Иванов, Антон Андреевич

Анто́н Андре́евич Ивано́в — русский скульптор, воспитывался в 1824—1836 в Императорской академии художеств, где его главным наставником был С. И. Гальберг.

Получив малую золотую медаль за барельеф: «Святой Иоанн Креститель проповедует народу», в 1835, и большую золотую медаль за статую «Юноши, играющего в городки» (находятся в академическом музее), в 1839, отправился в Рим, в качестве пенсионера академии, провёл там шесть лет, и по после своего возвращении Санкт-Петербург, в 1846, получил звание академика.

Вскоре за этим, как один из лучших русских скульпторов того времени, был приглашён участвовать, вместе с Н. Ромазановым и А. Логановским, в украшении внешних стен московского Храма Христа Спасителя горельефными изваяниями святых, но в самом разгаре работ по этому заказу умер в 1852. Из его произведений достойны внимания гипсовые барельефы: «Христос исцеляет слепца» и «Исцеление бесноватого», в домовой церкви Академии художеств, статуя апостола Петра, в церкви Шуваловского парка в Парголове, мраморный бюст президента российской академии А. С. Шишкова (находится в Императорской Академии наук) и в особенности мраморные статуи: «Парис» и «Юноша Ломоносов на своей родине», исполненные в Риме и хранящиеся в Эрмитаже.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Иванов, Антон Андреевич

Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.