Иванов, Иван Иванович (военачальник)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Иванович Иванов
Дата рождения

15 (28) января 1897(1897-01-28)

Место рождения

д. Трупехино, Старорусский уезд, Новгородская губерния, Российская империя[1]

Дата смерти

8 июля 1968(1968-07-08) (71 год)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империяСССР СССР

Род войск

Пехота

Годы службы

19161955

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

187-я стрелковая дивизия
8-я стрелковая дивизия
18-й стрелковый корпус
124-й стрелковый корпус
85-й стрелковый корпус

Сражения/войны

Первая мировая война
Гражданская война в России
Советско-польская война
Великая Отечественная война

Награды и премии

Иван Иванович Иванов (15 [28] января 1897, д. Трупехино, Новгородская губерния[1] — 8 июля 1968 года, Москва) — советский военный деятель, генерал-лейтенант. Герой Советского Союза.





Начальная биография

Иван Иванович Иванов родился 15 (28) января 1897 года в деревне Трупехино[1] в крестьянской семье.

Окончив четыре класса частной гимназии в Санкт-Петербурге, работал наборщиком в типографии «Русская воля».

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В 1916 году был призван в ряды Русской императорской армии. В том же году окончил школу прапорщиков, после чего командовал взводом на Юго-Западном фронте.

Принял участие в Октябрьской революции.

В июле 1918 года вступил в ряды РККА. Принимал участие в Гражданской войне. Командовал ротой 14-го Гатчинского стрелкового полка (12-я стрелковая дивизия), с августа 1919 года — ротой Первых Советских пехотных курсов.

Воевал на Южном фронте против белогвардейских войск под командованием генерала Деникина, в 1919 году был ранен.

С июня 1920 года принимал участие в советско-польской войне, командовал батальоном 106-го стрелкового полка (12-я стрелковая дивизия, 4-я армии, Западного фронта), а затем в военных действиях против петлюровцев.

Межвоенное время

В 1921 году Иванов окончил Высшие повторные курсы усовершенствования командного состава в Харькове, после чего командовал батальоном в 7-м, 3-м и 1-м отдельном полках частей особого назначения (ЧОН) в Харькове. С декабря 1923 года командовал отдельным батальоном ЧОН, а с июля 1924 по сентябрь 1925 года — ротой ЧОН.

В 1925 году Иванов вступил в ряды ВКП(б).

В 1926 году окончил курсы физического образования начальствующего состава РККА в Ленинграде, после чего командовал ротой и батальоном в 70-м стрелковом полку 24-й стрелковой дивизии.

В 1931 году окончил курсы усовершенствования комсостава РККА «Выстрел» и с июня 1931 года командовал 26-м отдельным пулемётным батальоном.

В 1935 году заочно окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе.

С января 1936 года командовал 260-м, затем — 132-м стрелковыми полками 87-й и 44-й стрелковых дивизий (Украинский военный округ).

В 1939 году окончил Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Академии Генерального штаба РККА и с апреля 1939 года работал на должности помощника командира 72-й стрелковой дивизии, а с июля 1940 года командовал 187-й стрелковой дивизией.

Великая Отечественная война

С июня 1941 года принимал участие в военных действиях на фронтах Великой Отечественной войны. В начале июля 1941 года дивизия под командованием Иванова была переброшена на Западный фронт, где принимала участие в Смоленском сражении в составе 45-го стрелкового корпуса (13-я армия), а затем 21-го стрелкового корпуса (21-я армия).

С августа 1941 года дивизия оборонялась на Гомельском направлении в составе 28-го стрелкового корпуса 21-й армии, затем — на Конотопском и Черниговском направлениях. 15 сентября 1941 года Иван Иванович Иванов был тяжело ранен.

В январе 1942 года вернулся в строй и был назначен на должность командира 8-й стрелковой дивизии. Принимал участие в летних оборонительных сражениях на Елецком направлении. В феврале 1943 года дивизия участвовала в Малоархангельской наступательной операции.

С июня 1943 года командовал 18-м стрелковым корпусом. Корпус отличился в боях в августе 1943 года, в том числе при освобождении города Дмитровск-Орловский в ходе Орловской наступательной операции.

1516 сентября корпус в районе деревни Щитцы (Лоевский район, Гомельская область) форсировал реку Днепр, захватил и удержал плацдарм, обеспечив успешное форсирование Днепра войсками 65-й армии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 октября 1943 года за умелое и грамотное командование войсками стрелкового корпуса, образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм генерал-майору Ивану Ивановичу Иванову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 1704).

18-й стрелковый корпус участвовал в Бобруйской наступательной операции, в боях при наступлении на барановичско-слонимском и барановичско-брестском направлениях, в Люблин-Брестской наступательной операции, а также при освобождении населённых пунктов Осиповичи, Барановичи, Слоним, Черемха.

В феврале 1945 года генерал-лейтенант Иван Иванович Иванов был назначен на должность командира 124-го стрелкового корпуса, который в ходе Восточно-Прусской операции освободил города Вормдитт и Мельзак, а в ходе Кёнигсбергской наступательной операции принимал участие в штурме Кёнигсберга и очищении от врага берегов залива Фришес-Хафф.

Послевоенная карьера

С марта 1946 года работал на должности старшего преподавателя Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

С июня 1946 по октябрь 1949 года командовал 85-м стрелковым корпусом, а с марта 1950 по январь 1952 года работал на должности заместителя командира 41-го стрелкового корпуса. Однако Иванов вскоре был отстранён от должности и был зачислен в распоряжение Главного управления кадров Военного министерства, а затем был арестован, а 2 октября 1952 года осуждён Военной Коллегией Верховного суда СССР к лишению свободы с лишением воинского звания. Постановлением Верховного Совета СССР от 2 октября 1952 года лишен звания Героя Советского Союза и наград. Почти сразу он был уволен из рядов армии, но в 1953 году Иван Иванович Иванов был освобождён, а приговор был отменён. 14 августа 1953 года был восстановлен в звании Героя Советского Союза, в прежнем воинском звании и вскоре был направлен на учёбу.

В 1954 году окончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова и в июле 1954 года был назначен на должность помощника командующего войсками Северного военного округа по военно-учебным заведениям.

В апреле 1955 года генерал-лейтенант Иван Иванович Иванов вышел в запас, после чего жил в Москве, где и умер 8 июля 1968 года. Урна с прахом Ивана Ивановича Иванова хранится в колумбарии Новодевичьего кладбища (секция 129, ряд 8, ниша 3).

Награды

Звания

Память

Напишите отзыв о статье "Иванов, Иван Иванович (военачальник)"

Примечания

  1. 1 2 3 Ныне — Поддорский район, Новгородская область, Россия.
  2. [www.podvignaroda.ru/filter/filterimage?path=VS/099/033-0686043-0092%2B003-0090/00000161.jpg&id=19634376&id1=b8f6aceb863150a3fcda244265737669 Наградной лист]. Подвиг народа. Проверено 3 января 2014.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8320 Иванов, Иван Иванович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Иванов, Иван Иванович (военачальник)

Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.