадного двора придав усадьбе вид несколько чопорный и скучный (традиционный для николаевского времени «комод»). В правом крыле была оборудована домовая церковь. Треугольный фронтон был украшен гербом владельцев.

Своего рода большим залом под открытым небом становится обширный парадный двор усадьбы, ограниченный дворцом, двумя флигелями и решетчатой оградой с пропилеями в центре. Декор флигелей получил после перестройки явные палладианские мотивы — сочетания портиков с полуциркульными арками и фронтонами. С парадного двора посетитель попадает в не менее торжественный вестибюль, оформленный тосканскими колоннами. Вестибюль — и это необычно для классицизма — занимает всё пространство между дворовым и парковым фасадами.

— М. М. Дунаев

При Закревских парк пополнился малыми архитектурными формами (из которых уцелел только один павильон) и был обнесён каменной оградой. Подъездную лестницу украсили мраморные статуи. Панораму закрытого парадного двора довершали пропилеи с ампирной решёткой и памятный знак в честь покойного патрона Закревского — графа Н. М. Каменского.

Новейшее время

После отмены крепостного права супруги Закревские отбыли из России во Флоренцию, где провели закат своей жизни. Графиня А.Ф.Закревская продала имение своей дальней родственнице графине Софье Келлер, дочь В. А. Бобринского.

В 1870-е гг. графиня Келлер была вынуждена уступить Ивановское в уплату долгов богатым московским купцам Бахрушиным. Новые хозяева владели имением сообща, пока в 1903 году глава семейства А. А. Бахрушин не выкупил у родственников доли и не передал Ивановское в единоличное владение своему сыну Владимиру (1853—1910), отцу советского академика. Облик имения при Бахрушиных запечатлён на некоторых полотнах Борисова-Мусатова. После смерти в 1916 году старика Бахрушина усадьба была отдана московским властям с целью устройства на территории детского приюта.

Вслед за Октябрьской революцией барский дом в Ивановском был разорён и отдан под общежитие. В 1980-е гг. заброшенное здание было отремонтировано силами ПТУ при Подольском машиностроительном заводе; с 1987 г. здесь действует Музей профессионального образования. Щит у ограды сообщал, что «реставрация ведется по инициативе ГПТУ-27 при участии подольского машиностроительного завода имени Орджоникидзе; руководит работами Герой Социалистического Труда А. А. Долгий».Сохранились следы былых интерьеров, полы из наборного паркета.

• Ivanovskoye.jpg

  Вход в музейный комплекс в 2003 году. После перекраски 2010 года декоративные детали стало непросто разглядеть на фоне белых стен.

• Podolsk, Ivanovskoe airview.jpg

  Усадьба с высоты птичьего полёта

• Ивановское. Дом управляющего, построен при Ф. А. Толстом в кон. 18 в..JPG

  Домик управляющего

• Восточный флигерь (торец).jpg

  Торец восточного флигеля

• Боковой западный флигель усадьбы Ивановское. 15.12.12..JPG

  Боковой западный флигель

• Подольск, Ивановское. Театр..JPG

  Сцена театра

Примечания

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 5010353000

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Ивановское
• [nataturka.ru/usadiba/ivanovskoe.html История и фотографии усадьбы]

Отрывок, характеризующий Ивановское (усадьба)

– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.