Иванов, Михаил Васильевич (актёр)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Иванов
Фотооткрытка серии Актёры Советского кино
Михаил Васильевич Иванов, 1957 год
Род деятельности:

актёр театра и кино

Дата рождения:

1 ноября 1905(1905-11-01)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская Империя

Гражданство:

Российская Империя
СССР СССР

Дата смерти:

6 ноября 1980(1980-11-06) (75 лет)

Место смерти:

Ленинград, СССР

Награды и премии:

Михаил Васильевич Иванов (1 ноября 1905, Санкт-Петербург, — 6 ноября 1980, Ленинград) — советский актёр театра и кино, Заслуженный артист РСФСР (1964). Известен многолетней работой в Большом драматическом театре им. М.Горького, ролями в кино и выступлениями на эстраде.





Биография

Михаил Иванов родился в Санкт-Петербурге в многодетной семье. Отец Василий Иванович — мастер патронного завода, мать Татьяна Михайловна — домашняя хозяйка. В 1918 году стратегический завод был эвакуирован в Симбирск, Ивановы, как и другие семьи рабочих, переехали в Поволжье.

В 1923 году Михаил Иванов вернулся в Петроград, где устроился на завод «Русский дизель» чертёжником. Одновременно занимался в Ленинградской государственной художественной студии. В 1929 году был принят в труппу Большого драматического театра, в 1935 году окончил студию актёрского мастрества при БДТ. Обладая тонким юмором и эксцентрическим даром, был занят во многих ролях классического и современного репертуара.

С 1935 года Михаил Иванов снимался в кино, чаще в эпизодических ролях, снялся более чем в 50 фильмах. В 1964 году был удостоен звания Заслуженный артист РСФСР. Умер в 1980 году. По некоторым источникам дата смерти — 14 ноября[1]. В браке с актрисой Юлией Осиповной Блюменфельд имел двух дочерей.

Роли в театре

Фильмография (избранное)

Напишите отзыв о статье "Иванов, Михаил Васильевич (актёр)"

Примечания

  1. [tremasov.ucoz.ru/load/ivanov_mikhail_vasilevich/1-1-0-258 Иванов Михаил Васильевич ] // Авторский сайт Алексея Тремасова

Ссылки

Отрывок, характеризующий Иванов, Михаил Васильевич (актёр)

– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.