Иванов, Евгений Николаевич

Иванов, Евгений Николаевич
Дата рождения	1936(1936)
Дата смерти	1991(1991)
Страна	СССР СССР Украина Украина
Профессии	оперный певец, педагог
Певческий голос	бас
Награды	Лауреат украинского конкурса вокалистов (1957), вторая премия международного конкурса имени Джордже Энеску в Бухаресте (1964)

Иванов Евгений Николаевич (26 мая 1936 — 7 апреля 1991) — оперный певец (бас), заслуженный артист УССР (1964), педагог, профессор Одесской консерватории.

Евгений Иванов учился у П. В. Голубева в Харьковской консерватории, которую и закончил в 1959 году. Во время учёбы в консерватории Е. Н. Иванов был солистом Харьковской областной филармонии, затем Одесского театра оперы и балета, в котором проработал двадцать пять лет. В этот период в репертуар Е. Н. Иванова входят такие партии как Иван Сусанин, Мельник, Борис Годунов, Фальстаф, дон Базилио, Лепорелло, Мефистофель, Гремин, Карась. В 1971 году вместе с супругой, заслуженной артисткой Украины, профессором пианисткой Людмилой Ивановой, записал цикл романсов Сергея Рахманинова.

Начиная с 1964 года, Е. Н. Иванов преподавал в Одесской консерватории, где у него стажировались такие исполнители как Паата Бурчуладзе и Мария Гулегина. Среди учеников Иванова народный артист России М. Кит, заслуженные артисты Украины В. Митюшкин и В. Навротский, заслуженный артист Беларуси О. Мельников, заслуженный артист России Г. Кораблев, заслуженный артист России и Украины А.Цилинко, заслуженный артист Узбекистана В. Браун, победитель конкурса им. Глинки Д. Харитонов, лауреат международных конкурсов С. Задворный. Доцент (1977), затем профессор (1987) кафедры сольного пения, заведующий кафедрой оперной подготовки.

Лауреат украинского конкурса вокалистов (1957). Завоевал вторую премию международного конкурса имени Джордже Энеску в Бухаресте (1964). Член жюри международных конкурсов, в том числе конкурсов им. М. Глинки и Ф. Шаляпина, конкурсов вокалистов в Бильбао (Испания) и Вервье (Бельгия).

Публикации о Евгении Иванове

• Евгений Иванов // Красн. знамя. Харьков. 1964. 10 июня.
• Успехи молодого певца // Знамя коммунизма. Одесса. 1964. 5 июля.
• Петров И. Встреча с классикой // Белгород. правда. 1981. 2 августа.
• Любовь и музыка (К 70-летию со дня рождения Е. Н. Иванова). Художники-Литераторы-Артисты-Музыканты № 148 (8490). 5 октября 2006 г.

Отрывок, характеризующий Иванов, Евгений Николаевич

Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.