Иванов, Константин Васильевич (поэт)
Поделись знанием:
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
| Иванов Константин Васильевич | |
| Пăртта Кĕçтентинĕ | |
 | |
| Место рождения: |
Слакбаш, Белебеевский уезд, Уфимская губерния, Российская империя[1] |
|---|---|
| Место смерти: |
Слакбаш, Белебеевский уезд, Уфимская губерния, Российская империя[1] |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1906-1908 |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
Константи́н Васи́льевич Ивано́в (чуваш. Пăртта Кĕçтентинĕ; 15 [27] мая 1890, Слакбаш[1] — 13 [26] марта 1915, там же) — чувашский поэт, классик чувашской литературы.
Содержание
Биография
Детство
Родился в чувашской крестьянской семье рода Пртта (чуваш. "Пăртта"). В роду ценилось образование — дед, тётка по отцу, многие родственники были грамотны. Отец К. Иванова был одним из богатых людей в округе, в хозяйстве использовал знания по агрономии и экономике.
С восьми лет Константин посещает сельскую начальную школу, которую заканчивает в 1902 году, учится в Белебеевском городском училище. Затем отец устраивает его в подготовительный класс Симбирской чувашской учительской («яковлевской») школы.
В симбирской школе
Через 2 года пятнадцатилетний юноша становится учащимся 1-го класса (курса) центрального чувашского образовательного центра.
Здесь Константин Иванов увлекается литературой, много читает произведения по русской и западноевропейской культурам, проявляет интерес к живописи, скульптуре. Д. Петров-Юман вспоминает о встречах с поэтом:Когда я говорил с Константином, разговор всегда переходил на тему мировой литературы. Помню, часто спорили о «Божественной комедии» Данте, о «Фаусте» Гёте. С возрастом Константин начинает всё больше интересоваться произведениями поэтов-классиков. Когда был моложе, он интересовался Пушкиным и Лермонтовым. Помню, как однажды у меня я читал ему «Чайльд-Гарольда» Байрона. В другой раз он принёс мне «Историю славянских литератур» Пыпина
Шестнадцатилетний юноша, выезжая домой на каникулы, записывает семейные предания и воспоминания стариков-односельчан, тексты заговоров, народных молений. Всё это впоследствии наложит огромный опечаток на его понимание национальной самобытности художественного творчества народа.
Работа над переводами «Псалтыри» и др. религиозных текстов по просьбе Ивана Яковлева также сыграла большую роль в формировании мировоззрения писателя.
В становлении личности К. Иванова значительную роль сыграло его тяга к живописи — он даже готовился поступить в Академию художеств. Помимо сего, он овладевает профессионально фотографическим мастерством — на его снимках запечатлены многие эпизоды из симбирского периода жизни.
Литературная деятельность
На события 1905—1907 годов он выпускает «чувашскую марсельезу» (Вставайте, подымайтесь, чуваши!). За участие в революционных митингах Яковлев вынужден распустить 1-й класс.
Позже, когда «затихают страсти», Иван Яковлевич привлекает Иванова для работы в комиссии по переводу к изданию книг на чувашском языке. В сентябре-декабре Константин Васильевич переводит стихотворения М. Ю. Лермонтова «Узник», «Волны и люди», «Парус», «Горные вершины», «Утёс», «Чаша жизни» и др., много сил отдает чувашскому переложению «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Им же переведены тогда отрывки из произведений Н. П. Огарёва, А. В. Кольцова, Н. А. Некрасова, а также отдельные стихи А. Н. Майкова, К. Д. Бальмонта.
В 1907—08 гг. поэт создаёт целый ряд оригинальных произведений: трагедию «Шуйттан чури» (Раб дьявола), баллады «Тимĕр тылă» (Железная мялка), «Тăлăх арăм» (Вдова), завершает поэму «Нарспи». К 40-летнему юбилею Симбирской чувашской учительской школы К. Иванов посвящает стихотворение «Хальхи самана» (Наше время). В 1908 году в Симбирске выходит книга «Чăваш халапĕсем» («Сказки предания чуваш»).
В 1909 году К. Иванов при Симбирской классической гимназии экстерном сдаёт экзамен на звание народного учителя рисования в женском двуклассном училище при учительской школе. Здесь Константин Иванов реализовывает себя и как художник, и как переводчик, и как редактор, составитель, корректор. Поэт готовится к созданию либретто для оперы «Нарспи», переводит «Песнь песней», создаёт декорацию к сценам из оперы «Иван Сусанин».
Иванов известен не только как автор стихов, поэм, переводов классической русской литературы, но и как мастер портретной живописи, автор графических и скульптурных работ[2]
Поэма «Нарспи»
В 1907—1908 годах издаются его сказки, баллады и поэма «Нарспи», которая считается наиболее совершенным из всех его поэтических творений. В ней повествуется о трагической любви бедняка Сетнера к девушке Нарспи, дочери богатых родителей. Глубокая ненависть к социальной несправедливости, мечта об освобождении чувашского народа от оков морали старого общества — вот основные мотивы творчества народного чувашского поэта.
Поэма «Нарспи» переведена на многие языки мира. В частности, на русский язык её перевёл Пётр Хузангай. По её мотивам создано несколько пьес, а на сцене Чувашского театра оперы и балета поставлена и опера.
Также поэму на русский язык переложил Борис Иринин.
Кончина поэта
Осенью 1914 года К. Иванов, заболев туберкулёзом, уезжает к себе на родину. 13 марта 1915 года в возрасте 25 лет он умирает.
Мнения писателей о поэте
Яков Ухсай, народный поэт Чувашии:Мустай Карим, народный поэт Башкортостана:Имя Иванова — это мощная песнь, пролетающая по поднебесью
Александр Жаров:Я никогда не перестану удивляться и поражаться чудом, имя которому Константин Иванов. О нём я сужу не только по его широкой славе, а по свету, звучанию, аромату, по сути каждой его поэтической строки. Ибо как сопереводчик «Нарспи»—на башкирский язык я испытывал неописуемый праздник в себе от прикосновения к этому шедевру, от причастности к нему. В Иванове я вижу высшее проявление раскованного творящего духа нации. Он дал беспредельную свободу чувашскому слову и долговечную жизнь ему. Это был неповторимый взлёт
Широкой рекой льётся по чувашской земле песенный голос Константина Иванова.Слова его песни, которые народ произносил тайком, вполголоса в годы царского деспотизма, зазвучали свободно, в полный голос на родном языке в наше советское время.
Эти слова зазвучали сегодня и по-русски, и по-украински, и по-татарски, и по-башкирски, и на многих языках. Лучшие мысли и чувства Иванова воспринимаются нами так, как будто он, Константин Иванов — наш современник.
В чём сила этих мыслей и этих чувств? Сила их в том, что они были мыслями и чувствами самого чувашского народа. Многие чаяния народа, его стремления и мечты выразил Константин Иванов, сказавший незабываемые слова о могуществе человека, создавший чудесную поэму о борьбе за свободу людей от власти, от вековых предрассудков, от тягостных пут старого мира
Память о К. В. Иванове
- В честь поэта названы улица и сквер в Чебоксарах, его имя носит Чувашский академический театр драмы.
- Литературный музей в Чебоксарах носит имя Иванова К. В.[3]
- В д. Слакбаш открыт мемориальный музей поэта.
- В год 100-летия со дня рождения поэта на XXV сессии ЮНЕСКО 1990 год был объявлен Годом Константина Васильевича Иванова.
- В 1991 году выпущена монета в честь столетия К. В. Иванова. Номинал — 1 рубль. На аверсе изображен герб СССР и надписи "СССР", "1 рубль", "1991". На реверсе - профиль поэта, надписи "1890-1915", "К. В. ИВАНОВ".
- 2015 год в Чувашской Республике объявлен Годом К.В. Иванова[4].
Фотогалерея
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Памятник К.В.Иванову на Красной площади в Чебоксарах
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Бюст К.В.Иванова в сквере Иванова в Чебоксарах
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Мемориальная табличка в начале улицы Иванова в Чебоксарах
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Чувашский академический театр драмы имени К.В.Иванова
Напишите отзыв о статье "Иванов, Константин Васильевич (поэт)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Ныне — Белебеевский район, Башкортостан, Россия.
- ↑ [lib.a-grande.ru/ivanov.php Моя родина-Башкортостан]
- ↑ [www.chnm.ru/we/branches/ivanov/ Сайт литературного музея им. К. В. Иванова]
- ↑ [gov.cap.ru/laws.aspx?gov_id=712&id=189692 Указ № 110 от 04 августа 2014 г. «Об объявлении в Чувашской Республике 2015 года Годом К. В. Иванова»]
Литература
- Яковлев И. Я., «Моя жизнь: Воспоминания», Москва, изд-во «Республика», 1997.
- Литературный Слакбаш : путеводитель / Мин-во культуры и по делам национальностей Чуваш. Респ. ; Авт.-сост. А. Дмитриев; фот. В. Исаева, Р. Рахимова ;отв. за вып. В. Афанасьева. — Чебоксары : Чувашия, 1996.- 24 с.: ил.
- Константин Васильевич Иванов : тĕпчев ĕçĕсем / И. Н. Ульянов ячĕллĕ чăваш патшалăх университечĕ; В. Г. Родионов пухса хатĕрленĕ. — Шупашкар: Чăваш университечĕн изд-ви, 2000.- 84 с.
- Пушкин, В. Н. Кам-ши вăл Нарспи? : (литературăри сăнарсене çĕнĕлле ăнланасси) / В. Н. Пушкин ; Чăваш Республикин вĕренÿ институчĕ. — Шупашкар, 1994. — 31 с.
- Родионов. В. Г. К. В. Иванов хайлавĕсен пултарулăхла историйĕ / В. Г. Родионов ; И. Н. Ульянов ячĕллĕ чăваш патшалăх университечĕ. — Шупашкар : Чăваш ун-чĕн изд-ви, 2000. — 36 с.
- Зотов, И. А. Живое наследие К. В. Иванова / И. Зотов. — Чебоксары : Чуваш. кн. изд-во, 1983. — 104 с.
- Литературный Слакбаш / авт. -сост. А. Дмитриев; фото В. Исаева, Р. Рахимова.- Чебоксары: Чувашия, 1996.- 24 с.
- Родники Слакбаша : лит. -краевед. сб. / сост. А. А. Кондратьев. — Уфа : Изд-во УГНТУ, 1996. — 170 с.
- Артемьев, Ю. Аслă Силпи ялĕнче // Артемьев, Ю. Ирĕк шухăшсем / Ю. Артемьев. — Шупашкар, 1991. — С. 149—164.
- Артемьев, Ю. М. К. В. Иванов : 1890—1915 // Артемьев Ю. М. Ĕмĕр пуçламăшĕ : 1900—1917 çулсенчи чăваш литература ист. очеркĕ / Ю. М. Артемьев.- Шупашкар, 1996. — С. 96-130.
- Артемьев, Ю. М. К. В. Иванов : [библиогр.] // Артемьев, Ю. Ĕмĕр пуçламăшĕ : 1900—1917 çулсенчи чăваш литература историйĕн очеркĕ / Ю. М. Артемьев.- Шупашкар, 1998. — С. 285—288.
- Артемьев, Ю. К. В. Иванов // Артемьев, Ю. XX ĕмĕр пуçламăшĕнчи чăваш литератури / Ю. Артемьев — Шупашкар, 1992. — С. 59-89.
- Васильев, П. Иванов палăкĕ : [сăвă] / Павел Васильев // Хыпар. — 2004. — 28 çу.
- Вăранăр, тапранăр, чăваш çыннисем! / Геннадий Юмарт пухса хатĕрленĕ // Хыпар. — 2000. — 26 çу. — («Хыпар» кĕнеки ; № 2 ; 16 с.)
- Гордеев, Д. Чунра çуралнă сăмах : Константин Иванов пирĕн пурнăçпа пултарулăхра / Д. Гордеев // Ялав. — 2000. — № 4. — С. 6-7.
- Ефимов, Г. Ачаранах… / Георгий Ефимов // Ялав. — 2000. — № 4. — С. 3-4.
- Ильин, С. Чăваш ăс-хакăлĕн йăлтăр çăлтăрĕ / С. Ильин // Клуб и нар. творчество. — 2000. — Апр. (№ 4).
- Лебедева, E. А. К. В. Иванов произведенийĕсене чăвашсен традициллĕ тĕнчекурăмĕпе çыхăнса вĕрентесси / E .А. Лебедева // Выполнение Закона «О языках в Чувашской Республике». — Чебоксары, 1996. — С. 39.
- Никитин, Ю. "Поэт юман пулса шавланă… : поэзии каçĕн сценарийĕ / Ю. Никитин // Клуб и нар. творчество. — 2000. — Апр. (№ 4).
- Овчинников, Н. Пурнăç йыхравĕ / Н. Овчинников // Ялав. — 2000. — № 4. — С. 8.
- Силэм, Ю. Пирвайхи юрату…/ Ю.Силэм // Ялав. — 2000. — № 7. — С. 78-80.
- Ставский, М. К. Ивановăн эстетика тавракурăмĕ / М. К. Ставский // Григорьев, Н. Сăмах вăйне туйса / Н. Григорьев. — Шупашкар, 1992. — С. 151—159.
- Станьял, В. «Аттесен ăрăвĕ кайса пĕтрĕ…» / В. Станьял // Хыпар. — 1994. — 4 юпа.
- Теветкел, Н. Константин Иванов «Нарспи» поэма вулать : [сăвă] / Н. Теветкел // Хыпар. — 2004. — 28 çу.
- Трофимов, Л. Поэт шăпине татса панă… / Л. Трофимов // Тăван Атăл. — 2000. — № 4. — С. 66.
- Юмарт, Г. Юмах еккипе : К. В. Иванов литература ĕçне тытăннăранпа 100 çул çитнĕ май / Г. Юмарт // Хыпар. — 2004. — 28 çу.
- Абрамов, В. Категория «Время» в стилевой системе К. Иванова // Абрамов, В. Сăмахпа сăнар сипечĕ / В. Абрамов. — Шупашкар, 1998. — С. 59-66.
- Волков, И. Поэт в памяти народной / И. Волков // Чебоксар. новости. — 2000. — 25 апр.
- Быкова, Г. Он вдохнул в народ веру / Г. Быкова // Совет. Чувашия. — 2000. — 27 мая.
- Долгов, В. «Благослови, поэт» / В. Долгов // Совет. Чувашия. — 2000. — 27 мая.
- Оленкина, И. Тяга к мольберту и кисти / И. Оленкина // Совет. Чувашия. — 2000. — 27 мая.
- Питернова, В. «Наш мальчик рвется в Симбирск…» / В. Питернова; фоторепродукция Л. Данилова // Совет. Чувашия. — 2000. — 26 февр.
- Ставский, М. Константин Иванов и мировая классика / М. Ставский // Лик Чувашии. — 1996. — № 5-6. — С. 107—111.
- Убасси, С. Гений чувашской поэзии / С. Убасси // Совет. Чувашия. — 2000. — 20 мая.
- Хлебников, Г. Я. Волшебство и мудрость поэзии Константина Иванова : творческий путь поэта ; Своеобразие художественной палитры К. В. Иванова ; Трагизм характеров и психологизм сюжета //Хлебников, Г. Я. Чувашская литературная классика и её наследники / Г. Хлебников. — Чебоксары, 2001. — С. 57-108.
- Юман, М. Константин : воспоминание / М. Юман; пер. с чуваш. В. Степанова// Лик Чувашии. — 1996. — № 3-4. — С. 85-86.
- Юхма, М. Поют соловьи на речке Слак… / М. Юхма // Республика. — 2000. — 26 мая (№ 20). — С. 6.
- Яковлев, Ю. Прорезывая тьму : опыт толкования картины Ю. Зайцева «Портрет с чертополохом в руке» / Ю.Яковлев // Лик Чувашии. — 2000. — № 2. — С. 63-66.
- Леонидов А. [www.vatandash.ru/index.php?article=1307 «Вселенная ликует, светлой радости полна...»] // Ватандаш. — 2005. — Апрель.
Ссылки
- [www.grani21.ru/news/2015-god-v-chuvashskoj-respublike-objavlen-godom-kv-ivanova/В год 100-летия со дня рождения поэта на XXV сессии ЮНЕСКО 1990 год был объявлен Годом Константина Васильевича Иванова]
- [pg21.ru/news/view/72230 Константин Иванов стал главной фигурой 2015 года в Чувашии]
- [www.museum.ru/M1794 Сайт музея в д. Слакбаш]
- [www.gap.archives21.ru/default.aspx?page=./3698/6283 120 лет со дня рождения К. В. Иванова]
- [bashkortostan450.ru/celebrities/writers/ivanov/ Константин Иванов]
- [www.peoples.ru/art/literature/poetry/national/constantin_ivanov/ Константин Иванов]
- [nasledie.nbchr.ru/personalii/people/ivanov/ Выдающиеся люди Чувашии: Иванов Константин Васильевич]
- [www.lib.cap.ru/w_270505.asp Константин Васильевич Иванов]
Отрывок, характеризующий Иванов, Константин Васильевич (поэт)
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Белебеевском районе
- Родившиеся в Уфимской губернии
- Умершие в Белебеевском районе
- Умершие в Уфимской губернии
- Поэты по алфавиту
- Поэты Российской империи
- Поэты XX века
- Поэты Башкортостана
- Переводчики по алфавиту
- Переводчики Российской империи
- Переводчики XX века
- Переводчики прозы и драматургии на чувашский язык
- Переводчики поэзии на чувашский язык
- Переводчики с русского языка
- Писатели по алфавиту
- Константин Иванов
- Выпускники Симбирской чувашской учительской школы
- Чувашские писатели
- Чувашские поэты
- Писатели Башкортостана
- Умершие от туберкулёза
